Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глава IV. Плач Рати [136](в переводе опущена)

Рати рыдает по убитому супругу и хочет, согласно обычаю, сжечь себя на костре. Но голос с небес останавливает ее, обещая, что Мадана возродится, когда Шива женится на Парвати.

Глава V. Обретение желанного

1Узрела царевна сожжение Камы,
Узрела царевна неистовство Шивы,
Узрела погибель заветной надежды
И тщетной своей красотой погнушалась.
2Иной красоты пожелала царевна,
Иной красотой награждается подвиг;
Ценой дорогой обретешь, не иначе,
Такую любовь и такого супруга.
3Подвигнута вечной своею любовью,
Подвижницей стать пожелала царевна;
В слезах обнимала царевну царица.
Обету дочернему скорбно противясь:
4«Тебе бы домашним богам помолиться!
Не вынесешь подвига, нежная телом!
Опасно цветку даже крылышко птичье,
Выносит он разве что крылышко пчелки».
5Однако незыблема воля царевны,
Поэтому все уговоры напрасны.
Стремление вечное кто превозможет,
Кто вверх по течению воду направит?
6К царю посылает наперсницу дева
И просит отца, непреклонная духом,
Обитель ей выделить в девственных дебрях,
Где будет увенчан победою подвиг.
7Решеньем дочерним доволен родитель;
Она, получив от отца разрешенье,
Достигла вершины, где жили павлины:
Вершиною Гаури горы гордятся.
8Царевна решительно сбросила жемчуг,
Враждебный, бывало, сандалу [137]на персях;
Корою неласковой, красной, как солнце,
Высокие груди себе натрудила.
9И в спутанных прядях без всякой прически
Осталось лицо несказанно прекрасным;
Не только в круженье пчелиного роя,
Во мхах ослепительный лотос прекрасен.
10И, пояс тройной травяной надевая, [138]
От боли подвижница затрепетала,
И молча страдала, и молча терпела,
Себе натрудившая поясом бедра.
11Рука неустанная, верная четкам,
Хоть ранены пальцы травою священной,
Забыв притирания, мяч позабыла,
Который от персей отпрыгивал, красный.
12Бывало, красавицу ранят на ложе
Цветы, покидая порою прическу;
Теперь в изголовии руки-лианы,
На голой земле восседать подобает.
13И, свой тяжелейший обет соблюдая,
Царевна в лесах отдала на храненье
Лианам богатство движений прелестных,
Смущенные взоры застенчивым ланям.
14Свои деревца на заре поливала,
Как будто кормила десятки младенцев,
И первенцев этих любила не меньше,
Чем сына родного потом полюбила.
15Довольные скудным лесным угощеньем,
К ней лани ласкались, пугливые гостьи,
Глаза ненаглядные в трепете взоров
С глазами царевны сравнить позволяя.
16Как носит кору вместо тканей тончайших
И как, неустанная, жертвы приносит,
Взглянуть приходили премудрые старцы:
Не ведают возраста мудрость и святость.
17Враждебна врожденной вражде добродетель,
Которая в дебрях пречистых царила:
Плодов не жалели деревья прохожим,
Священному пламени рады растенья. [139]
18Однако подобные подвиги тщетны,
Желанное все-таки недостижимо;
Суровее прежнего стала царевна
Смирять беззащитное нежное тело.
19Царевна, бывало, играть уставала,
Подвижница в подвигах неутомима;
Как золото лотосов, дивное тело;
Оно безупречно: и нежно и прочно.
20На солнце четыре костра зажигала
И в зной среди них неподвижно сидела,
С улыбкой сидела, нежнейшая в мире,
И, не отрываясь, глядела на солнце. [140]
21И, солнцем палимое неутомимым,
Лицо хорошело, как царственный лотос,
И разве что возле очей удлиненных
Наметились еле заметные тени.
22Постилась она и при этом питалась
Небесною влагой [141]и лунным сияньем;
Жила, как деревья живут вековые,
Которым неведома пища другая.
23Огнем опаленная неугасимым, [142]
Палимая жаром костров разведенных,
Впервые в году окропленная с неба,
Дымилась она, как земля, истомившись.
24Ресницами пойманы, губы поранив,
На персях высоких дробились дождинки.
И, три ненаглядные складки минуя,
В глубокой ложбинке скрывались нескоро.
25На голых камнях, без покрова и крова,
Заснувшую в ливень под ветром холодным,
Бросая на спящую молнии-взоры,
Подвижницу видели зоркие ночи.
26Зимою в студеной воде застывала,
И ветер и снег выносила во мраке,
Всю ночь сострадая тоскующим птицам,
Которые жалобно плачут в разлуке.
27Ночами, лицом благовонна, как лотос,
Блистая во тьме лепестками-устами,
Воде в изобилии лотосов мерзлых
Являла подвижница подлинный лотос.
28Опавшей листвою питаться — заслуга
Для тех, кто себя беспощадно смиряет,
Но даже листвы не вкушала царевна:
«Безлистной» подвижницу мудрые звали.
29Отшельников неколебимых и строгих,
Подвижников неуязвимых и стойких
Она превзошла, уязвимая телом,
Душой непреклонна в суровых обетах.
30И в дебрях лесных появляется некто,
Живое подобие а́шрамы первой [143],
Нечесаный, шкурою черной одетый,
Пришел, опираясь на брахманский [144]посох.
31Прекрасная Парвати [145]вышла навстречу,
Приветом почтив благородного гостя:
Не только подвижников более славных,
Подвижники равных приветствовать рады.
32Приветствие принял он, как подобает;
Мгновенно усталости как не бывало.
Царевне в глаза посмотрел он спокойно,
И, как полагается, заговорил он:
33«Здесь трав и деревьев священных довольно?
И вдоволь воды? Расскажи мне, поведай!
И силы для подвига в теле довольно?
Без тела, поверь, добродетель напрасна!
34На длинных лианах, взращенных тобою,
Уже появляются первые листья,
Устам уступая, которые ныне
Без всякой помады накрашенных краше?
35Священные травы ты скармливать рада
Назойливым лакомкам, ласковым ланям, [146]
Чьи нежные очи в тревожном движенье
Подобны зеницам твоим неподвижным?
36Недаром слывет красота безгреховной:
Прекрасная, ты превзошла воздержаньем
Отшельников стойких, подвижников строгих,
Мудрейшим из мудрых пример подавая.
37Не столько небесной рекой цветоносной, [147]
Чьи белые благоухают улыбки,
Не столько богатствами, сколько тобою
Отец богоравный с потомством прославлен.
38В сокровище тройственном этого мира,
Наверное, выше всего Добродетель,
Превыше Любви и превыше Богатства:
Тебя привлекает одна Добродетель. [148]
39Тобою привеченный гостеприимно,
Я свой, не чужой: не чуждаются гостя!
Согласно благим наставленьям блаженных,
Сближаются близкие мудрою речью.
40Поэтому, как любознательный брахман,
Тебе, терпеливой, тебе, справедливой,
Дерзаю задать я вопрос откровенный;
Ответить изволь, если это не тайна!
41Рожденье в роду безначального Брахмы,
Все прелести мира в едином обличье,
Богатство, которого жаждать не надо,—
Все это твое. Разве этого мало?
42Не спорю, красавицы, твердые духом,
В несчастии могут решиться на подвиг,
Но я не постигну, какое несчастье
Постигло тебя, красоте угрожая.
43Твоя красота недоступна печали,
Домашние не оскорбляют красавиц;
Не тронет никто драгоценного камня,
Который украсил змеиное темя.
44Зачем украшеньями пренебрегаешь,
Одетая старческой красной корою?
Нет, юная ночь не торопится к солнцу,
Луною и звездами пренебрегая. [149]
45Небесного рая взыскуешь напрасно:
Окрестные горы — обитель блаженных;
Взыскуя супруга, томиться не стоит;
Не ищут владельца себе самоцветы.
46Вздыхаешь ты, — значит, по мужу томишься;
Однако позволю себе усумниться;
Достойных тебя женихов я не вижу.
Неужто достойный тебя отвергает?
47Не верится что-то! Неужто жестокий
Тебя не жалеет, когда в беспорядке
Соломою рисовой волосы виснут
И словно забыты цветами ланиты?
48Тебя, истомленную подвигом долгим,
Тебя, опаленную солнцем полдневным,
Подобную бледной луне на ущербе,
Неужто тебя не жалеет любимый?
49Гордыня, видать, обуяла счастливца,
Когда заставляет он дивные очи
Взирать на полдневное гневное солнце,
Как будто нельзя на любимого глянуть.
50Доколе ты будешь томиться, вздыхая?
Моею заслугою в этом рожденье
Готов я, пожалуй, с тобой поделиться,
Желанного только бы ты назвала мне!» [150]
51С догадливым брахманом спорить не смея,
Не смея при этом открыться чужому,
Подвижница молча мигнула подруге
Очами, забывшими черную краску.
52Подруга почтительно молвила гостю:
«Не стану скрывать, любознательный садху [151],
Зачем она тело на солнце сжигает,
Как будто цветок не сгорает на солнце.
53Презрела богов горделивая дева,
Желая того, кто трезубцем владеет
И прелести женской доступен едва ли,
Поскольку сожжен величайший прелестник.
54Оружием «хум» [152]отраженная сразу,
В полете своем не достигнув Пура́ри [153],
Ей сердце пронзила стрела роковая,
Сожженного лучника не посрамила.
55С тех пор, изнуренная гибельной страстью,
И ночью и днем, от сандала седая, [154]
На снежные глыбы ложилась напрасно,
Не зная покоя, сгорала царевна.
56Когда воспевали Пинакина [155]громко,
В слезах говорила невнятно такое,
Что плакали даже царевны-киннары,
Которым она подпевала, бывало.
57Дремать начинала не раньше рассвета,
Забудется сном — и проснется мгновенно.
«Зачем ты уходишь, постой, Нилакантха!» —
Мечту заклинала, обняв сновиденье.
58«Всеведущий ты, вездесущий, премудрый,
Любви моей только никак не приметишь»,—
Любимого втайне она упрекала,
Луною Венчанного вечно рисуя. [156]
59Желанного все-таки не обретая,
Не зная, как цели достигнуть иначе,
Отцовским согласьем она заручилась
И здесь поселилась, подвижница наша.
60Ты видишь: деревья уже плодоносят,
Взращенные нашей прилежной подругой,
А в сердце желанье, как прежде, бесплодно,
И первых побегов не видно поныне.
61Над ней, безутешной, рыдают подруги;
Неведомо только, когда, непреклонный,
Он к ней снизойдет, утоляя желанье,
Как дождь, над печальною сжалившись пашней».
62Без слов проницающий сердце любое,
Предвечный подвижник и вечный любовник,
Как будто нисколько не радуясь, молвил:
«Скажи мне, почтенная, это не шутка?»
63В ладони своей, словно в нежном бутоне,
Таила прозрачные бусины четок;
Недаром красавица думала долго,
Ответила коротко горная дева;
64«Да, все это правда, поверь мне, мудрейший!
Я здесь добиваюсь неслыханной чести,
Которую подвиг сулит мне как будто…
И недостижимого дух достигает».
65Сказал брахмача́рин: «Избранник достойный!
И ты пожелала себе господина,
Которому нравится всякая мерзость?
Одобрить мне трудно такое желанье!
66Повязана сладостной свадебной нитью,
Рука твоя нежная вынесет разве
Отвратное прикосновение Ша́мбху [157],
Которому змеи милее браслетов?
67Представь ты себя в одеянье невесты!
Наряд, на котором рисуются гуси, [158]
Твой свадебный шелк сочетается разве
Со шкурой слоновою кровоточащей? [159]
68Следы твоих ножек, окрашенных красным,
Привыкших ступать по цветам и циновкам,
Появятся там, где сжигают усопших,
Где волосы мертвых дымятся во мраке?
69Как хочешь, тебя невозможно представить
В объятьях Трехглазого — это нелепо!
На персях, которые просят сандала,
Останется пепел костров погребальных.
70Посмешищем сразу ты станешь, царевна!
Достойная только слонов наилучших
На старом быке восседать пожелала:
Почтенные зрители будут смеяться.
71Мне жалко прекрасных, и ту и другую,
Которых влечет богомерзкий Капа́лин [160];
Небесной луною давно завладевший,
Земную луну обесславит он тоже.
72Безродный урод, неимущий, бездомный,
Скиталец, одетый пространством всемирным,—
Жених незавидный, лишенный достоинств,
Которыми вправе гордиться невеста.
73Желанье дурное пора пересилить!
Твоя красота не такого достойна.
Позорным столбом заменять не пристало
Столба в средоточии древних обрядов».
74Дрожала губа оскорбленной царевны;
Лианы бровей изгибавшая в гневе,
Внимая речам неугодным, бросала
На дваждырожденного [161]взгляды косые.
75И, выслушав гостя, сказала царевна:
«Величие Хары тебе неизвестно.
Мирская слепая убогая низость
Постигнуть не в силах Великую Душу.
76Надеждой и страхом питается подвиг,
Отводит он беды, сулит он богатство;
Тому, кто превыше тревожной надежды,
Хранителю мира не надобен подвиг.
77Богатство дарует нам бог неимущий;
Живущий в соседстве костров погребальных,
Властитель миров, он воистину страшен,
Однако «Благим» [162], непостижный, зовется.
78Со змеями злобными вместо браслетов,
В роскошных шелках или в шкуре слоновой,
Украшенный черепом или луною,—
Во множестве обликов непостижимый.
79С Божественным сладостно соприкасаясь,
Святой чистотой заражается пепел,
Который потом рассыпается в пляске,
И пеплом таким натираются боги.
80Тому, кто на старом быке разъезжает,
На гордом слоне восседающий Индра
Пыльцою пурпурною древа мандара [163]
Стопы осыпает, корону склоняя.
81Обмолвился правдою ты, злоязычник,
Безродным назвав повелителя дерзко:
Ему подобает считаться безродным,
Когда Прародитель [164]— его порожденье.
82Довольно! Пускай говорил ты мне правду,
Пускай описанье твое достоверно,
Я сердцем к нему прилепилась навеки:
Не верит любовь оскорбительным слухам.
83Заставь брахмачарина [165]смолкнуть, подруга!
Ответить он хочет мне: дрогнули губы!
А тот, кто внимает речам богохульным,
Кощунствует сам, богохульствует молча.
84Мне лучше уйти!» Уходила царевна,
Кору на груди разорвав ненароком;
Ее задержал, перед нею возникнув,
С улыбкою тот, кто быком знаменован.
85Задрожала царевна, увидев любимого,
Не посмела ступить, отступить не осмелилась,
Как река, вековечным утесом задержана,
Не стояла, не шла, без опоры парящая.
86«Завладела ты мною навек, ненаглядная», —
Произнес покоренный неслыханным подвигом,
И в ответ истомленная сразу воспрянула,
Обретая желанного, сил преисполнена.
вернуться

136

Рати(«Страсть») — супруга бога любви Камадевы.

вернуться

137

Сандал— дерево со светлой пахучей древесиной, которая используется как приношение богам и для изготовления различных благовоний, мазей и др.

вернуться

138

Аскеты надевают пояса, сплетенные в три нитки из особой травы.

вернуться

139

Под влиянием аскезы Парвати природа вокруг нее преобразилась.

вернуться

140

Здесь изображена так называемая «аскеза пяти огней», предписываемая, например, «Законами Ману» (VI, 23).

вернуться

141

Небесною влагой… — Имеется в виду прежде всего роса.

вернуться

142

Огнем опаленная неугасимым— то есть солнцем. В строфах 23–24 муссонный дождь проливается на иссушенную аскезой Парвати.

вернуться

143

Первая ашрама— первая стадия в жизни брахмана, в течение которой он должен учиться и вести аскетический образ жизни.

вернуться

144

Брахман (Варны) — основные социальные группы, из которых, по представлениям индийцев, состояло общество: брахманы (жрецы), кшатрии (правители и воины), вайшьи (земледельцы, торговцы и др.), шудры (низшие слои, обслуживавшие прочих).

вернуться

145

Парвати(«Горная», «Дочь горы») — одно из имен Умы, дочери царя гор Хималайя.

вернуться

146

Смысл вопроса: «Не гневаешься ли ты на ланей, поедающих добытые тобою с трудом священные травы?» Контроль над гневом — непременное свойство аскета.

вернуться

147

Не столько небесной рекой цветоносной… — Речь идет о Ганге, текущей с Гималаев и улыбающейся рассыпанными по ней цветами.

вернуться

148

Здесь речь идет о трех целях человеческой жизни: дхарме (добродетели), артхе (богатстве), каме (любви).

вернуться

149

Структура сравнения здесь такова: юная Парвати = ранняя ночь; ее украшения = звезды и луна; старость = конец ночи, заря; красная кора, приличествующая старости = солнечный свет.

вернуться

150

Брахмачарин, ведя праведную жизнь, накопил религиозные заслуги и предлагает поделиться ими с Умой, чтоб помочь ей обрести желаемое.

вернуться

151

Садху— аскет.

вернуться

152

Вопль хум— оружие Шивы.

вернуться

153

Пурари— одно из имен Шивы.

вернуться

154

…от сандала седая… — Парвати сандаловой мазью покрывала лоб, чтобы остудить его, но сандал тут же высыхал и прахом оседал на волосах.

вернуться

155

Пинакин(«Лучник») — одно из имен Шивы.

вернуться

156

Луной Венчанный— Шива. Рисовать любимого — традиционное утешение для влюбленных.

вернуться

157

Шамбху— одно из имен Шивы.

вернуться

158

Наряд, на котором рисуются гуси… — На одежде невесты рисовали пары гусей.

вернуться

159

Со шкурой слоновою кровоточащей… — Шива носил на себе шкуру убитого им демона-слона Гаджасура.

вернуться

160

Капалин(«Украшенный черепами») — одно из имен Шивы.

вернуться

161

Дваждырожденный— здесь: брахман.

вернуться

162

Имя «Шива» может быть переведено как Благой.

вернуться

163

Мандара— коралловое дерево; по индийским представлениям, растет в небесном царстве Индры.

вернуться

164

Прародитель— Брахма.

вернуться

165

Брахмачарин— молодой брахман, который, согласно обычаям, учится и ведет целомудренный образ жизни.

9
{"b":"148278","o":1}