* * * Нам каждый — брат, и каждый закуток — Нам дом родной. Добра и зла исток — В душе у нас, а не вовне. Недуг Приходит сам — и сам уходит вдруг. Смерть не нова для нас. Мы от всего Отрешены. Не в радость радость нам, И горе нам не в горе… Наша жизнь — Лишь утлый плот, при вспышках грозовых, Несущийся по прихоти волны Вниз по реке. Удар о валуны — И плот в щепу!.. Мы, мудрецы, себя Не унижаем ни превозношеньем Властителей, ни слабых поношеньем. Аваней Кажейдин Йанейар [293] * * * Просить: «Подайте!» — осквернять уста. Отказывать в даянье — гнусота. Кто подает — благословен, но пуще Благословен даянье не берущий. До дна прозрачна глубь морская в тишь, Но жажды из нее не утолишь, И жаждущий натоптанной тропой Спускается к ручью, где водопой Для стад овечьих и коровьих. Пусть Вода мутна, она не солона, И жажду утоляет он сполна… К тебе я обращаю голос, Ори [294], Владыка, обитающий на взгорье! Ты привечаешь всех, равно любя. Просители, встречая твой отказ, Хулят свою судьбу, а не тебя. Зато один лишь милостивый твой Кивок — и, как из тучи громовой, На всех, кто припадет К твоим стопам, — прольется дождь щедрот. Тайам Каннанар из Ерукаттура [295] * * * Уже ночные звезды отцвели И падают, поблекшие… Велли́ [296]Одна сияет в серебристом блеске. Распелись птицы в ближнем перелеске. В пруду раскрыли лотосы глаза. И вдруг, как будто грянула гроза, Забили барабаны, возвещая О том, что утро ниспровергло ночь. Остаткам темноты уже невмочь Сражаться со сверкающим оружьем. В становье, расположенном окружьем,— Негромкий шум, предвестник пробужденья. Проснись и ты, о царь, в своем шатре, И повели на утренней заре Подать нам рис, и острую подливку, И пальмового сока — на запивку — В кувшинах драгоценных. Подари Нам одеянье, все в узорах дивных, Наряднее змеиной чешуи. Утишь своею щедростью мои Страданья, что лучей полдневных жгучей. Будь милостив, о властелин могучий Державы, где шести своим занятьям Спокойно предаются анданары, [297]Свое чело цветами увенчав. О Валаван! Наш покровитель славный! С тобой любая тягость нипочем. Скажи — мы океан пересечем. Взойдет на юге солнце? Ну и что ж? Ты нас от верной гибели спасешь. Порукой в том — бестрепетность твоя И смертоносность твоего копья! Из антологии «Калитохей» [298] Перунгадунго Прислужница госпожи — господину Ты в дальний поход снаряжаешься, о господин? Какая-то, видно, в душе у тебя червоточина. В пустыню твой путь, где, виденьем воды обмороченный, Я слышала, слон потерялся уже не один. Весь в мысли свои погруженный, рукою могучею Ты лук напрягаешь — и звонко поет тетива. С лицом опечаленным, словно подернутым тучею, Следит за тобой госпожа — ни жива, ни мертва. Примерив свои рукавицы и наручи прочные, Подушечкой пальца ты пробуешь стрел острия. Глаза у подруги твоей — как две чаши цветочные, Вечерней росою наполненные по края. В мечтах о добыче все радостней и дерзновеннее, От ржавчины ты отчищаешь метательный круг. Но, как лепестки, — лишь пахнет холодов дуновение,— Браслеты спадают, смотри, у жены твоей вдруг. [299] Зачем ты ее оставляешь? Тревогой волнуема, То плачет она, то безмолвствует, горе тая. В разлуке с тобою погибнет она неминуемо. Тогда воскресит ли ее вся добыча твоя? Прислужница госпожи — господину Сущее пекло — пустыня. Деревья там редки. Скупы на тень, как сквалыги на траты, их ветки. Никнут они, увядают, как молодость нищих: Тленье и гниль поселяются в их корневищах,— И погибают — безвинные люди на плахе. Стонет страна в безграничном отчаянье, страхе, Если бесчинствует царь, покрывая позором Царское имя свое, — и нет меры поборам Алчных советников. Всюду — одно запустенье. Не такова ли пустыня, лишенная тени? Путь твой — туда. Но об этом решенье суровом Ты, господин, не обмолвился дома ни словом. Знай госпожа — и, подобно горюющим вдовам, Плакать ей долгие ночи на ложе пуховом. Знай госпожа — и во тьме беспросветной, кромешной, Бедной вздыхать, предаваясь тоске безутешной. Чуть отодвинешься ты — утешать безуспешно! Как оправдаешься ты перед нею, безгрешной? Знай госпожа — и конец красоте и здоровью; Горькое горе приникнет к ее изголовью. Сердце ее, господин, обливается кровью, Если твой взгляд — хоть на миг — не пылает любовью. вернуться Каньян Пунгундран(букв.: «Певец с цветочной горы») — тамильский поэт, астролог. вернуться Аваней Кажейдин Йанейар(букв.: «Хозяин слона, жующего сахарный тростник») — поэт. вернуться Ори(Вальвильори, Аттанори) — властитель того времени, правил на холме Колли, Малабарское побережье. вернуться Тайам Каннанар из Ерукаттура— поэт родом из Ерукаттура (Танджурский округ). В его стихах много ценных исторических сведений. вернуться Велли(букв.: «Серебряная») — Венера. вернуться Державы, где шести своим занятьям // Спокойно предаются анданары… — Анданары— брахманы. Шесть их занятий: изучать веды и учить других, совершать обряды и управлять обрядами, совершаемыми другими людьми, давать и принимать приношения. вернуться Из антологии «Калитохей» — Антология (последняя из вышеупомянутых восьми) содержит сто пятьдесят стихотворений, написанных пятью поэтами в пяти тинеях. Размер — кали. Составитель и автор вступительного обращения к богу, а также одного из разделов — Налландуванар. Остальные четверо — Перунгадунго, Капилар, Наллуруд-диранан и Марудан Илянаханар. вернуться Браслеты спадают, смотри, у жены твоей вдруг… — Спадание браслетов из-за худобы — традиционный образ, описывающий жену, которая исхудала в разлуке с мужем. |
