Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Далее следует рассказ о Ким Чонге и той далекой поре, когда он расстался с любимой.

Вот, из отлучки вернувшись, Ким Чонг
бросился в сад Зимородков бегом. [1561]
Видит: все изменилось, все — словно в мире другом.
Буйные травы кустятся кругом,
больше никто не глядит из окна,
И кое-где обвалилась, ливнем размыта, стена…
Тень человека и та не видна,
еле заметны тропинки в саду.
Лишь зацветающий персик, так же как в прошлом году,
Светится весь у зари на виду.
Ласточки носятся прямо в дому,
Странной судьбой погруженном в холод, молчанье и тьму…
Страшно Ким Чонгу. Попался ему
туфли замшелый, затоптанный след.
Что это — вестник утраты или неведомых бед?
Но появился какой-то сосед,
и от него лишь Ким Чонг разузнал,
Что неповинный хозяин жертвой чиновников стал…
Он бы в ту пору и вовсе пропал,
если бы старшая дочь не спасла.
Кьеу, прелестная Кьеу, тело свое продала!
Скрыла ее непроглядная мгла,
доля ее никому не видна.
Вся же семья остальная полностью разорена.
Ван и Выонг с утра дотемна,
волею непостижимых судеб,
Перебиваются тяжко. Рок — беспощадно свиреп!
Ким пошатнулся, от слез он ослеп,
выспросил: где же ютится семья?
Долго искал и добрался он наконец до жилья…
Бедствуют там дорогие друзья,—
видно, ушли на работы вдвоем.
Сломанные камышины чуть закрывают проем,
Весь покосился глиняный дом!
Крохотный дворик, заросший травой,
Свалена старая рухлядь — и ни души в нем живой.
Путник с поникшей стоит головой:
Все это явь, хоть глазам ты не верь!..

Ким Чонг, выполняя волю своей любимой, женится на ее сестре Ван, а затем долгие годы посвящает розыскам Кьеу. Наконец наступил час их встречи.

Шелковый полог опущен в ночи,
персик щек разрумянила кровь…
Кьеу и Ким повстречались. Это встречается вновь
С давней любовью былая любовь.
Кьеу шепнула: «Горю, как в огне!»
Только не должен, любимый, ты прикасаться ко мне.
Знаю, ты предан Кьеу вполне,
только ведь я не могу никуда
Спрятаться от бесчестья, спрятаться от стыда.
Ведь о былом не забыть никогда!
Мерзость прилипла к лицу моему,—
Как же теперь от позора освободиться ему?
Как человеку, хоть одному,
ставши твоею, — в глаза посмотрю?
Как я приду к тебе с лаской, пусть я от страсти горю?
Стоит ли, милый, глядеть на зарю,
если окутана дымом она?
Пьют ли прокисшие вина, муть подымая со дна?
Разве увядшая роза нужна
чистому сердцу и верной любви?
Свежей розой любуясь, ты беспечально живи!
Нежную Ван ты женою зови,
а про меня позабудь… Позабудь!
Стану стыдом я терзаться, да и тебе как-нибудь
Может прокрасться сомнение в грудь,
можешь ко мне вражду ощутить.
Разве теперь мы сумеем страстно друг друга любить?
Разве о будущем можно забыть?
Выполнить надо свой долг перед ним.
Давние воспоминанья мы навсегда сохраним,
Мною ты будешь вовеки любим…
Нет, не затаптывай в землю меня,
Вянущий цвет мой лаская, счастье свое хороня!
Много в сестре молодого огня…»
Молвил Ким Чонг: «Наша клятва жива.
Рыба с водой неразлучна, с розовой почвой — трава.
Тут бесполезны пустые слова,—
сердце решает, родная моя!
В долгой разлуке тоскуя, жгучую муку тая,
Исколесил я чужие края
в думах о доле жестокой твоей.
Капелька страсти осталась, — смело доверимся ей!
Что нам до прошлого, что до людей!
На три рожденья и смерти с тобой
Связаны мы обоюдной, нерасторжимой судьбой.
Мы неподвластны невзгоде любой!
Вешняя ива еще молода.
Ты словно зеркало это — так же чиста и горда,
Пыли нет на тебе и следа;
В поисках радости, скрывшейся с глаз,
Верности я не утратил, клятва тверда, как алмаз.
Выше ценю тебя в тысячи раз.
Радость, как солнце, выходит из тьмы,
Словно весна наступает после суровой зимы.
Общего ложа не требуем мы.
Словно гроза, миновала беда,
Цитра и гусли связали наши сердца навсегда. [1562]
Нет! Не уйду от тебя никуда!»
Глянув на небо, что блещет вдали,
Кьеу в слезах поклонилась низко, до самой земли.
Молвила: «Да! Уберечь мы смогли
близость высокую родственных душ
Лишь потому, что прекрасен ты — добродетельный муж!
Если я снова воскресну к тому ж,
если увядший бутон расцветет,—
Может, счастье взаправду нас, повстречавшихся, ждет.
Речь твоя прямо от сердца идет…
Если друг друга мы поняли так,
Значит, станет духовным нерасторжимый наш брак.
Солнце восходит, кончается мрак!..
Честью и радостью жизни моей
Этой нынешней ночи, лучшей из тысяч ночей,
Я благодарна — как ливню ручей!
Да не кончаются добрые дни!..»
Свечи затеплив, друг дружку за руки взяли они.
Звездные затрепетали огни,
вспыхнуло чистое чувство в крови,
Радость в рубиновых чашах пела величье любви.

Япония

Вступительная статья В. Сановича

Примечания: А. Глускина (1566–1707), В. Маркова(1708–1878), А. Долин (1879–1886)

Очерк японской классической лирики

Последовательное непрерывное развитие изначальных основ — важнейшая черта японской поэзии. Прославленные своей лаконичностью лирические пятистишия (танка) и трехстишия (хокку) — лишь заоблачные листья и ветки тысячелетнего дерева, корни которого в очень древней земле. Море отделяло японские острова от континента, но оно и соединяло их с остальным миром. В течение сотен лет с начала нашей эры Япония была открытой страной. Волны миграций накатывались на нее, оставляя вечные, подчас незримые, складки на плотном песке среди морских трав, скал, искривленных ветром сосен…

вернуться

1561

…бросился в сад Зимородков бегом… — То есть в сад перед домом, где жила некогда Кьеу.

вернуться

1562

Цитра и гусли связали наши сердца навсегда. — Согласное звучание цитры и гуслей — традиционный образ из «Шицзина», символ супружеского согласия.

160
{"b":"148278","o":1}