С начала VI века Япония все теснее соприкасается с континентальной культурой. На острова попадают все новые переселенцы из Кореи и Китая. В страну приходит буддизм, одна из трех мировых религий, идеи китайской государственности, иероглифическая письменность, книги. В середине VII века здесь образуется сословная монархия с государственной собственностью на землю, надельной системой землепользования, прокладываются дороги с подставами, вводится территориальное деление.
Конец VII — начало VIII века — время подведения первых итогов; молодое японское государство стремится осмыслить то новое, что входило в жизнь страны. Осмыслить — означало и утвердить исконные основы, свое самостояние перед лицом мощной континентальной культуры. Способ был подсказан ею же. Слово, запись. Создаются первые книги Японии: исторические хроники, географические описания, изборник стихов. В «Записях деяний древности» («Кодзики», 712 г.) в стройном порядке повествуется об истории страны, утверждается божественное происхождение права государей Ямато (тогдашнее название страны) на власть. В «Описаниях земель» («Фудоки», VIII в.) подробно рассказывается о природе, обычаях жителей разных областей страны. В этих книгах записано множество местных мифов, сказаний, древних эпических и лирических песен. Первые японские книги писались по-китайски. Однако имена богов, легендарных воителей, царей, географические названия и песни, чтобы воспроизвести их в их подлинном звучании, были переданы фонетически, иероглифами независимо от их смысла или же — иероглифами, которые следовало читать как целое слово. Среди моря тысячелетних китайских письмен лежали живые острова японской речи.
Древняя поэзия вырастала из повседневной жизни, празднеств, битв, похоронного обряда насельников страны Тучных колосьев: охотников, рыболовов, земледельцев. Все пространство их жизни было обожествлено. Богами были сами горы, дороги в горах, деревья, злаки, реки, озера. (Лишь впоследствии духовная сущность феноменов природы как бы отделилась от них, принимая то страшные, то прекрасные зооморфные и антропоморфные образы.)
«Слово» и «деянье» по-японски обозначались одним и тем же словом («кото»). Мир, согласно японскому мифу, был создан по слову богов. Время в японской поэзии отсчитывается с разделения неба и земли. Первой страной земли стала Япония, и управляли ею потомки богини Солнца Аматэрасу — «Сияющей в Небесах», и других небесных и земных богов. Основа верований древних японцев — культ предков и сил природы, центральный миф — солнечный. Главным в их жизни были земледелие, выращиванье риса. Рождение песни тесно связано с земледельческим обрядом, различными календарными празднествами, брачными играми. Мощная жизнерадостность, благоговейное отношение к природе — подательнице урожая, плодов земли и моря — наполняли японскую песню. Ритм и мелодия словно диктовали смысл, ибо смысл был задан темой обряда, ходом годовых времен.
Эти свойства народного мелоса унаследовала первая антология японской поэзии «Манъёсю» — «Собрание мириад листьев». (Японцы издавна отождествляли слово с листьями растений.) В «Записях деяний древности», целью которых было выстраивание исторической истины, народные песни вложены в уста божественных предков. Рассказ об их деяниях — универсальный язык описания прошлого, и их песни — тоже ипостась истины («макото»). Миро-строительный, мистериальный отсвет лежит и на поэзии «Манъёсю». Этим и объясняется первозданная мощь, еще живущая в ее песнях, разнообразие тематики, напряженность чувства.
«Манъёсю» — наиболее яркое воплощение культуры эпохи Нара. Так называлось это время в истории Японии — по имени ее первой постоянной столицы. Она была построена по китайскому плану, по образцу китайской столицы Чанъани, с помощью китайских мастеров, но и архитектура, и композиция города отличались своими, японскими чертами — свободой и непринужденностью расположения жилых и храмовых ансамблей.
Создавалось «Манъёсю, видимо, на протяжение нескольких десятилетий VIII века. Точное время ее завершения неизвестно. Рукописи в средние века жили особой жизнью. Их могли изменять, вносить в них добавления… Неизвестно и имя ее составителя, хотя наиболее часто называют имя замечательного поэта Отомо Якамоти (718–783). Во всяком случае, для литераторов конца IX — начала X века изборник — как вполне определенная, помеченная временем целостность — несомненно существовал.
В «Манъёсю» двадцать книг-свитков. Одни составлены по хронологическому принципу (видимо, согласно указу государя); они сродни хронике, только здесь каждое событие отмечено песней. В других — песни разных земель страны; здесь название местности — словно зачин песни, а то и тема ее. Третьи — содержат песни четырех времен года. Некоторые свитки содержат фрагменты из недошедших до нас собраний стихов знаменитых поэтов. В «Манъёсю» в сложном единстве сосуществуют более четырехсот лет развития поэзии; по мнению ученых, большей частью здесь представлены песни V–VIII веков. Хотя многое связывает ее с глубокой древностью, антология принадлежит, повторим, литературе средневековой, любящей каталоги тем, жанров, поэтических форм. Уже устанавливается канон. Составители выделили три вида песен: разные песни, песни любви и плачи. Указаны основные поэтические формы в зависимости от количества стихов: нагаута («длинная песня») с неопределенным количеством пяти- и семисложных стихов, сэдока (песни гребцов) — шестистишия, построенные по схеме 5.7.7.5.7.7. И, наконец, танка («короткая песня») — пятистишия, где чередуются стихи в 5.7.5.7.7 слогов (в «Манъёсю» этот заданный на века размер еще не всегда строго выдерживается, но ведь записанные песни вначале пелись, мелодия могла укорачивать и удлинять стих). Танка — очень древняя поэтическая форма. Пять стихов — быть может, в них древняя магия нечета, возможности которого угаданы чутьем народного гения (наблюдение В. Марковой).
Танка даны в антологии как отдельные стихотворения или как каэси-ута — как своего рода «посылка», эмоциональный эпилог длинной песни. Длинная песня может быть лирической, может быть сюжетной балладой. Но даже и баллады тяготеют к развернутому описанию чувств героев, их поступки — скорее лирические жесты. Перед нами — изборник лирики, и это определило все последующее развитие японской классической поэзии.
Антология — собрание песен всей тогдашней Японии. Мы не всегда можем провести строгую стилистическую грань между фольклорной и литературной поэзией. Сам факт включения в антологию народных песен наряду с бесспорными произведениями индивидуального творчества подсказывает, что авторство понималось в те времена иначе, чем теперь. Существовал мощный стиль эпохи со множеством переходов и оттенков.
Наиболее древними в антологии считаются песни любви. Они возникли во время земледельческих праздников и связанных с ними народных игрищ. Они пелись полухориями (мужчин и женщин); иногда происходила своего рода перекличка песнями, связанными с обрядами сватовства и свадьбы. Даже в патриархальные времена в Японии оставались в силе некоторые обычаи матриархата (вспомним, что главным божеством страны была солнечная дева). К таким пережиткам относился брак «цумадои», когда муж и жена жили отдельно и муж навещал жену в доме ее родителей. Во время некоторых празднеств, согласно древнему обычаю, брачные союзы считались недействительными. Песни на эти темы придают японской любовной поэзии особый характер. Долгие времена женщина была так же свободна в изъявлении чувств, как и мужчина.
У японской песни обостренный слух и зоркий взгляд. Поэт слышит шорох платья жены, которую нужно покинуть, уходя в дальний путь, видит, как меж крыльев гусей, летящих под облаками, скользнул на землю белый иней. Песня любит точный жест: прижатый к глазам рукав любимой в минуту расставания, она просит густые рощи хаги склониться до земли, «чтобы во всех концах земли звучали оленя крики, что зовет жену».
Для нее характерно напряженное чувство, требующее немедленного разрешения. Доброта, любовь ко всему живому, к родной природе, мощная ясность — вот лик народной поэзии. Она еще не знает трагических коллизий. В плачах по умершим — скорее глубокая печаль разлуки, чем неисходная скорбь.
