Жизнь — майя [326]. Все мы станем прахом — таков закон судьбы великий. При виде моря возрождений мы все трепещем, горемыки. Возвысим же хвалебный голос в честь Кетарамского [327]владыки, Пред чьим могуществом склонились * * * Он — веда, Он — и приношенье. Победа Он и пораженье. Он — истина и ложь, всё Он: И свет и тьма, и явь и сон. Он — счастье, Он же — и несчастье. Он — целое, и Он — двучастье. Он — избавитель от земных Мучений и повинник их. Мы для него, светлеют думы, Готовим порошок куркумы. [331] * * * Натянут лук, трепещет тетива. [332]Три крепости побеждены, едва Начался бой, — и торжествует Шива. Не две, не три — всего одна стрела, И спалены три крепости дотла. Нам бог явил пылающее диво. Лети, унди! Он сделал шаг — и под его пятой Обломки колесницы боевой. Покаран враг, глумившийся спесиво! Лети, унди! * * * Без страха малейшего вижу змеи ядовитой извивы, Без страха малейшего вижу людей, что коварны и лживы, И только слепцы-инобожцы, не чтущие грозного Шивы, Владыки Тиллейского [334]храма внушают мне страх справедливый. Без страха малейшего вижу на солнце меча переливы, И робостью душу не полнит красавицы взор горделивый, Но те, кто взирают бесстрастно на танец косматого Шивы, Владыки Тиллейского храма, внушают мне страх справедливый. Принц Салим, сын императора Акбара, будущий император Джахангир (?). Миниатюра персидского (?) художника при дворе Великого Могола, конец XVI в. (?) Аувейар (IX в.) [335] Из книги «Праведный путь» Посвящение богу Ганеше [336] Молоко, прозрачный мед, патока, горох — Подношу тебе я смесь лакомств четырех. Помоги же мне постичь, бог слоноволикий, Наш язык родной великий. Из книги «Слово зрелости» * * * Чуть пруд пересох — и тотчас разлетается птичь. Чуть с нами несчастье — неверных друзей не настичь. Друзья да заимствуют стойкость и верность у лилий, Растущих на дне в изобилье. * * * Кто духом высок — и в паденье своем величав. Кто низок — опустится ниже, совсем измельчав. Кувшин золотой всё в цене — и разбитый — на рынке. На что нам обломки от крынки? * * * Весь в лотосах — пруд привлекает к себе лебедей. Приманчива мудрость чужая для мудрых людей. Злодеев злодейство влечет. Так отрадно воронам Кружить над костром похоронным. * * * Укрылась в кустарнике кобра, свернувшись клубком. А полоз спокойно ползет по дороге… Тот, в ком Нечистая совесть, — пугается каждого взгляда. Достойному — честность ограда. * * * Не жди воздаянья, благие деянья верша. Награду сама обретет непреложно душа. Вернется плодами — что пальмы корнями впитали. В убытке ты будешь едва ли. * * * Неправедных гнев им самим причиняет урон. Сердца их — что камень, который навек расщеплен. А праведных гнев — что озерная гладь: зацепила Стрела — и опять все, как было. Поэзия на новоиндийских языках и Фарси Из «Чарья-Гити» [337] Перевод В. Микушевича 1Пять ветвей [338]на чарующем дереве-теле. Время в мыслях царит, в этом зыбком пределе. Утвердишь Несказанное знанием точным, И Великое счастье окажется прочным. Величайшие подвиги тоже бесцельны, Если радость и горе людское смертельны. Опыт мнимый навеки отсечь постарайся! Окрылен пустотой, на нее опирайся! Я провидел незримое в явственных видах. Возносил меня вдох и поддерживал выдох. 17Тыква-солнце; струною луна послужила; Зазвучала, запела великая жила. Несравненная лютня запела нежнее: Пустота многострунная чутким слышнее. В раздвоении гласные вторят согласным; Лучший слон [339]восхищен единеньем прекрасным. И поют, осчастливлены дланью нетленной, Тридцать две драгоценных струны во вселенной. Пляшет йог, неустанно богине внимая, Но трудна Просветленному пляска такая. 19Бытие и нирвана, как два тамбурина; Дух с душою — кимвалы в руках властелина. Бубнам бить, ликованью в сердцах не кончаться; Канха [340]с Неприкасаемой вышел венчаться. В этом браке свое распознал он рожденье, Потому что приданое — освобожденье. Возвещает любовь, и любовь знаменует: Тьма ночная навеки в объятьях минует. Ею, Неприкасаемой, вознагражденный, Восприемлет он смысл, до рожденья врожденный. [341] 21Ночью мышь залезает высоко-высоко. [342] Хочет мышь полизать сокровенного сока. Мышь — дыханье твое. Ты убийца дыханья, Чтобы впредь не сновать ему средь мирозданья. Повредив самому существу и основе, Мышь-дыханье грозит нашей сладостной нови. Мышь во мраке чернеет, ночами незрима, В небесах мельтешит, вожделеньем гонима. Умертви грызуна, покорись наставленью, И навеки положишь конец вожделенью. Усмири грызуна ради вечной основы, И навеки спадут вековые оковы. 22 [343]Бытие и нирвана — заманчивый морок. Ты в тенетах своих же! Так разве ты зорок? Мы навеки затеряны в непостижимом; Умирая, рождаемся в неудержимом. Жизнь и смерть лишены различительных знаков. Для живого и мертвого путь одинаков. Если смерти боишься ты, бойся рожденья! Может быть, заклинанья сильней наважденья? В этом мире подлунном и в мире небесном, [344]Постарев, умирают в обличье телесном. Жизнь к рожденью ведет или к жизни рожденье? [345]Перед этим вопросом бессильно сужденье. 31 [346]Исчезает сознание, дух исчезает; Затерявшись в неведомом, «я» ускользает. Бубном будит прозренье немые просторы; Аджадева парит безо всякой опоры. Серебрится луна, приподняв покрывало. [347]С ней сознанье, лишенное чувства, совпало. Наконец, пересилив природу людскую, Овладев пустотой, в пустоте торжествую. Так, не ведая больше ни страха, ни гнева, Навсегда бытие превозмог Аджадева. 40 [348]Человеческий разум коснеет в ничтожном, И спасения нет в благочестии ложном. Не для разума смысл, до рожденья врожденный, Несказанным от суетных чувств огражденный. Смысла нет в поученье твоем неустанном. Так зачем же беседовать о несказанном? Обесценено ложью любое реченье. Взял глухого немой на свое попеченье. Чем богат Победитель [349], проникнутый светом? Лишь глухому немой повествует об этом. 45Разрастается древо-сознанье годами. Ветви — чувства. Желанья зову я плодами. Крепок ствол, нашим благом и горем взращенный, Так что может срубить его лишь просвещенный. Утомляется тот, кто рубил неумело, И бросает, глупец, непосильное дело. Кроме неба, топор никакой не пригоден. Беспредельный покров пустоты превосходен. Наилучший топор — многомудрое слово. Лишь бы только не выросло дерево снова! вернуться Майя— призрачная сила, якобы управляющая миром. Здесь поэт говорит о призрачности, иллюзорности земного бытия. вернуться Кетарам— место в Гималайских горах. вернуться Маникка Васахар(IX–X вв.) — главный советник царей из династии Пандья. Находясь в Перундурее, подпал под влияние проповедника-брахмана и начал слагать свой «Тирувасахам» («Божественное песнопение»). Был прозван Маникка Васахаром («Изрекающим драгоценные (рубиновые) слова»). Покинул свой высокий пост и стал заниматься только поэзией. вернуться Золотистый порошокиз корней куркумыупотребляется для ритуального омовения статуи божества. вернуться «Натянут лук, трепещет тетива…»— Стихотворение основано на южноиндийском варианте известного мифа (см. прим. Амару, 2): три асура (противника богов) за их подвижничество были награждены Шивой тремя крепостями — золотой, серебряной и железной. Эти крепости переносились по воздуху и, опускаясь на землю, губили множество людей. В своей надменности асуры стали оспаривать власть самого Шивы. Тогда Шива сел на колесницу, колесами которой были солнце и луна, а сиденьем земля. Его колесничим был Брахма, четыре веды — конями, гора Меру — его луком, змей Ади Шеша — тетивой и Вишну — стрелой. Видя его приготовления, асуры подумали, что Шиве не справиться с ними, но он одной своей улыбкой испепелил три их крепости. вернуться Унди— Некоторые комментаторы предполагают, что это мяч для игры, но такое толкование представляется сомнительным. вернуться Тиллей(Чидамбарам) — место в Южноаркотском округе, где находится один из наиболее почитаемых шиваитских храмов. вернуться Аувейар— поэтесса IX века, автор нескольких дидактических сборников. вернуться Ганеша— сын Шивы и Умы, бог с человеческим телом и головой слона, бог мудрости, покровитель всех начинаний. вернуться «Чарья-гити» можно перевести как «Песни (истинного) пути». В них нашли отражение идеи и ритуалы тантрического буддизма. Среди исследователей существуют различные точки зрения на проблемы истолкования «чарья-гити», но во всяком случае ясно, что эти тексты описывают и предписывают определенного рода мистический опыт, используя язык символов, иносказаний и парадоксов (в этом смысле их можно сравнить с «коанами» дзэн-буддизма). Философской основой буддистского тантризма была «шуньявада» (букв.: «учение о пустоте»), считавшая истинный опыт, истинную суть мира неописуемыми, «пустыми». Согласно «шуньяваде», различие между сансарой (бытием) и нирваной (высшей целью буддиста, выходом за пределы бытия) — условно, так как поистине это одно и то же, и трудность состоит лишь в осознании истины. Тантризм предлагал определенные психо-физиологические методы постижения этой истины, обретения высшего знания («Великого счастья»). По-видимому, «чарья-гити» — «жанровое» обозначение особого рода текстов (как, скажем, псалмы или коаны). Крупнейшее рукописное собрание таких текстов было обнаружено в начале XX века бенгальским филологом X. Шастри. Единичные «чарья-гити» известны и по другим письменным источникам. В устной передаче они бытуют среди буддистов Непала, Тибета, Монголии и Бурятии. Рукопись X. Шастри содержала пятьдесят «песен» с санскритским комментарием. Авторство «песен» приписывается так называемым «сиддхам», то есть легендарным буддистским подвижникам, датировка (и даже историчность) которых весьма неопределенна. По лингвистическим соображениям «чарья-гити» из рукописи X. Шастри обычно датируют XI–XII веками, хотя некоторые из них могут иметь и более раннее происхождение. Эти пятьдесят «чарья-гити» входят (в тибетском переводе) в тибетский буддистский канон. Существует монгольский перевод (сделанный с тибетского) в составе монгольского буддистского канона. Есть несколько полных научных переводов на английский язык и один частичный на французский. Перевод В. Микушевича — первый опыт поэтического переложения «чарья-гити» на европейский язык. В основу перевода положено издание: P. Kvaerne. Songs of the Mystic Path. A Study of the Caryagiti. Bergen, 1972. Нумерация «песен» — по этому изданию (соответствующая нумерация в рукописи X. Шастри). вернуться Автором этой «песни» назван Луи-па, первый в традиционном списке «сиддхов». Пять ветвей— пять «скандх», то есть пять чувств вместе с соответствующими аспектами воспринимаемого мира. Стихотворение в целом противопоставляет ложный путь обычной йоги истинному пути тантрической медитации: йог устраивается под деревом, но лучшее дерево — собственное тело; йог садится на подстилку из священной травы, но лучшее сиденье — собственное дыхание и т. д. (ср. ниже стихи Лал-дэд и Кабира). вернуться Текст анонимен. Лучший слон— человеческий дух. вернуться Канха(пракритская форма имени «Кришна») — один из «сиддхов». вернуться …смысл, до рожденья врожденный. — В ор. слово «сахаджа», один из ключевых терминов тантризма. Буквально переводится как «сорожденное»; может быть истолковано как «истинная суть мира, раскрывающаяся человеку в непосредственном восприятии». вернуться Автором этой «песни» назван Бхусуку. вернуться Автором этой «песни» назван Сараха. вернуться В этом мире подлунном и в мире небесном… — То есть в мире людей и в мире богов (по индийским представлениям, боги тоже смертны). вернуться Жизнь к рожденью ведет или к жизни рожденье?(В ор.: «Рожденье ли причина кармы, или карма причина рожденья?») — То есть: «Что причина, а что следствие в бесконечной цепи рождений и смертей?» вернуться Серебрится луна, приподняв покрывало. — Ср. у Ф. М. Достоевского в романе «Идиот» рассказ князя Мышкина о человеке, который, стоя на эшафоте, подумал, что после смерти он сольется с золотым сиянием купола церкви. вернуться 40 и 45. Автором этих «песен» также назван Канха. |
