На склоне лет смотрюсь в зеркало Раньше, бывало, Видел я снег поутру Только зимою, Да, верно, время пришло — Снег у меня в волосах… К написанному мною самим портрету дзэнского монаха Ситай Хочешь проведать, Что называлось душой Этого старца? — Ветер ответит тебе, Мчащий в просторах небес. * * * Как сердце щемит! Сегодня на горной лужайке В сгустившейся мгле Ведут свою песню лягушки Почти что у самого дома… * * * Вот и затишье. Из дому я выхожу Полюбоваться — Как засияла вдали Зелень омытых вершин. * * * Как хорошо, Загодя дров нарубив, Ночь напролет Праздно лежать у костра С чаркой простого сакэ! * * * Непостоянство — Нашего мира удел. Не потому ли Грустью исполнены песни Бренного рода людского? * * * Хотел обогреть Озябшие ноги жаровней, Но только прилег — И словно мороз этой ночи Внутри, по желудку разлился. Завещание После себя Что я оставлю на свете? Цветы — весной, Летом — кукушки напевы, Осенью — красные клены… Кагава Кагэки [1883] * * * Должно быть, друзья Боятся, что снег не растаял, Зайти не спешат, А слива у хижины горной Белеет не снегом — цветами. Перелетные гуси поздней ночью Ночью весенней В тусклом сиянье луны Я просыпаюсь,— Как тяжело на душе! Крик перелетных гусей… Летняя луна Летняя ночь. Густо листвою укрыты Горные склоны — Даже сиянье луны Меркнет под сенью дерев. Светлячки над ряской Будто под ветром Зыбью подернулся лик Ряски болотной — Носится рой светлячков Над бочагами в горах. Дождь на горной дороге Да это ведь дождь Начался там, вдалеке! А я-то думал, Просто туман спустился С гребня горы Судзука́… В одиночестве смотрю на луну Мне показалось, Будто один я на свете Луной любуюсь… Но кто этим дивным сияньем Пренебрежет без причины? Ясная луна над горами Все сосны в горах Уже обрели очертанья, И ветви видны До самой последней иголки, — Луна осенней ночи… Зимняя луна Чудится, словно С неба на землю летят Лунные блестки,— Ночью ложится снег Путнику на рукава. Гляжу на курильницу для благовоний в виде кошки [1884], напомнившую мне о поэте Сайгё В струях душистых К самому небу несутся Чаянья наши, Чтобы исчезнуть бесследно… Дым над вершиною Фудзи. Старец Басё Пусть я не постиг Сокровенной глубины Старого пруда, Но и нынче различаю Всплеск в тишине… Горная вишня Лунным сияньем Залита вишня в горах. Вижу, под ветром Дрожь по деревьям прошла,— Значит, цветы опадут?! Окума Котомити [1885] Сверчок в лунном свете Дремоту прогнав, На небо ночное гляжу — Взошла ли луна? У самой подушки моей О чем-то сверчок верещит. Муравей «Вот он, смотрите!» — Мне ребятишки кричат, Да только где там! Не углядеть старику Этой букашки в траве. Старик Старец столетний, От молодых услыхав Про то, что в мире Снова стряслось что-нибудь, Только смеется в ответ. Ворота Вот и сегодня До дому еле дополз,— Скоро уж, видно, Выйду из этих ворот, Чтобы назад не прийти. вернуться Кагава Кагэки(1768–1843). — Семнадцатилетним юношей приехав из провинции в Киото, к тридцати Кагэки уже был арбитром поэзии, автором нескольких сборников стихов. Его школа быстро привлекала новых последователей. К концу жизни Кагэки считался непререкаемым авторитетом в вопросах стихосложения, его творчество было принято за образец в кругах столичных поэтов. вернуться Согласно легенде, сёгун Ёритомо подарил Сайгё серебряное изображение кошки, но поэт бросил его играющим детям как ненужную вещь. См. стих. Сайгё «Стелется по ветру…». вернуться Окума Котомити(1798–1868). — По примеру многих литераторов того времени, Котомити, сын купца из Фукуока, передал право наследия младшему брату и отправился в Осака изучать изящную словесность. Позже он вернулся на родину, где занялся преподаванием поэтического искусства. Несмотря на то, что стихи его пользовались популярностью, Котомити жил в нищете. |
