* * * Ее движенья всякий раз таят намек для нас другой, Сомненья страстного порыв рождают каждый час — другой. Коль скоро не дал ей Господь уразуметь мои слова, Другое сердце пусть ей даст иль мне — речей запас другой. Игривый взор и бровь дугой: есть лук тугой и стрелы есть! Но лук, что выпустил стрелу, попав не в бровь, а в глаз, — другой. Ты в городе? Мне полбеды! Лишь надо сбегать на базар: Другого сердца не купил, души я не припас другой! Учась кумиры сокрушать, я в этом деле преуспел. Но может встретиться, — взамен разбитого в тот раз, — другой. О, если б выплакать я мог вскипающую в сердце кровь! Но мне тогда обзавестись пришлось бы парой глаз другой. За этот голос — жизнь отдам! Башке моей скатиться с плеч, Но пусть он молвит палачу: «Еще ударь-ка раз-другой!» Огонь моих сердечных ран за солнце вздумали считать. Я ими освещаю мир: порой — одной, подчас — другой. Тебе я сердце отдал зря! Когда б не умер я в тот раз, Еще стонал бы да вздыхал, пока бы не угас — в другой. Препоны пуще горячат мой пылкий нрав. Не мудрено! Поставь запруду — и река, вскипая, станет враз другой. Отличные поэты есть! Однако люди говорят: «Пошиб у Галиба другой! Чекан упругих фраз — другой!» * * * От молнии мне зажигать светильник в обители скорби! Тоске предаваться на миг — свободного духом удел. Вот память — азартный игрок тасует былое, как будто В кумирне гляжу на богов, бродя из придела в придел. Не бойся невзгод бытия. Оно — мотылька мимолетней, Что вспыхнул, кружась над свечой, твой мир озарил и сгорел. Отвага и мужество где? Они от меня отвернулись. Довольствуюсь малым? О нет! Я слаб, оттого — не у дел. В израненном сердце моем желанья томятся в оковах. О Галиб, я стал их тюрьмой! Навек им положен предел. * * * Свиданья те, которыми я жил, — где? Дни, ночи, месяц, год, что сердцу мил, — где? Не время нынче для утех любовных. Прелестный взор, что мне теперь постыл, — где? Пушок приметный над губой румяной И родинка, что мой будила пыл, — где? Навеянное памятью раздумье, Чей ход изыскан был, а стал уныл, — где? Для слез не напасешься крови сердца! Пора, когда я не был слаб и хил, — где? Любви азартным играм дань, как прежде, Платить я перестал: избыток сил — где? Я поглощен загадкой мирозданья: Мой дух среди бесчисленных светил — где? Телесной мощью оскудел ты, Галиб! Где равновесье членов, гибкость жил — где? * * * Сделай милость, позови меня — и вернусь я тотчас, право! Я — не прошлое, которому не дано такое право. Головы поднять не в силах я, но привык сносить обиды. В оскорбленьях изощряется зря соперников орава. Где предел твоей жестокости? Попадись мне чаша с ядом — И, клянусь тебе свиданием, будет выпита отрава! * * * Откройся мне за чашею вина когда-нибудь, Не то покину я тебя спьяна когда-нибудь. Не зазнавайся, если ты судьбою вознесен: С хребта стряхнет счастливца вышина когда-нибудь. Меня вином поили в долг. Я повторял себе, Что праздника дождусь, — хоть жизнь бедна, — когда-нибудь. Печали песни — для души услады высшей нет! Саз [474]жизни отзвучит, замрет струна когда-нибудь. Не лезть красотке в толчею! Ломись навстречу к ней! Везде напористость, Асад, нужна когда-нибудь. * * * Неужто в раю виночерпий тебе пожалеет вина За то, что ты чашу хмельную испил в этой жизни до дна? Кто лучшим из рода людского терпеть униженья велит? [475] За то, что презрел человека, был изгнан Творцом сатана. Душа разлучается с телом, когда запевает струна. Где времени конь остановит свой бег — угадать не дано. Поводья в горсти не зажаты, не вдеты стопы в стремена. Творенье с Творцом нераздельны, а если начну различать — От сути его удаляюсь, и правда своя мне темна. Как должно понять созерцанье? [479]— задам я мудреный вопрос, Ведь зримое, зрящий и зренье — три грани, а сущность — одна. Слагается жизнь океана из многообразия форм. Что значат в отдельности капля, и пена, и даже волна? Нескромная! Под покрывалом от взоров таишься зачем? Стыдливость жеманна. Кокетство — другая ее сторона. Ты в зеркало смотришься, даже накинув густую чадру. Неужто краса мирозданья не полностью завершена? Отмечено тайны печатью все то, что мы явным зовем, А те, кто во сне пробудился, по-прежнему пленники сна. В одном убежден я: коль скоро Творцу сопричастен Али [480], О Галиб, ему поклоняясь, душа моя Богу верна. * * * Создатель двух миров считал один из них блаженным. Неловко было спорить с ним другого мира жителю. Познанья каждая ступень — пристанище усталых. Но как нам жить, не отыскав дороги к вседержителю? Хоть жаль хиреющей свечи участникам пирушки, Но если впрямь горенье — жизнь, что делать исцелителю? * * * вернуться Саз— струнный музыкальный инструмент, распространенный на Востоке. вернуться Кто лучшим из рода людского терпеть униженья велит? — Имеется в виду легенда о сотворении человека. Согласно Корану, бог, создав человека из глины, призвал всех небожителей и приказал им поклониться человеку. Один из них — Сатана — отказался склониться перед «горсткой праха», за что и был изгнан из рая. Поэт говорит: кто же может унижать человека, если даже небожитель был наказан, когда отказался признать величие человека? вернуться И чей это голос небесный… — В этом бейте говорится о так называемом радении дервишей, когда под звуки струнных инструментов они поют религиозные гимны и пляшут. Цель подобных радений — довести себя до экстаза пением и пляской, достичь состояния отрешенности и хотя бы на некоторое время «слиться с богом». вернуться Чанг— музыкальный инструмент, напоминающий лютню. вернуться Рубаб— трехструнный щипковый музыкальный инструмент. вернуться Как должно понять созерцанье?.. — Смысл бейта таков: зримое — вездесущий бог, зрящий — человек, который является частью самого бога (частица «мировой души»), и зрение — здесь само восприятие, ощущение бога — составляют единую суть. Созерцание же требует разделения неразделимого, так как при созерцании должен быть и «зрящий», то есть зритель, и предмет созерцания. вернуться Али— четвертый халиф (преемник Мухаммеда), двоюродный брат и зять пророка. Али — наиболее почитаемый халиф у шиитов (приверженцев шиизма — одного из течений в исламе). |