Через пару лет после смерти отца, сестра Роберта Хелен, попала в тюрьму за хранение наркотиков, и за соучастие в бандитской группировке. Дурочка не понимала, что происходит, просто у неё дома поселился её друг, потом стали приходить его друзья, иногда ночевать, а потом всех их накрыли. Доказательства были неоспоримыми, все получили значительные сроки, в том числе и Хелен. А многочисленные веб-камеры, что снимали и передавали в режиме реального времени всё, что происходило в квартире, в том числе в спальнях и туалете вызвали лишь улыбку на лице Роберта. После окончательного разрыва отношений, дурочка даже не попыталась поменять замки, потому у брата была превосходная возможность «дооборудовать» квартиру.
В тюрьме у Хелен тоже не особо сложилась жизнь. Из отмерянных ей десяти лет, она провела в заключении чуть более двух, покинув стены заведения по причине открытой формы туберкулёза, а ещё через пару месяцев глупую дурочку прикопали под номерной табличкой на арестантском кладбище. Так закончилась жизнь глупенькой «папенькиной дочки». А Роберт только ухмыльнулся, выслушав короткий доклад своего секретаря. Ещё бы, ведь это он попросил своего друга в управлении тюрем поселить сестрицу в чахоточную камеру. К тому времени душа мальчика Роберта стала совсем чёрной. Он больше никого не любил и ничего не хотел. Женщины проходили сплошной вереницей, он даже не запоминал их лиц. Тех, кто ему угодил он просто забывал, те, кто оказались ему не по душе сталкивались с жестокой местью обиженного.
Чем могла не угодить девушка? Да элементарно. Отказалась от оральных ласк после долгого трудового дня. Хорошо, если после душа, но вот так, сразу после работы… Пахнет? Значит плохо отнеслась и не уважаешь! Потом у девушки начинались проблемы с учёбой, работой, семьёй, да чем угодно. Удовлетворение приходило к Роберту только тогда, когда девушка делала что-то непоправимое. Даже сбежать за границу было мало. Агенты Роберта находили несчастных и там. Так что у понравившихся большому боссу было два пути – или делать всё, что захочет, и быстро уходить, или сразу под поезд, потому что жизни больше не будет. Очень мстительный стал наш Роберт. И надо сказать, что он был очень дисциплинирован. Он правильно питался, знал много чего из науки, был, так сказать, многосторонне образован и эрудирован, увлекался единоборствами и не брезговал участвовать в настоящих полноконтактных поединках, откуда противник часто выносился вперёд ногами. Если бы его душа не была так черна, то из него мог бы получиться замечательный политик или даже глава государства, но судьба распорядилась по-другому.
Однажды вечером наш Акула бизнеса спустился со своего этажа в огромном офисном здании в центре Москвы, и направился уверенной походкой к раскрытой двери шикарного автомобиля, где его уже ждал водитель. С улыбкой человека, достигшего вершин на Земле, Роберт сделал очередной шаг, и мир перед ним покачнулся, а затем совсем погас. Никто так и не узнал, кто заказал смерть крутого бизнесмена Роберта Дашкина, но теперь он лежал перед своим роллс-ройсом и через дырку в голове было прекрасно видно улицу…
И нет, он не оказался в другом мире, полном приключений. Он очнулся на дорожке, точнее тропинке, где-то в редколесье. Одна часть тропинки терялась где-то в густой траве среди деревьев, а другая часть убегала куда-то вниз, туда, откуда слышался прибой волн, там, где светило солнышко, и даже были слышны крики детей. Роберт попытался сойти с тропы, и сесть под дерево, но воздух стал тягучим, липким, и он не смог подойти к такой чудесной на вид берёзке, он попытался сесть прямо на дорожку, но ему начало жечь всё тело, и тогда ему осталось только одно – идти вперёд, туда, где шумит море и смеются дети… И дорога эта растянулась на четыре с половиной сотни лет, и как бы не старался Роберт, он ни как не мог уйти от леса, ни как не мог дойти до моря. Он и пытался бежать, и прыгал как зверь, он пытался ползти, и идти задом – ничего не помогало. А последние три сотни лет он просто на автомате перебирал ногами, вспоминая свою прошлую жизнь, прокручивая её по минутам, по секундам, пытаясь понять, где он допустил ошибку. Он замечал, с что с каждой осознанной ошибкой, он на шаг или два отходит от леса, но видимо ошибок в жизни было такое количество, что ему ещё предстояло очень долго идти вперёд…
Но однажды этот раз мир изменился. И трое на горе смогли о чём-то договориться, потому дорожка вдруг побежала вперёд, и шум моря становился всё ближе и ближе. Безымянный человек, а своё имя он уже давно успел забыть, остановился и посмотрел назад. Лес, что был его спутником последние сотни лет отступил, и теперь его освещало ясное солнце, яркими ароматами благоухали цветы и шум моря становился всё более отчётливым. Человек повернулся к лесу спиной и побежал. Он бежал так, как никогда раньше не бегал, как ему казалось, хотя на деле он еле переставлял ноги, но глаза его уже видели лазурную гладь моря…
В это же время один из крестьян с отчаянным удовольствием занимался грубым и первобытным сексом с такой же простой крестьянкой, из рода людей, что как-то ещё выживали на этой планете. Выживали и трахались, ели и трахались, мёрзли зимой и трахались, обливались потом летом и трахались, а потом рожали, рожали, рожали… Не нужно говорить, что момент крестьянского оргазма совместился с прыжком человека в тёплое море, обволакивающим и нежным…
Себя он осознал незадолго до появления на свет. Первое, что ему не понравилось – он не мог сделать ни единого вдоха, ему было жарко, темно и тесно. Человек не понимал, что происходит. Только что он нырнул с тёплое и нежное море, и вот он сидит в каком-то тесном мешке, ему страшно и ужасно хочется вылезти. Собственно, это он и начал делать, пытаясь вылезти через узкую горловину мешка, мешок же начал сжиматься и выталкивать человека из себя, в один момент из усилия объединились, и человек вылез наружу, почувствовав своей кожей прохладный воздух и закричав что было сил: «Свобода!!!», но вместо этого получилось только протяжное «А-а-а!!», слабым и совершенно детским голосом, через пелену в глазах он не смог понять, где находится, и скорее всего это к лучшему…
Очнулся он через несколько часов, и жутко захотел в туалет, но почему-то опять он оказался завёрнут в какую-то тряпку. Сил сделать что-то уже не было, и он сделал все свои дела под себя. потом начал жутко кричать и материться, проклинать всех на свете, а людям вокруг слышалось, как надрывно кричит новорожденный младенец.
Человек привыкал к новому миру, привыкал и рос. Он учился пользоваться новыми руками, новыми ногами. Удивительно, но прибывание в теле младенца не сделало его младенцем по сути. Даже традиционное кормление сначала вызывало у него недоумение. Но вариантов отказаться не было. Когда в его рот запихивали огромную женскую грудь с набухшим соском, от которой нестерпимо пахло не мытым телом и молоком, ему приходилось мысленно отключаться от происходящего и принимать подобную пищу. Через какое-то время ему даже стала нравиться эта грудь. Он нежно массировал её руками, и аккуратно посасывал сосок. Несколько раз он даже испытал сексуальное наслаждение во время кормления, правда этого никто не заметил.
А по ночам человек, которого, кстати, назвали Выытсус (Давайте мы будем звать его Витус, по-простому Вит), тайком подглядывал, как его маму (как он ещё по-другому мог называть эту женщину?) трахает приходящий по вечерам здоровенный косматый мужик. И она не отказывалась, и как будто даже ей это нравилось, хотя позы было только две – на спине и сзади, причём Витус полагал, что мама знает, что он подглядывает и специально подмигивала ему иногда, когда замечала блеск детских глаз в люльке. Затем здоровяк бурно кончал и заваливался спать, оглашая своим сопением всю округу.
Время шло, мама ожидаемо стала увеличиваться в объемах, а Витус научился ходить, но пока делал это исключительно в пределах своей кроватки, если так можно назвать грубый загон из прутьев ивы. Пока никто не видел, он тренировал ноги, чтобы быстрее научиться ходить, делал простую зарядку, а родители считали, что он так играет. Для них Витус был идеальным ребёнком. Он редко капризничал, хорошо ел, просился на горшок и почти не гадил под себя. Мальчик вслушивался в речь взрослых, постепенно начав понимать, о чём они говорят. Он запоминал слова, и когда никого не было, пытался их произносить. Ему было всё равно, что в год с небольшим дети редко ходят и почти никогда не разговаривают. Он не чувствовал себя ребёнком, а потому стремился поскорее покинуть люльку.
