— Послушай, — я показал ему бутылку, — совершенно не нужно никого было сдавать. Я и так вижу, что это самый настоящий алкоголь. Поэтому давай мы с тобой договоримся так: пить я тебе не запрещаю, но после этого веди себя, пожалуйста, прилично, без всяких вот этих вот выкрутасов.

— Да нормально я себя веду. Ну, ворчу иногда по-стариковски, а что же мне? Старый хозяин пропал, нового хозяина тоже толком мне видать.

— У вас, по-моему, с Резвым одна и та же болезнь, — хмыкнул я. — Ладно, не переживайте. Победим врага, и заберу я вас с собой.

— Я отсюдова никуда не пойду, — проговорил домовой. — Я, в конце концов, домовой, а не кочевой, чтобы скитаться по разным местам тудой-сюдой.

— Ладно, ладно, не ворчи. На, возьми твой пузырь, и иди, улучшай себе настроение.

Евпатий схватил бутылку, прижал её к себе.

— А то всё ходють и ходють, ходють и ходють…

Я глянул на него, хмыкнул и подумал: интересно, что такого можно сделать, чтобы заставить этого старого ворчуна улыбнуться?

Затем я вернулся в новый корпус и передал управляющему резиденции Рароговых список, полученный мною от Даррена, и попросил закупить по нему позиции первой необходимости. Деда разорять не входило в мои планы, потому передал управляющему верительную грамоту на распоряжение средствами с моих счетов. Сам же решил отправиться в академию.

Сначала хотел взять один из местных экипажей, но затем, подумав, решил проехаться на Резвом. В конце концов, до академии тут было не очень далеко, максимум полчаса езды. А мне о многом предстояло подумать. Резвый, будто почувствовав моё настроение, был непривычно молчалив.

Для начала о том, что мне в академии делать было уже абсолютно нечего. Все свои знания и умения я уже получил из других источников. Но вот моим друзьям — Косте, Артёму, Тагаю — всё ещё предстояло там учиться. Я же собирался забрать документы и покинуть это учебное заведение навсегда.

В конце концов, я изначально устраивался туда лишь затем, чтобы сблизиться с Тагаем. Вместо этого нашёл ещё троих очень хороших людей, которые стали моими друзьями.

Впрочем, очень быстро мои мысли перекинулись с этих обстоятельств на другие.

Да, я давно уже не был в столице. Отвык от её ауры, в том числе от вечной суеты, от нежелания ожидать что-либо. Тут все куда-то бежали, все делали что-то на скорость, как будто боялись не успеть. Но сейчас здесь всё было иначе, и это трудно было не заметить.

У меня сложилось такое ощущение, будто столица замерла в ожидании чего-то невероятного. Я даже не мог сказать, чего именно. На улице не было суеты. Вообще. Прохожие встречались достаточно редко. Как будто более-менее состоятельные люди взяли и куда-то уехали отсюда. Впрочем, возможно, именно так оно всё и было. Период междувластия ощущался особенно остро.

Я ехал в академию и даже не то чтобы оглядывался по сторонам, а именно впитывал эту самую атмосферу тревожности, повисшую здесь. Она была неосязаемая, но в то же время ощутимая: липкая и приставучая.

«Обалдеть, — думал я. — Никогда бы не сказал, что подобное возможно».

Во всём было виновато повисшее предчувствие гражданской войны. Люди помнили, как внезапно столицу наводнили войска Морозовых и Вулкановых. Да, затем они отбыли восвояси, так как Совет не закончился ничем конкретным и вместо него принялись созывать Ярых на Байкал. Но понимание того, что противостояние грядёт и просто так оно не закончится, у людей было. Именно поэтому в воздухе и висела тревога.

Как мне сказали в секретариате, где я забирал документы, Бутурлина на месте до сих пор не было. Он, скорее всего, был на Ольхоне.

Но тут, в академии, я хотел бы зайти и попрощаться ещё с двоими людьми. Во-первых, с Аркадием Ивановичем Путилиным. А во-вторых — с Аграфеной Петровной Бабичевой. Оба этих человека были настоящими профессионалами своего дела и не раз доказывали свою преданность общему делу. А такое всегда подкупало.

Первым делом я пошёл к Аркадию Ивановичу. Но перед дверью в его кабинет замер, потому что там слышался разговор. И хоть проходил он не на таких уж повышенных тонах, я всё же смог его услышать. Причём голос собеседника Аркадия Ивановича мне был прекрасно знаком. Принадлежал он никому иному, как Снежане Морозовой.

— Аркадий Иванович, — с не присущим ей жаром говорила Морозова, — я понимаю, что у вас своих забот полно. Но и вы меня поймите, это то, что просил у меня передать дедушка. Как вы понимаете, это его просьба, а не моя прихоть.

— Да говори уже, — ответил ей Путилин. Хотя по его голосу было понятно, что он не хочет слышать того, что ему сейчас скажут.

— Нам поручено следить за Болотовыми. В первую очередь за Ярославом, сами понимаете по какой причине. Но и за Баяном нужен глаз да глаз. Меня выделили вам в помощь!

В ответ последовал только тяжёлый вздох. Судя по всему, возразить или хоть как-то отказаться от подобного предложения Путилин не мог.

И тут у меня всё встало на свои места.

Аркадий Иванович родом был из холодного северного Мурманска. И пусть он не был магом льда или холода, но всё же он происходил с территорий, которые полностью контролировались Морозовыми. Соответственно, весь его путь по карьерной лестнице был выстроен отчасти и благодаря этим самым Морозовым.

Что ж, открытие было не самым приятным, но и не сильно влияющим на моё отношение к этому человеку. Я подумал, что если бы сам оказался на его месте, то неизвестно ещё, как поступил бы.

Затем я отошёл от двери и встал за громоздким, стоящим в коридоре шкафом. Морозова вышла из кабинета и, не оглядываясь, пошла в другую сторону, поэтому меня она не видела.

Я же дождался, пока она скроется за поворотом, и снова подошёл к двери Путилина. Тот, в свою очередь, достаточно громко ворчал у себя в кабинете, чем живо напомнил мне Евпатия.

— В кои то веки, отчеты можно будет под копирку писать, — в сердцах проговорил он.

Последняя фраза и вовсе заставила меня задуматься. Множество разных, незначительных намёков говорили мне о роде деятельности Путилина. Но сами по себе они не значили ничего. А вот вместе, прямо сейчас, сложившись в моей голове, они дали ясное понимание, кто такой Аркадий Иванович Путилин. Кстати вспомнились и перстни с похожими гравировками у Светозарова и Путилина.

А ведь появился Аркадий Иванович в академии точно после того, как случился прорыв в Коктау. Много раз он пытался исподволь копать под меня, но в какой-то момент, видимо, понял, на чьей я стою стороне и какие интересы отстаиваю. Поэтому махнул на меня рукой. Или, может быть, отозвали задание следить за мной. Это не суть важно. Главное, что Аркадий Иванович Путилин находился меж двух огней. Он работал на Тайный сыск, но в то же время, обязан был и Морозовым.

Да, человеку с принципами, которые были у Путилина, я конечно, не завидовал оказаться меж этих двух огней. Но, кажется, он неплохо справлялся.

Что ж, эта информация будет не лишней. Но я решил сделать вид, что пока что ни о чём не догадываюсь, и вошёл в его кабинет.

— Здравствуйте, Аркадий Иванович, — сказал я, закрывая за собой дверь. — Рад видеть вас в добром здравии.

Путилин глядя на меня, изогнул бровь и выразительно провёл взглядом снизу доверху.

— Эко вас раздуло, молодой человек.

— Это не раздуло, — хмыкнул я. — Это всё по вашим заветам. Ни что иное, как прорыв уровня владения.

— Да я уж вижу, что ты уже не Ярый.

— Да я уже и не Боярин, — ответил я.

— Да ты что⁈ — Путилин, кажется, впервые по-настоящему удивился. — Неужто ты… Ярило?

— Он самый, — кивнул я, — причём с реальной возможностью стать Грандом.

— Никогда бы не подумал, — Аркадий Иванович сел за стол, и с сомнением указал мне на одно из кресел. Я постарался опуститься в него так, чтобы не сломать. И, несмотря на жалобные скрипы мебели, у меня всё-таки это получилось сделать.

— Подумать только, — проговорил Путилин. — Впервые, когда я увидел твои документы у себя на столе, ты значился всего лишь новиком, который внезапно, не пойми как, стал воином. Что, конечно, заинтересовало меня…