Всё было слишком очевидно.

— Предполагаю, — ответил я, — что грядёт смута. Ребёнок на троне — это, знаешь ли, всегда очень шаткая ситуация. Большая часть всех дворцовых переворотов случалась именно в такой комбинации данных.

— Боги, ну разве нельзя как-то обойтись? Тем более что вот и наследник есть! — брат явно переживал, видимо, не представлял себе, что может произойти в случае войны между кланами. Или, наоборот, мог.

— Если бы он подрос и заручился поддержкой основных родов, то тут, конечно, вопросов бы не было. Но в данной ситуации, полагаю, кое-кто захочет оспорить его легитимность.

— Так не хотелось бы смуты. Демонов хватает, — Дмитрий покачал головой. — А мы что? Нам-то куда? Если сейчас начнут поднимать флаги, под какой нам-то идти?

— Знаешь, — сказал я, — судя потому, что мать уже находится при наследнике, то мы, по сути, выбрали сторону. То есть у нас в этом плане особо и вариантов-то нет.

— Хорошо, — сказал на это Дима. — А если бы были варианты, ты бы пошёл, на чью сторону?

— А что касается стороны… Видишь ли, как ни странно, в последнее время та же императрица и тот же Светозаров достаточно много сделали для нас. Причём, да, буквально за несколько месяцев ситуация перешла от тихой ненависти к оказанию друг другу помощи. Хоть, конечно, и с кислыми минами. Поэтому нет. Я как поддерживал, так и буду поддерживать Светозаровых. А ты имей в виду: если вдруг услышишь какие-нибудь разговоры на тему поддержать кого-то ещё, сразу же сообщай мне. Но только не афишируй это. Услышал и забыл.

— Я тебя понял, — ответил мне на это брат.

— На трон всегда восходят через кровь и на штыках армии. Если здесь среди офицеров пойдут подобные разговоры на эту тему, то сообщай, чтобы мы хотя бы знали, чего нам ждать.

— Хорошо, без проблем, — ответил мне брат. — Но, честно говоря, всего этого не хочется. Нам и демонов по горло хватает.

Я его понимал. Прикинув примерный алгоритм своих дальнейших действий, я отправился в резиденцию Рароговых. И каково же было моё удивление, когда меня там встретили пришедшие в себя Муратов и Мирослава.

Артём пожал мне руку, приобнял, затем заглянул в глаза и сказал:

— Мы знаем, где находится твой муас.

Артём Муратов был очень рад тому, что его отыскала Мирослава. На самом деле, в одиночку он и зашивался, и терял надежду, и продвигался вперёд только из-за своего природного упрямства. А вот вместе с Мирославой дело пошло. Они взялись за неподъёмный труд вдвоём. Да, он не стал от этого менее неподъёмным — всё те же невероятные массивы информации громоздились перед ними, но теперь он был не один. Теперь рядом с ним был человек из его пятёрки, всецело помогающий ему. И это было здорово.

В моменты, когда они уставали, то просто садились в своём сознании, отдыхали и болтали ни о чём. Это очень помогало.

Спать им было не нужно, поэтому они пытались рассортировать всё то, что им попадалось. Делили и откладывали что-то только по ведомым Артёму признакам, и то он зачастую пользовался исключительно интуицией.

Спать тут было не нужно, но, несмотря на это, время как будто бежало мимо них. Реально казалось, что за первый год они смогли рассортировать только какой-то жалкий десяток лет.

Дальше дело пошло быстрее. Но всё равно впереди маячили ещё неприступные массивы, на которые уйдут годы. Это можно было сравнить с тем, как пара человек с кирками долбят возвышающийся перед ними горный хребет, копая тоннель. Однако ребята не отчаивались. Они знали, что там, снаружи, время идёт совсем не такими темпами.

Мирослава помогала Артёму по мере своих возможностей. На самом деле она очень даже неплохо помогала анализировать и систематизировать информацию. А кроме этого, помогала держать в порядке его мозг, чтобы он не перегружался, не терялся среди чужих воспоминаний, в целом защищала мозг Артёма от проникновения чужих ментальных ощущений.

Артём подумал, что она защищает его мозг как будто лечебным зельем от различного мусорного хаоса информации.

И при этом они с девушкой работали, работали, работали и всё равно понимали, что с такими объёмами они просто не справятся. Не то что за год — за десять лет всё не разгрести.

В какой-то момент Артём смог признаться в этом хотя бы самому себе, но надо было сказать об этом и Мирославе.

— Я знаю, — ответила девушка, когда он аккуратно об этом заявил. — Но мы должны это сделать.

— Должны, — согласился Муратов. — Но для того, чтобы нам с тобой не рехнуться, надо брать и делать это маленькими объёмами.

— Значит, будем маленькими объёмами, — ответила девушка. — Ты, главное, не переживай. Если надо будет десять лет всё это перетряхивать, будем десять лет. Нас вытянут. Не переживай. Во-первых, наша основная задача сейчас не отчаиваться. Во-вторых, не бросать начатое. Даже если будет трудно, сложно, невыполнимо, но сдаваться нельзя. И каждый, кто будет чувствовать, что ему сложно, пусть просит другого поддержать его.

Так и выходило. Когда заканчивались силы одного, его поддерживал второй. И наоборот. Они выгребали, выгребали и выгребали. Одним словом, ребята работали по принципу: «Глаза боятся, а руки делают». По чуть-чуть. И вот по их ощущениям прошло уже лет пять, едва ли меньше. Работы меньше не стало. Всё так же: просто непочатый край.

И в какой-то момент руки опустились у обоих.

Они просто стояли посреди всего этого хаоса и смотрели на то, что успели обработать, и на то, что обработать ещё предстояло.

— Боги, — сказала Мирослава, — как же мало мы смогли сделать.

— Да, — согласился с ней Артём. — Если прикинуть, сколько мы сделали и сколько нам предстоит ещё сделать, то кажется, что придётся провозиться ещё лет пятьдесят.

— Точно, — сказала Мирослава. — Осталось ещё раз в десять больше, чем мы уже сделали.

И тут Муратов понял, что всё. Край. Он уселся на краю этой информационной свалки и уронил голову в ладони.

— Всё, я больше не могу… Но я должен.

Мирослава уселась рядом с ним.

— Я знаю, — проговорила она. — У меня такое ощущение, что я теряю свою суть во всём этом.

— Послушай меня, — Артём обернулся к ней и постарался улыбнуться. — Зациклись на каком-нибудь одном единственном воспоминании, самом дорогом для тебя. Причём неважно, что это будет — ненависть, злость или, наоборот, любовь и доброта. Совсем неважно. Главное, что это должно быть самое яркое воспоминание. И тогда, если твоё «Я» будет на этом зиждиться, то оно не даст тебе потеряться. Так сделал и я.

— А ты? На чём сосредоточился? — с бессильной улыбкой спросила у него Мирослава.

— Я зациклился на вере в то, что мой отец жив, — ответил на это Артём. — Он — единственный для меня родной человек, и я знаю, что он где-то живёт, где-то существует.

— Что ж, — проговорил глухой взрослый голос сзади.

Артём с Мирославой одновременно обернулись. Из тьмы небытия вышел мужчина средних лет с усами и небольшой бородкой. На его лице были громоздкие очки, а на голове — небольшие залысины. Волосы же были какие-то бесцветные. Но при всём при том внутри этого мужчины сразу же чувствовалась огромная энергия, которую он был готов вкладывать в то, что ему интересно.

— Я рад, что являюсь для тебя якорем во всей этой мусорке воспоминаний, — хмыкнул мужчина.

— Отец! — Артём вскочил, бросился к мужчине и крепко-крепко обнял его. — Я знал! Я знал, что ты жив! — проговорил он.

— С чего ты взял? — спокойно ответил Альберт Костович. — Я всего лишь твоё воображение. Я — тот самый конструкт, который ты вынашивал все эти годы. Ничего больше.

— Ты меня не проведёшь, отец, — ответил Артём. — Я знаю, что это ты.

— Не о том сейчас думаешь, — голос Костовича стал холоднее. — Раз уж я являюсь для тебя якорем во всём этом… то давай помогу.

— Ты жив, ты жив, ты жив, — проговорил Артём. — Или, может быть, я просто сошёл с ума.

— Можешь считать и так, — проговорил Альберт. — И если для того, чтобы помочь себе, тебе нужно было свихнуться и визуализировать меня, то да, считай, что сошёл с ума. А теперь слушай меня внимательно. Ты проделал огромную работу, но, к сожалению, практически никчёмную.