— Да, — кивнула Мария Анатольевна, выслушав декана боевой магии. — По этим зельям мы никакого ответа дать не можем и гарантировать безопасность их использования тоже. Пока у нас на руках не будет образцов того, чем пичкали Виктора фон Адена, и мы не проведём соответствующие испытания, никакой ответ — положительный или отрицательный — мы дать не сможем.

Владимир Ильич на это прищурился, потёр устало переносицу и почесал в затылке, затем выдохнул и проговорил:

— Я уже предпринял меры для получения этих образцов, — уточнил он. — Между академией в моём лице и Креславом Рароговым есть договоренность: он должен предоставить нам образцы зелий. Ваш факультет должен будет не только проверить их на совместимость, вам предстоит разгадать их формулу, дабы мы смогли обеспечить себя и Империю точно такими же или аналогами.

Он окинул присутствующих взглядом и убедился, что его внимательно слушают.

— Потенциально — золотое дно. Даже если получится воссоздать состав чуть слабее, мы озолотимся, поставляя их в армию по военному заказу. Именно ради этого можно, в виде исключения, допустить девицу фон Аден к испытаниям для приёма на боевой факультет.

— Фон Аден? — фыркнула Мария Анатольевна. — О, это настолько взбалмошная особа, что я бы не рекомендовала.

Бутурлин даже забыл попросить слова и вскочил, упёршись сжатыми кулаками в столешницу:

— Вы с ума сошли⁈ Пятнадцатилетняя пигалица на боевом факультете⁈

— Тихо, тихо, тихо, — сказал ему Вяземский, положив руку на локоть своего начальника. — Осторожнее, вас же сейчас удар хватит!

— Успокойтесь, пожалуйста, Иван Васильевич, — проговорил ректор. — Ещё абсолютно не факт, что она пройдёт. А если вдруг пройдёт…

В разговор также без приглашения вступил Путилин, причём говорил он с нескрываемым ужасом в голосе:

— Тут с одним её братом фон Аденом проблем не оберёшься. А если их будет двое?

— Послушайте, — добавил ректор в голос твёрдости, — вот когда их будет двое — тогда и будем думать. Не понравится — отчислите после первой сессии и отправите к деду. Мне вас учить, что ли?

— Отчислить? — переспросил его Бутурлин. — С факультета боевой магии? — продолжал он, но уже не так яростно. — Вы что, не знаете: с нашего факультета после сессии могут отчислить только вперёд ногами!

— Ну, конечно, — заметил ректор иронично, — что не помешало половине курсантов вашего факультета подать прошение о переводе в другие учебные заведения после инцидентов в Коктау. Так, ладно, давайте мы сейчас об этом не будем. Это дело стабильности и процветания академии. Пятнадцатилетняя девчонка в этом смысле — ну, не такой уж и большой минус.

— Это вы так думаете, — хмыкнул Вяземский, но решил дальше не распространяться.

— Разберёмся, — окончательно закрыл этот вопрос Владимир Ильич. — Давайте лучше вернёмся к теме нашего совещания. Что говорит сам курсант?

Слово взяла Аграфена Петровна, так как Виктор фон Аден на данный момент находился в лазарете под её прямым попечением:

— После возвращения к жизни он ответил на этот вопрос так: «Просто задумался во время медитации, ничего не почувствовал, думал, что так и положено. Пришёл в себя от резкого воздействия». После его вывернуло. Отчего — не знает.

— Так, проверьте кухню на предмет сегодняшнего завтрака, — распорядился Владимир Ильич. — Возможно, у парня аллергия на что-то, или кто-то новенький затесался на кухню и свёл счёты с Аденами или Рароговыми. Такого тоже нельзя исключать.

Путилин сразу же что-то записал себе в блокнотик. Остальные переглядывались, про опасность, идущую с кухни, никто даже не подумал. Но другой вопрос: пострадал только один фон Аден, и никто больше.

Романов оглядел присутствующих:

— Есть ещё у кого-нибудь какие-то мнения?

— Есть, — отозвался сухонький старичок с факультета целительства. Он был биоэнергетиком, имел преподавательскую и лечебную выслугу более века и понимал в таких вещах, до которых Аграфене Петровне в силу молодого возраста и в большинстве своём боевого опыта было далеко.

— Говорите, Евгений Викторович.

— Описанное состояние и симптомы в отчёте госпожи Бабичевой указывают на кратковременный выход души из тела. Причины могут быть самые разные, но тут нам действительно нужен специалист по ментальным дисциплинам. А эта специальность расформирована личным указом императрицы.

Он замолк, снял небольшие круглые пенсне, протёр их и очень аккуратно продолжил:

— Но они же есть — живые, только в ссылке. Можно же написать письмо. В конце концов… Хорошо, если это разовая акция с фон Аденом. А если что-то не так с телепортами или не дай бог с капищем, и они начнут тянуть на себя души? Представляете — вжух, и нет двухсот человек? Нельзя исключать и такой вариант. Но мы должны связаться со специалистом. Я могу написать письмо кому-то из бывшего преподавательского состава, находящегося в ссылке. Прошу разрешение это сделать.

— Да конечно, — кивнул ректор. — Но перед отправкой — зайдите ко мне и покажите текст письма. Его Тайный сыск всё равно будет проверять так или иначе. Поэтому ни одним словом вы не должны бросить тень на академию.

После этого прозвучало ещё несколько вариантов дальнейших действий, но все они были совершенно несостоятельными.

На этом Владимир Ильич решил завершить совещание.

— Итак, — сказал он, встав перед всеми собравшимися, — алхимики, ждём от Рароговых алхимию для изучения. Артефакторы, отправляетесь к фон Адену для изучения его артефакта. Евгений Викторович, пишите письмо давним коллегам. От занятий у капища пока отстранить всех, не только Виктора фон Адена. Отчёт о перебоях в работе капища отправить в Императорскую канцелярию. Всем всё понятно?

Все кивнули.

— В таком случае, если у кого-то вдруг появятся новая информация или новые мысли по поводу произошедшего, всегда жду у себя в кабинете. На этом всем спасибо. Все свободны.

Находиться в лазарете и лежать на кровати, без разрешения с неё вставать, было достаточно странно. Дело в том, что я не чувствовал даже усталости, не то что каких-то болей. В моём организме всё работало как часы. Я был абсолютно здоров — и при этом меня всё равно держали в лазарете на кровати. Сказали, что при любой попытке самовольно встать меня могут вообще к ней привязать.

Первой ко мне пришла с визитом Аграфена Петровна. Проверила все показатели моего организма и цокнула языком.

— Пациент чересчур здоров? — поинтересовался я с улыбкой. — Можно всё-таки пойти к себе?

— Нет, лежи, — сказала Бабичева. — Да, ты здоров — могу подтвердить, что по всем параметрам ты здоров. Но ты же буквально несколько часов назад был мёртв, понимаешь? Так что лежи. Набегался уже. Я буду наблюдать за тобой. По крайней мере, до утра. Кошмар, — и закрыла лицо руками.

Следом за ней пришёл Аркадий Иванович Путилин. Я попытался отпроситься у него. Сказал, что с территории академии ни ногой, но дайте мне пойти к себе в комнату в общежитие.

Путилин покачал головой.

— Нет. У меня до сих пор пальцы дрожат из-за того, что с тобой случилось, — я мельком глянул на его пальцы, и с ними всё было в порядке, преподаватель преувеличивал. — Ты кстати… извини за рёбра, — добавил он.

— Да ничего, — махнул я рукой и почувствовал, как внутри разливается настоящее чувство уважения к этому человеку. — Спасибо вам, Аркадий Иванович. Вы — настоящий герой, боролись за меня до самого конца. Благодаря этому я смог вернуться.

Путилин прищурился.

— А ты вообще ничего не помнишь?

— Нет, — ответил я после того, как сделал вид, словно задумался и пытался отыскать в памяти хотя бы какие-нибудь мельчайшие фрагменты, о которых мог бы ему рассказать. Но потом обессиленно всплеснул руками и покачал головой. — Нет. Только задумался — и уже пришёл в себя от того, что меня выворачивает наизнанку.

— Понятно, — ответил на это Путилин. — Смотри, пока на данный момент тебя отстранили от тренировок и медитаций у капища. Было заседание ректората конкретно по твоему случаю. Вот теперь, собственно, жди тут делегации, потому что буквально все участники этого совещания — их было немало — будут к тебе ходить.