При ходьбе она отчаянно жестикулировала, словно помогая рассказу руками. А я смотрел на неё со смешанными чувствами. С одной стороны, отчаянно хотелось расхохотаться, а вот с другой, мне было совсем не до смеха.

— Ты же не оставил бы, — продолжала она тем временем. — Ну вот я и пошла к Салтычихе, ну это мы так Матрону Салтыкову зовём, чтобы выяснить, что произошло. Причём я-то собиралась это сделать абсолютно мирно, но совершенно случайно расцарапала ей лицо.

— Случайно? — уточнил я, стараясь скрыть усмешку.

— Абсолютно случайно, — сестра сделала страшные глаза. — Даже в мыслях не было. Это просто потому произошло, что она себе щипцами волосы спалила, а я хотела помочь, но что-то пошло не так.

— Стоп-стоп-стоп, — остановил я сестру, уже предчувствуя масштаб катастрофы. — Матрона Салтыкова спалила волосы щипцами, так?

— Ага, — с готовностью кивнула сестра.

— Без твоего участия или с оным? — кажется, мне совсем скоро придётся улаживать проблемы, с точки зрения родителя, а вот к такому меня жизнь совсем не готовила, даже на Стене. — И сильно спалила? Пару локонов, надеюсь?

— Ну как, — замялась Ада и отвела взгляд в потолок, — полголовы до блеска. Аграфена Петровна кого-то за париком послала, сказала за день такое непотребство не прибрать…

Я закрыл лицо ладонями. Если бы мне кто-нибудь сказал, на что я обрекаю себя, допуская учёбу сестры рядом, я бы не поверил. А, если бы поверил, то никогда бы на такое не согласился бы.

— Ясно, — ответил я через некоторое время, когда смог успокоиться и посмотреть вновь в заискивающие глаза сестры. — А Голицын-то тут…

— Так ты же не дослушал, — Ада хлопнула ладошками и сложила их у себя на груди. — Мне, короче, Салтычиха говорит, хана теперь и тебе, и близким твоим, мол, отец у неё в Тайном сыске и нас всех со свету сживёт. Я испугалась, ну а что? Я же мелкая ещё. Короче, ноги в руки и бегом к тебе, чтобы предупредить про ситуацию. А тебя — нет, говорят, каких-то пацанов бьёшь. А тут здоровенный детина меня поймал, схватил и ну давай пытаться к стеночке прижать со всеми вытекающими! Я царапаться и визжать, конечно, ну а что? Чтобы у него перепонки нахрен порвались. Но тут появился Коленька и мужественно меня спас, вот…

Голос у неё при упоминании Голицына резко изменился, появились нежность и придыхание. А в глазах возникли романтические воспоминания.

— Кто тебя поймал? — для меня пока оставался неясным лишь этот момент. — Кто прижать к стене пытался?

— Да детина такой здоровенный, — скривилась сестра, так как воспоминание для неё явно было неприятное. — У него форма ещё такая со всякими вышивками, как у девчонки.

— Лев Толстой, сука, — прошептал я. — Ну я тебя…

А затем снова обратил внимание на сестру.

— Значит, так, — я наклонился к ней, стараясь говорить так, чтобы она запомнила каждое слово. — У тебя за один единственный день — целых два приключения, — затем пересчитал в уме и понял, что ошибся, — три! Три приключения со знаком минус. Я брал за тебя ответственность в надежде, что подобных не будет ни одного за весь год! Поэтому ты остаёшься в своём общежитии и никуда не выходишь без меня, или родителей с братом. Тебе это понятно?

— Вить-Вить-Вить! — зачастила Ада, живо напомнив мне рарожика с его пинь-пинь-пинь. — Так не пойдёт, ты чего, ну⁈ Меня Коленька на выходных гулять по городу позвал. Он такой… такой… он сможет меня защитить, точно-точно!

«Млять», — едва сдержался, чтобы не выругаться вслух.

— Ада! — но голос контролировать всё-таки было тяжело. — Тебе пятнадцать лет! Какие ещё коленьки-толеньки? Мне ещё с Салтыковыми вашу стычку разруливать! Всё!

— Послушай, — сестра вдруг стала серьёзной, кажется, пытаясь подражать мне. — Коля — рыцарь настоящий! Ты же ничего не понимаешь! Может, он тебе не нравится, но это потому что ты не девушка! Он настоящий! Он добрый и верный! Очень-очень внимательный! Правда! Не разрушай моё счастье! Будь хорошим братом!

На этот раз я вспомнил куда больше нехороших букв, которые частично даже высыпались из моего рта, но всё-таки я сдержался, проводя дыхательную гимнастику. Однако кулаки сжимались помимо моей воли.

Мало того, что теперь придётся прижать Льва, чтобы получить от него объяснения. А может, придётся и припугнуть. Плюсом проблемы с очень знатным родом, прибывшим из европейской части России. А до кучи ещё и Голицын в виде объекта воздыханий моей сестры. Ну твою ж ты демонову преисподню!

— Послушай, пожалуйста, и ты, — попросил я сестру. — Николай Голицын — подлый и беспринципный человек, — мне приходилось часто останавливаться, чтобы подбирать эпитеты без нецензурных ругательств. — Он ни во что не ставит большую часть своих сокурсников. Он не уважает девушек и, если не веришь мне, можешь спросить у Радмилы Зорич. Он очень плохо относится к преподавателям, а ещё хуже к тохарам. Это практически образцовый мудак, — я всё-таки не сдержался.

— Ой! — Ада махнула на меня рукой. — Ты просто не можешь смириться с тем, что я выросла! Для тебя сейчас любой мой выбор будет неудачным, — она даже картинно всхлипнула. — А, между тем, среди тохаров замуж выдавали уже в тринадцать-четырнадцать. Мне папа рассказывал!

Я снова закрыл ладонью лицо. Становилось совершенно очевидно, что доводы разума тут бессильны. Что ж, значит, буду действовать не в лоб, а мудрее. Ладно, одной проблемой больше, отлично!

— Хорошо, — ответил я и увидел радостный блеск в глазах своей сестры. — За территорию вас всё равно не выпустят, у нас тут декан лютует. Ну и, конечно, знай, что я против. Единственное, о чём хочу попросить, когда он разобьёт тебе сердце, перед тем как сигать из окна или колоть себя разными предметами, приди лучше ко мне и поплачь в жилетку. Обещаю, не напоминать тебе об ошибках.

— Вить, вот что ты, как мама, себя ведёшь? Сам, наверняка, такой же! — выдала сестра и показала язык.

«Ладно-ладно, — подумал я, глядя на её живые, незамутнённые эмоции. — Человек должен набить собственные шишки, чтобы начать прислушиваться».

— Ты чё, совсем охренел? — Голицын ворвался в комнаты Льва Толстого и тут же прижал того к стене. — Ты куда руки распустил, пёс⁈ Она тебе не простолюдинка, а аристократка! Ты даже не представляешь, какие проблемы могут быть! Да! Даже у тебя!

У Николая были расширены глаза от бешенства, а изо рта летела слюна, когда он высказывал сокурснику всё, что думает.

— Руки! — рыкнул тот, и Голицын отпустил воротник расшитого кителя Толстого. — Во-первых, чего её брат мне нос сломал, а? Во-вторых, ты сам сказал, чтобы я её припугнул, а теперь заступаешься! И ведёшь себя, как слабак!

— Слышишь ты, слабак, — Голицын сжал кулаки, но тут же разжал, стараясь успокоиться. — Одно дело — припугнуть и лапши на уши навешать, как и было условлено. И совсем другое дело — руки распускать! Ей пятнадцать лет всего, она — ещё ребёнок, — Николай костяшками пальцев постучал по лбу Льву. — Это уголовно наказуемое деяние! — но тот отмахнулся.

— Какой ещё ребёнок? — фыркнул Толстой, стараясь отойти подальше от Голицына. — Там уже всё сформировалось, как надо, можешь мне поверить. Я всё видел, пощупать только не успел! Ай, млять, больно!

Последняя фраза стала реакцией на тычок в лицо от Николая. Он бил без замаха и, скорее, от презрения, нежели от злости.

— Ты не охренел часом⁈ — завизжал Лев. — Твоего дядю тоже можно подвинуть, если будешь руки распускать!

— У меня тоже сестре пятнадцать, — прохрипел в ответ Голицын, потому что ярость и брезгливость внезапно сдавили его горло. — И за неё я тебе не только по морде съездил бы, а оторвал бы всё, что только отрывается. Даже твою тупую думалку! Хотя там и мыслей-то, скорее всего, нет! Одни, гормоны, тварь!

— Ты попросил, я сделал! — враз похолодевшим тоном проговорил Толстой, при этом он прищурился, словно запоминал своего собеседника. — Теперь ещё я и тварь! Может, ты просто услугу оплатить не хочешь? Обманул?