— А вот с этим труба, — сказал Тагай, разведя руками. — К окну подхожу со страхом, а уж выглянуть совсем боюсь, не то что прыгать.

Мне сразу же вспомнилось, как он прыгал со Стены. Довериться товарищам с магией воздуха было сложно, но приходилось. Поэтому Тагай прыгал исключительно с закрытыми глазами, открывая их только в полёте, когда выбора уже не было. Ну и сгруппироваться надо было перед правильным приземлением. И так из раза в раз, опыт вообще не работал.

— Прыгай с закрытыми глазами, — сказал я, кивая на окно. — Попробуй, вдруг это поможет.

Как я и ожидал, данный метод сработал безотказно.

Мы ещё некоторое время потренировались, а затем разошлись по кроватям. Ночь прошла спокойно без тревоги, что мне показалось странным. Это означало, что наш декан задумал что-то более убойное.

В столовой нас ждало нечто очень смахивающее на митинг ущемлённого дворянства.

— Да где это видано! — возмущался курсант в расшитом кителе. — Я сюда учиться поступил, а не худеть.

— Вот именно, Лев, — поддерживал его Голицын, оглядывая остальных. — А вы чего молчите? Или будете давиться этим хрючевом?

На сегодня снова была каша, но сваренная по другому рецепту. На Стене такую давали только по большим праздникам, поэтому я не стал никого слушать и принялся за еду.

— Да ладно тут кормят, как скотину, — продолжал негодовать тот, которого Николай назвал Львом. — Но по каким таким законам у нас все продукты из комнат вынесли во время занятий? Я хотел поесть нормально, хватился, а там — пусто. Это же воровство!

— Спокойно! — в обеденном зале появился комендант Мартынов. — Курсант Толстой, все ваши зефирки и утки по-пекински будут отданы родственникам в том виде, в котором их забрали из ваших комнат! И запомните, пока на передачу съестного действует запрет! Вы либо будете есть то, что вам дают, либо будете голодать.

Вот и узнал, кем был ряженый курсант. Оказывается, из рода Толстых.

— Я буду жаловаться! — прорычал Лев, сел рядом с Голицыным, ненавидящими глазами уткнувшись в Михаила Юрьевича, после чего стал потихоньку отхлёбывать отвар из кружки.

Хм, а ведь методика Бутурлина работает. Таким макаром они через недельку уже не будут видеть свою жизнь без питательной каши. Хотелось аплодировать нашему декану. Он знал, что делает.

А видеть голодные лица мерзавцев было вдвойне приятно.

— Внимание, первый курс! — я оглянулся на голос и увидел Вяземского. — Сегодня у вас будет специальное занятие. Оказание первой магической медицинской помощи. Проходить будет во флигеле при медицинском факультете, поэтому после завтрака все на построение, а затем на занятие.

— Это что ещё за новость? — возмутился Голицын. — Какая ещё ПММП? Сроду ничего такого в этой академии не преподавали.

— Я же предупреждал, — мягко ответил на это куратор. — Вас ждёт множество сюрпризов.

— Надо было идти учиться позже, — вздохнул Николай. — Когда уже этого Бутурлина выпрут?

Занятия по оказанию первой магической медицинской помощи проходили в небольшой пристройке к главному корпусу академии. Пристройка была разделена на две части: в одной стояли койки, где студенты старших курсов лечили пришлых пациентов для прохождения практики, а во второй располагалось нечто среднее между лабораторией, операционной и кунсткамерой. Всюду стояли стеклянные ёмкости с частями демонических тел, в углу на каркасе красовался скелет летающей твари, которая, если мне не изменяла память, и была праотцом или праматерью тех самых шерстяных зверюг, что выбрались из прорыва и погибли в огне моего смерча.

— Это что такое⁈ — ничуть не стесняясь, голосом, полным презрения, выдал Голицын, когда мы вошли в кабинет, где некто с приглушённой руганью на своём горбу тащил макет демона-легионера в натуральную величину. А это ни много ни мало, а почти пять метров. — Что за голем?

Относились его слова к преподавательнице, которая нас должна была научить азам магической помощи, или к макету для меня осталось загадкой. Но Толстой внёс ясность своим едким комментарием.

— Семь на восемь, восемь на семь — это только голова, — брезгливо выдал Лев, который с недавнего времени стал держаться рядом с Николаем. — Что ещё за кунсткамера?

Преподавательница, судя по энергетике, сильный лекарь, действительно была просто огромна. Она возвышалась над самым высоким из нас почти на две головы. При этом была достаточно широкой и основательной. Я прикинул, что в ней килограмм двести чистого веса, и это при практически полном отсутствии жира.

Черты лица у неё были соответственно крупные, поэтому, скорее, отторгали, но при этом, если смотреть на них непредвзято, были достаточно пропорциональными и даже симпатичными. Но, конечно же, первое впечатление создавалось такое, что перед тобой женщина, которая тушит избы остановленными конями. Как в игре «городки».

— Рада приветствовать вас на своём занятии, — пророкотала над нами преподавательница, ослепительно улыбаясь. — Меня зовут Аграфена Петровна Бабичева. И сегодня мы будем учиться оказывать первую магико-медицинскую помощь самим себе.

— А по вам и не скажешь, что вы можете помощь оказать, — Голицын уже отошёл от первого шока и вернулся к своей обычной манере: хамить и дерзить, но при этом он не осознал, что слишком близко приблизился к преподавательнице. — Вам бы лучше борщи рожать да детей варить, чем пытаться учить аристократов со своей внешностью.

Лично я поостерёгся бы говорить подобное человеку, у которого кулак раза в полтора больше твоей головы. Причём, находясь в непосредственной близости от этого самого кулака. Но Голицын, видимо, совсем страх потерял. Точнее, чувство самосохранения.

Но Аграфена Петровна оказалась достаточно изощрённым человеком. Она взяла Николая за воротник кителя тремя пальцами и подняла на полметра вверх, как нашкодившего котёнка. Потом встряхнула и ласково посмотрела в глаза.

— А тебя я сделаю пособием для лечения переломов различной степени тяжести, — мягко, словно с родительским участием проговорила Бабичева. — У тебя как раз конституция позволяет.

— Отпусти…те меня! — Николай пытался брыкаться, и от этого зрелище становилось ещё более смешным; остальные сокурсники начали хмыкать сначала в кулак, а затем и вовсе смеяться в открытую. — Поставьте меня на землю, пустоголовая вы ведьма!

— А то что? — Аграфена Петровна улыбнулась ещё шире. — Ты пожалуешься дяде? Жалуйся, — она поставила его обратно. — Но знай, что большинство болячек генерала Ермолова излечивала я.

— Да что это вообще такое? — Лев в расшитом драгоценностями кителе даже не пытался скрыть брезгливое отношение к происходящему. — Какого хрена нас будут учить какому-то знахарству деревенские бабищи, а? — он как будто обращался ко всем, даже голос повысил, но смотрел только на Аграфену Петровну. — На кой-нам вообще изучение первой помощи? Во всех боевых соединениях, если кто-то из нас туда вдруг и попадёт, есть полковые лекари. Они даже мёртвых на ноги поднимают! Поэтому вы все, как хотите, а я пойду поищу что-нибудь съедобное в этом пристанище насилия и отсутствия логики.

— «Бабища», — ни к кому не обращаясь, да и едва слышно фыркнул парень, которого я приметил ещё вчера. — Эта «бабища» на границе перехода к уровню боярыни. Встретишься с такой в бою, и тебя уже ничего не спасёт, гарантированная смерть. Зато после боя — гарантированная жизнь.

Всю эту тираду слышал только я. Даже мои друзья больше заинтересовались тем, что происходит между преподавательницей и Львом. А я заинтересовался парнем. Он создавал впечатление отщепенца. С ним никто никогда не общался, и он всегда и всюду был один. Никогда и никто не подходил к нему даже, чтобы пожать руку. Как видно, он и общаться привык сам с собой. Только вслух.

Тем временем Бабичева остановила запланированный отход курсанта в расшитом кителе, попросив подождать пару минут и обратилась к остальным.

— А скажите мне, любезные, — голос у неё был громкий, зычный, можно даже сказать, командный. — Зачем нужна первая помощь боевому магу?