Узнав, что происходит, я заскочил в штаны, накинул на голое тело куртку, сунул ноги в ботинки и бросился в сторону разгоревшейся перестрелки с начала которой, по словам часового, оставшегося возле пустой палатки, не прошло и двух минут. Оказавшись рядом с местом боя, где уже дошло дело до рукопашной, в которой сошлись несколько десятков человек, я приложил их массовым параличом.

Досталось всем — нашим-ненашим, и тем, кто прибежал на шум и оказался рядом с дерущимися. Я специально расширил площадь заклинания, чтобы не дать убежать кому-то из врагов и на тот случай, если кто-то из них затаился в сторонке.

— Не сметь! — рявкнул я, когда увидел, как один из красноармейцев занёс штык СВТ над неподвижным телом в пятнистой чужой форме.

— Так это ж фашист, ихний диверсант, — удивлённо произнёс тот, но оружие от лежачего отвёл. — Эвон наших скока побили гады енти.

— Не ты его взял в плен, не тебе и приговор выносить. Или считаешь, что можешь такое себе позволить? — процедил я.

— Нет, нет, — замотал тот головой, а потом заторопился затеряться в толпе бойцов.

«Балбесы, блин, кого допрашивать, если всех перебить сейчас? — мысленно вздохнул я. — А допрашивать нужно, иначе как узнать, почему часовые не заметили такую толпу».

Дальше началась сортировка парализованных тел, причём я приказал связывать всех немцев и бойцов в красноармейской форме, если те незнакомы. Потом разберёмся.

Отдых был испорчен. Какой уж тут сон, когда чуть ли не в центре расположения оказались враги. И как они вообще сумели проскользнуть мимо секретов, где имелся боец с амулетом, отводящим взгляды? Причём он был один, чтобы напарник или товарищи не выдали его своим присутствием.

Ночная вражеская вылазка стоила нам семи убитых и двенадцати раненых. Захватить в плен удалось девятерых немцев, погибло в ходе короткой стычке ещё шестеро «камуфляжных».

Все как на подбор были молодыми, не старше тридцати лет здоровяками. Одетые в крупнопятнистый камуфляж, кепи, в ботинках, вооружённые автоматами и пистолетами. Причём у двоих были «бесшумки»: Р-38 с массивной трубой ПББС.

Чтобы не терять время на допросе, я использовал свои навыки мага. Благодаря ментальным чарам (более жёстким, чем те, которые я использовал до этого) немцы выдали весь расклад.

Это было элитное подразделение, аналог ОСНАЗа. Не егеря даже — куда круче. Все они служили в абвере и подчинялись лишь самой верхушке командования данной структурой. Сорок человек немецких «волкодавов» были переведены на Восточный фронт под Пинск, откуда в Рейсхканцелярию летели невероятные и иногда панические депеши. Их командиру майору Вольфганту предстояло на месте разобраться с тем, что вызвало истерику у командования дивизии, толпящейся вокруг не такого уж и большого советского города.

Дважды спецы выходили в ночную разведку и дважды возвращались, чувствуя животными инстинктами, развитыми за годы службы, что впереди их ждёт только смерть. И они смогли найти тактику, как пройти мимо бойцов с моими амулетами. Немцы буквально по метру разобрали маршрут проникновения за линию окопов. Первые разведчики заметили, что машинально отводят взгляд в сторону от некоторых мест. Для таких специалистов как они, подобное было невероятно! У диверсантов уже привычка выработалась разбивать окружающую местность на сектора и проскакивать по ним взглядом, отмечая все детали, даже мелкие. И вдруг такой выверт собственного организма. Вольфгант сравнил доклады разведчиков, потом целый день в бинокль рассматривал наши позиции, а ночью вновь отправил несколько двоек, приказав обращать внимание на любые странности. Вот таким не особо хитрым способом немцы сумели рассчитать маршрут мимо постов, где сидели в засаде красноармейцы, скрытые магией.

Способ-то нехитрый, зато выполнение плана по нему о-очень сложное. Абверовцы заслужили моё сильнейшее уважение, раз сумели перебороть инстинкты. А ещё, выходит, немцы теперь знают, как бороться с воздействием амулетов, по крайней мере, в курсе, на что нужно обращать внимание. Уже не покатаешься по их расположению на машине, м-да. Правда, Воронцов сказал, что с оставшимися немецкими осназовцами уже в эту ночь будет покончено. Он лично с десятком лучших бойцов, защищёнными амулетами, наведается к ним в гости. Если тех не окажется на месте (если не глупые, то после провала основной группы должны были сменить местоположение отряда), то даст прикурить остальным гитлеровцам.

— Подкачали ваши амулеты, товарищ Глебов, — покачал головой Маслов.

— Это самые простые вещи, чего вы от них хотели-то? — хмыкнул я. — На более сложные у меня нет времени и материалов.

— А что нужно для действительно хороших вещей? — он посмотрел мне в глаза. — Драгоценные камни?

— И камни, и многое другое, — пожал я плечами. — У меня есть наметки, но пока о них говорить рано.

Когда-то давно это здание было частью усадьбы кого-то из панов. После того, как территория стала частью СССР, поместье превратили в склад, в здание сельсовета, сельскую кузницу и разместили часть общественного стада крупного рогатого скота. А сейчас та площадь, которую ещё месяц назад занимали советские чиновники, стала штабом особой группы германских войск.

В комнате находились три десятка человек, двое самых пожилых выделялись широкими лампасами. Среди остальных никого ниже майора не наблюдалось. Лица немцев были серьёзными и дело даже не в том, что совещание — это не место для веселья. Нет, совсем не это мешало улыбкам. Эти люди рисковали потерять своё положение вплоть до жизней, если не выполнят приказ верховного командования. А тот был прост: в течении недели взять Пинск, этот город острой костью торчал в горле немцев, которые успешно наступали южнее и севернее этого советского города.

Предыдущий командир группы войск был с позором отправлен в отставку фюрером. Но ему повезло, так как буквально на следующий день русские диверсанты вырезали половину штаба дивизии, обезглавив на двое суток несколько мотопехотных, танковых, артиллерийских и авиационных полков.

— Господин Нойман, моя группа бессильна что-либо сделать, — один из офицеров встал со своего стула и замер в стойке «смирно». — Большая часть состава пропала без вести, скорее всего, погибла, так как наблюдателями был замечен ночью в том направлении, куда они ушли, короткий ожесточённый бой. Сейчас со мной всего десять человек, трое из них ранены. И сейчас они охраняют это здание. Могу только напомнить, что были доставлены несколько рядовых и унтеров советов, которые рассказали нечто интересное.

— Простых Иванов мне и полковые разведчики притаскивали, — с раздражением в голосе ответил ему один из носителей лампасов. — Да сядьте вы, не маячьте перед глазами столбом. И что вы подразумеваете под «интересным», майор? Пленные твердят о какой-то мистике, про мага, который прибыл из Москвы, о волшебных вещах, делающих их носителя невидимым и неуязвимым, а оружие невиданной мощи! — голос генерала под конец речи зазвучал на повышенных тонах.

— Без мистики моих парней нельзя было уничтожить.

— Любой смертен, просто вы излишне загордились, вот и результат, — припечатал генерал.

На скулах у Вольфганта набухли желваки от злости, но он сумел сдержаться и не послать «лампасоносца» к дьяволу, напомнив, что ему майор не подчиняется и выполняет своё отдельное задание, хоть и совпадающее с целями нового командования группы войск. Если бы не провал разведрейда… но абверовец понимал, что в разносе, который ему сейчас устроил генерал, вина его имеется, и потому молчал. Да и не стоило давать этой штабной крысе возможность продолжать пачкать память погибших парней, которые сделали всё возможное, что было в их силах.

— Через семь дней к нам прибудет пополнение, а затем начнётся совместная операция с частями, которые давят на город с юга и юга-востока, где обороняются части Пинской речной флотилии, — продолжил генерал. — К этому времени я должен иметь полное представление о силах русских в городе: сколько их, какое вооружение имеют, где стоят их танки и спрятаны орудия с пулемётами. И чтобы никакой мистики.