Работорговцы привычно стали торговаться и получили всю четвёрку за пятнадцать золотых монет. Заодно отметили, что торговый партнёр спорил без огонька во время торга, как-то даже прям наплевательски.
— Где? Где это было? — торопливо спросила Нанима, сделав шаг к мужику, отчего тот скорчился и стал тихонько подвывать от страха.
— Отойди от него, — приказал я девушке. — Не видишь, до чего его довела?
Кое-как удалось узнать у резко онемевшего «языка» про место, где он повстречался с неизвестным отрядом. Потом уточнил текущее местоположение. И выходило, что оказались мы более чем в ста километрах от Бояфа. До ближайшего города около пятнадцати-двадцати камэ, вот только хрен я туда сунусь со своим грузом. Это из-за того, что туда катила компашка работорговцев. Следующий город находился порядочно в стороне и до него от лагеря больше тридцати километров. Зато там можно будет сбыть свой груз без лишних вопросов. А до крупного города, столицы провинции, столько же, сколько до Бояфа. Но туда без денег даже не стоит соваться.
«И без документов», — вздохнул я, вспомнив, что у меня при себе даже жалкой бумажки с печатью нет, которая удостоверяла бы мою личность.
Укладка трофеев сожгла мне половину нервов. А когда настало время трогаться в дорогу, то превратились в угольки и остальные нервные клетки. Оказалось, что горничные абсолютно не умеют ни седлать лошадей, ни запрягать их в повозки, ни управлять ими. Всю работу пришлось делать Нимфадоре, которая имела кое-какие навыки в этом деле. Разумеется, это не прибавило ей любви к своим помощницам, с которыми она и так целый день была на ножах. Дорога превратилась в ад для всех: животных, меня, авантюристки, горничных. На одних с двух сторон рычали, грозились убить и обкладывали многоэтажными словесными конструкциями я и нэко. Другим доставалось от неумелого управления. А мне приходилось каждый час лечить потёртости и усталость у лошадей, улучшать им тонус и так далее. Как бы ни перекладывали лошадиную экипировку, всё равно у тех что-то где-то натирало. Зато к ночи после моего магического вмешательства они стали выглядеть здоровее и свежее, чем утром. Дежурить ночью заставил горничных, предупредив, что если они пропустят врага, заснут или ещё как-то накосячат во время своей вахты, то не смогут уже никогда помочь своей графине. После этого со словами «вдруг война, а я уставший?» завалился на боковую. Пожалуй, физически не вымотались лишь пленные за этот день.
Лишь к полудню мы добрались до города у границы королевства. Шинис выглядел практически точной копией Бояфа, словно их возводили по одному проекту.
На воротах остановили стражники, которые сунули свои любопытные носы в фургоны и телеги.
— А этих сюда продавать привезли? — ткнули они пальцами в пленников, заметив у них ошейники.
— Ага.
— Так нет у нас рабского рынка, он тут один на несколько дней пути. Нужно тебе в Пайрон-Дидъ съездить, — стражник назвал город, куда изначально везли меня с девушками работорговцами.
— Совсем никак не продать?
— Не-а.
— Понял, — потом махнул рукой своим спутницам. — Разворачиваемся.
— Что? — немедленно возмутились горничные. — Мы договаривались…
— Разворачиваемся, блядь! Что вам в этом слове не ясно? — заорал я.
Те кое-как развернули свои повозки, и наш караван покатил назад, откуда пришёл. Спустя два часа я приказал сворачивать в лес. Оставив мышку с молчуньей сторожить наше добро, я погнал всех остальных в чащу. Побледневшие пленники, почуяв беду, начали умолять меня «не губите, милорд, дети малые дома ждут, старики-родители умрут без их поддержки».
— Нанима, ты свой колышек не выбросила? — хмуро спросил я.
— Нет, Санёк! — крикнула крольчиха, будто солдат на плацу и показала названный предмет.
При виде шипастой деревяшки, измазанной засохшей кровью и от этого выглядевшей очень устрашающе, пленники заткнулись и шустро рванули вперёд.
Очень скоро я нашёл то, что было нужно.
— Стойте.
От моих слов все замерли.
Пленники сначала посмотрели на меня, потом перевели взгляды на глубокую яму, рядом с которой я их остановил, и вновь посмотрели на меня.
— Н-нет, милорд, не надо, — взмолился работорговец.
— Продайте нас хоть кому, только не убивайте, — поддержал его целитель.
— Кому продать? В Шинисе вы никому не нужны. А везти вас на рабский рынок я не собираюсь. И кормить вас не собираюсь.
— Может, отпустите, а? — предложил один из охранников. — Мы поклянёмся, что никому не расскажем про вас, милорд, и не станем мстить либо как-то иначе чинить неприятности.
Остальные пленные часто закивали головами, поддерживая его.
— Отпустить? После того, как вы меня хотели рабом сделать? Вы ебанутые, что ли? Око за око, зуб за зуб, — с этими словами я выстрелил чарами, как из пулемёта. Одному досталась молния, второму сосулька в переносицу, третий схлопотал парализацию, четвёртый был сбит каменным кулаком по черепу, а пятого свалила на землю волшебная лоза, оплетя ноги. При этом он приложился затылком о крупный корень дерева и вырубился. Шестой упал на колени, а потом скрючился в позе эмбриона, хрипя и царапая шею ногтями, вдохнув сначала ядовитое облако, а затем ядовитые споры. Из-за ошейника они ослабели в несколько раз, и потому первоуровневые заклинания — зато их усиливал магический талант «мастер магии» — отлично работали против них. — Свяжите их.
Когда мои спутницы скрутили оглушённых мужчин. Я стал поочерёдно на каждого накладывать несколько чар: сон, ядовитый шип, ядовитое облако, ядовитую кровь, слабость и парализацию. Вышло не быстро. Я даже пожалел, что решил использовать магию, а не быстренько перерезать им горло. Но, сука, рука не поднялась. А вот чары — это другое дело.
Девушек я не стал заставлять пачкать руки не потому, что весь из себя такой благородный. На хер эту чушь для сказочек, где единороги какают радугой. Просто эти уроды тронули меня. И я не хочу перекладывать месть на чужие плечи. Сейчас не бой, где я плохой помощник. Ну, и магию немного прокачал, чего уж тут. Цинично и выгодно, всё так.
«Ни одна падла не уйдёт безнаказанной, — мрачно подумал я, с отвращением смотря на дело рук своих. — И трактирщик гнида однажды получит своё».
Я урод? Да мне по хуй, кто там что думает. Я отомстил — вот это важно, всё остальное придуманная мораль теми, кто боится мести за свои гнусности или не имеет воли ответить обидчику.
Комплекс заклинаний быстро сделал своё дело, отправив на небеса пленников.
— Снимите с них ошейники и скиньте в яму.
— А что сам не сделаешь это? — возмутилась Нанима. — ты их убил, ты и возись с мертвецами.
— Ты не охерела ли часом, ушастая? — прищурился я. — Напомнить, кому ты служишь в данный момент?
— Урод, — припечатала она, шагнула к телам, наклонилась и взяла первое за ногу.
— Эй, а ошейник?
Когда последний труп оказался в яме, я использовал несколько заклинаний из магии земли, чтобы обрушить стенки. Не уверен что это так уж защитит их от хищников охочих до падали, но оставить трупы просто валяться в лесу не мог. Наверное, это психическая деформация после просмотра тысяч фильмов, где персонажи всегда прятали дело рук своих — криминальные трупы.
— Погнали обратно, — сказал я спутницам.
Настроение было препоганейшим. Наверное, создатель этого перса что-то подшаманил в настройках морали и психики, так как я себя чувствовал погано, но точно не ощущал подход депресняка. Или всё дело в кажущейся нереальности из-за игровой составляющей, на чём зациклилось подсознание? Потому массовое убийство меня и тронуло постольку-поскольку?
«Или ты просто моральный урод и скрытый маньяк, Саня, — припечатал я себя. — А с другой стороны, один человек как-то говорил себе: тварь я дрожащая или право имею? И хочется ему ответить вот что: как раз тварью я себя если и хочу ощущать, то точно не дрожащей. Так что, пошли все на хуй!».
Когда проезжал сквозь ворота Шиниса, знакомый стражник поинтересовался, куда я подевал рабов.