Тысячник не стал переспрашивать, поняли ли командиры свои задачи. Он подстегнул лорха и поехал прочь.
На степь ложилась ночная прохлада. Закат окрасил небосвод в приятный розовый цвет. Набежавший ветерок шелестел высокой сочной травой. Птичий гомон постепенно смолкал. Над лагерем обоза потянулись к небу множественные сизые дымки от костров.
Шаман Шурзак, облеченный властью и доверием Отца всех орков, курил трубку, набитую дурман-травой. Новая безграничная власть, которую он получил вместе с посвящением в пророки Отца, кружила ему голову. Его затуманенный взгляд скользил по безбрежной степи, зацепился за что-то и пошел дальше. Шаман лениво вернул его к тому месту, где что-то показалось ему странным, и тупо уставился. Мысли еле ворочались в затуманенной травой голове. Он видел, как множество всадников появилось из-за холма. Они двигались очень медленно, словно ноги их лорхов увязали в болоте.
"Кто такие и почему они так медленно двигаются?" — подумал Шурзак, а всадники вдруг приблизились одним скачком, и в уши шамана ударил тревожный набат. Затем в его сознание ворвались тревожные крики орков и гулкие раскаты барабанов. Шурзак тряхнул головой, отгоняя наваждение. Раньше видения были приятными. Его посещали красивые девы, которые ублажали шамана. Он воспарял над землей и летал как орел. Сегодня все было по-другому. Ни дев, ни пьянящего ощущения полета, только всадники, поднимающие пыль.
— Шурзак! Шурзак! На нас напали! — Его трясли за рукав, пытаясь поднять.
Наконец до него дошло.
— Напали! Кто посмел?! — Он с трудом поднялся и, осознавая, что происходит что-то не то, огляделся.
В лагере царила паника. Орки бегали, орали, натягивая на себя снаряжение. Мычали лорхи, которых пытались запрячь.
— Шурзак! Сделай что-нибудь, или нам конец.
Шаман посмотрел на говорившего. Гаржик Нестрог, начальник обоза.
Шаман оттолкнул его руку:
— Как ты смеешь прикасаться ко мне?! Я посланник Отца, проводник его священной воли!
— Если ты проводник его воли, шаман, то защити нас! Смотри, сколько врагов!
Шурзак, покачнувшись, посмотрел на скачущих всадников, их было много, очень много, и они неслись со всех сторон.
— Враги! Откуда? — проморгавшись, спросил он.
— Да откуда мне знать. Нас застали врасплох. Если ты посланник Отца, то защити нас своей силой, Шурзак, — не отставал от него Нестрог. Он видел, как неумолимо надвигалась волна чужих всадников. Еще немного, и она захлестнет лагерь.
Шурзак расправил щуплые плечи, поднял руки и воззвал к небу:
— Отец, защити своих детей, и мы воздадим тебе хвалу нашу. — Он перевел взгляд на гаржика и надменно произнес: — Иди сражайся, и Отец прославится в тебе и твоих воинах.
— Шурзак, ты посмотри, сколько их! Нам не справиться. Чудо давай! — тоскливо глядя на вал врагов, мчавшихся на обозный лагерь, прокричал Честрог.
— Чудо? Будет вам чудо.
Шаман снова воздел руки к небу, потряс ими, и перед наступавшим врагом стала подниматься стена земли и пыли. Честрог, увидев преграду на пути всадников, повеселел.
— Вот так-то лучше, Шурзак. Теперь и сражаться можно. — Он направился к своему лорху, взобрался на него и громко закричал: — Воины племени курдала, благословленные Отцом! Покажем этим отступникам, как велик гнев нашего Отца.
Орки, сбившиеся в кучу, воспрянули духом. Послышались радостные крики:
— Покажем отступникам! Смерть еретикам!
Все видели, как поднимается стена на пути врагов. Они видели силу их Отца и верили, что он их защитит.
Честрог выхватил топор и замахал им над головой.
— Встретим врага лицом к лицу! — проорал он.
В это время стена, что поднималась перед нападающими, вдруг разорвалась на куски, завертелась и, образовав с десяток пыльных крутящихся столбов, понеслась на защитников обоза. Порывы пыли, опережая их, накрыли обороняющихся. Рот Нестрога забился землей и травой. Он закашлялся, отплевываясь, и, не оглядываясь на стремительно набирающие скорость темные столбы, погнал лорха прочь.
Шурзак, открыв рот от удивления, смотрел на то, что произошло с его чудом. Он тоже закашлялся и согнулся, отплевываясь и харкая, а когда поднял голову, то увидел, как из-за завесы пыли выскочили закрученные столбы, они подхватывали поленья, пожитки, закручивали их, гасили костры, сбивали палатки и срывали с повозок холстину. Уносили воинов, расстраивая их ряды, и те, не выдержав, дрогнули, стали отступать. Сначала по несколько бойцов, потихоньку покидавших свои ряды, а потом, побросав оружие, побежали все, стараясь спрятаться в облаке пыли, забыв обо всем. Враг, что разрушил стену, внушал им суеверный ужас.
— Стойте… кхе-кхе… стойте, трусы! Кхе! — откашливаясь, попытался перекричать царящий гвалт шаман. — Отец вас проклянет! Кхе…
Но его не слушали. Паника охватила всех. Бежали орки, бежали лорхи, спасаясь от пыли и смертоносных столбов. Перед шаманом из пыли вынырнул всадник на боевом быке. Он воинственно размахивал мечом и радостно скалился. Шаман отпрянул и создал заклинание вызова. Перед всадником возник огненный человек, он поднял руки и стал формировать огненный шар. Но всадник, не отклоняясь и не сбавляя скорость, проскочил мимо и ударом меча разрубил существо надвое. Оно развалилось и исчезло. Следующий взмах меча обрушился на голову пораженного увиденным шамана.
Шыргун вел в первом ряду атакующих три десятка воинов, что сражались за Худжгарха в других мирах. Они были щитом и мечом всего наступавшего отряда. Облаченные в боевые доспехи, сделанные их кумиром, и вооруженные его оружием, они не знали сомнений и жалости. Набрав скорость, всадники выскочили из-за холма и устремились к беспечно живущему лагерю. Они не орали боевые кличи, а молча и грозно, сплотившись плечом к плечу, несли на своих клинках смерть врагам Худжгарха. На полпути к лагерю впереди них стала подниматься стена земли и пыли. Шыргун выставил вперед руку, и с нее сорвался "торнадо". То же самое сделали остальные гвардейцы Худжгарха.
Десятки заклинаний разорвали начинающую формироваться стену, не дав ей укрепиться, и увлекли разорванные куски в круговерть. Следуя указанному направлению, подхватили мусор, заготовки для дров, животных, попавшихся им на пути, и, набирая скорость, понеслись на выстроившихся в обороне орков.
Эта картина поразила даже Шыргуна, много повидавшего во время службы у Худжгарха. Его сердце наполнилось азартом и восторгом. Вот она, сила их господина! Вот она, его слава!
Он пришпорил быка и поскакал, догоняя тучу из пыли. Он даже не стал рассматривать существо, возникшее перед ним, и просто зарубил его волшебным мечом. А следом и какого-то орка, стоявшего с разинутым ртом.
Еще через час на месте обоза оседлых пылали повозки, валялся вырезанный скот. А степь устилали тела убегавших, но не спасшихся орков. И над всей этой гарью и травой, пропитанной кровью детей степи, витал скорбный дух мщения.
Грыз обходил побоище и, скорбя от увиденного, поднял руки к небу и закричал:
— Страшитесь, неразумные дети, гнева Отца вашего!
Его крик улетел высоко и вернулся через десять лиг к лагерю оседлых. Упал с неба на орков и придавил их, словно непосильный груз.
— Страшитесь, неразумные дети, гнева Отца вашего! — разнеслось по степи.
Умолкли птицы, замер ветер, шевелящий траву, замолчали лорхи. Над лагерем установилась непривычная тишина.
Где-то в открытом космосе.
Капитан пошевелился. Открыл глаза и увидел перед собой пол с ковровым покрытием.
"Я у себя в каюте и на полу", — пришла к нему первая мысль. Он повел глазами и увидел Лиранду Монади, сидящую на стуле. Девушка молча смотрела на него. Ее руки были сложены на коленях.
А она-то что тут делает? Он попытался встать, но резкая боль в голове и неожиданное головокружение не позволили ему подняться.
— Монади, — еле слышно позвал капитан, — помогите мне подняться.
Лиранда живо вскочила и, подхватив капитана под руку, положила ее себе на плечи, напряглась и помогла ему встать. Они сделали пару шагов, и она осторожно опустила капитана в кресло.