— Очень хорошо. Что еще?

— Не знаю.

— Слушай, Шиза, ты странная девочка. Тебе тысячи лет, а ты говоришь: тут помню, тут не помню. Помогай давай.

Но мое возмущение осталось без ответа. Шиза замолчала и притихла, можно было подумать, что она уснула.

— Ладно, справлюсь без сопливых бессмертных, — уколол ее я.

Что там говорилось про огонь с неба? Это то, что могут использовать пророки Худжгарха? Это можно обыграть. Я вспомнил, что рассказывала мне бабуля, укладывая спать. Странное свойство имеет человеческая память. Бывает, не помнишь, что было вчера или месяц назад, а вот детские воспоминания всегда свежие и яркие.

— У божьего народа на заре его юности жил дядька Илья, — вспомнил я сказку, рассказанную на ночь. — Он видел, что жрецы чужих богов наполнили землю Израиля. А сами израильтяне забыли своего бога.

— А какой у них был бог, бабуль?

— Бог-то? А кто ж его знает. Бога никто не видел. Только он есть, и мы видим дело его рук.

— И что он сделал?

— Он землю сотворил, моря, человека. Но ты дальше слушай.

— И участкового Егорыча? — перебил я ее. — Его тоже он сотворил?

Бабуля даже вскинулась от воспоминания поселкового участкового. Он у нее самогонный аппарат отобрал и обещал оштрафовать.

— Антихрист он! Чтоб у него его мотоцикл заглох и комары закусали. — Бабуля, выговорившись, успокоилась и продолжила: — И этот дядька решил противостоять им. Он собрал на состязание всех жрецов и говорит: "Хлопцы, если ваши боги такие сильные, то пусть зажгут костер. Вон ветки сухие. Сложите костер и просите, чтобы ваши боги его зажгли". Жрецы сложили костер и стали скакать вокруг. Они скакали и кричали: "Дай огня, дай огня!" Но огня не было. "Громче кричите, хлопцы! — засмеялся дядька Илья. — Быть может, ваши боги спят и не слышат. Или думают, что вы чужие для них". Жрецы еще пуще заскакали и стали кричать во все горло: "Кто не скачет, тот не наш! Кто не скачет, тот не наш! Мы свои! Дай огня!" Так они хотели показать своим богам, что они свои, избранные, стало быть. Но все, внучек, было напрасно. Зашло солнце, скакуны устали и упали без сил. Тогда дядька Илья приказал людям полить водой костер. Простер свою руку и попросил: "Боже, дай огня". И огонь низвергнулся с неба и запалил костер.

Вот такую историю рассказала мне бабуля. Я потом много раз просил бога подпалить костер, но он меня не слышал. Или еще чего было, не знаю, но сам по себе костер не загорался.

— Ладно, огонь мы разожжем. — Я почему-то в этот раз не сомневался. — А вот как помешать шаманам повторить этот фокус?

— С этим проблем не будет. — Это Шиза сказала свое веское слово. — Лиан откачает всю энергию, что они будут направлять на воспламенение. Так что у них этот номер не пройдет.

— Я понял. Хорошо. Это решаемо. Но как их прогнать? Что будет, если они не захотят покинуть свидетелей? Такая раковая опухоль мне не нужна. Они, как плодожорка, будут прогрызать пути в душах свидетелей, сея в них сомнение и слабость.

— Я верю, дорогой, что ты что-нибудь придумаешь, — проворковала Шиза.

— Верит она. Хорошо бы! — вздохнул я.

Утро перед состязанием выдалось ветреным и солнечным. Степь просыпалась. Шумел ковыль, и его волны серебряным морем покрывали необозримые просторы. Лорхи мычали, а в лагере начиналась утренняя суета. Еще с вечера в центре стойбища огородили площадку для состязания.

Грыз вышел из своего шатра и с прищуром посмотрел на небо. Оттуда на них два круга назад смотрел Худжгарх. Был он трехголовым и ликом страшен. Сердце Грыза сначала наполнилось страхом, а потом радостно затрепетало. Господин не оставил своих слуг! Затем уже ночью он появился у него в шатре. Долго объяснял, как ему нужно будет действовать и какое состязание предложить.

Грыз смотрел на утренний лагерь со спокойствием в душе и уверенностью в своей победе. Он рыкнул, и тут же рядом оказались трое его телохранителей. Кивком головы он позвал их за собой и вразвалочку направился к центру лагеря. Взглядом воина Грыз оглядел изменившийся стан. Снова стало чисто. Не было праздношатающихся. Часовые стояли на своих местах. Уныние и обреченность, царившие здесь до этого, сменились радостным ожиданием.

Грыз днем раньше собрал сотников, допустивших разброд и шатание, и решительно снял их с командования.

— Не можете управлять собой, — сказал он, — будете простыми воинами.

Тех, кто вернулся с ним, он поставил на место провинившихся, а шаманов предупредил, что с позором отправит обратно в их племена, если они не будут печься о духе воинства Худжгарха.

Пророки продолжали ходить меж палаток и возов, пытаясь склонить на свою сторону орков, но их уже не слушали. Спорить с ними Грыз запретил и повелел отправлять их Худжгарху.

— Мы простые воины, — отвечали орки, — наш удел сражаться, а не на чудеса любоваться. Будет состязание, там и показывайте свою силу.

В конце концов те ушли в степь и должны были вернуться утром. По приказу Грыза посередине площадки, определенной для состязаний, был собран хворост, ветви и нарублены небольшие деревца. Грыз разделся по пояс и уселся в своем углу. Он закрыл глаза и приступил к медитации.

— Вождь! — Его осторожно тронули за плечо. — Чужаки пришли.

Грыз открыл глаза. Перед ним стояли жрецы чужого бога, похваляющиеся тем, что их послал Отец. Он окинул их взглядом и приказал:

— Раздевайтесь до пояса, как я. Оставьте ваши посохи и все амулеты. Никаких шаманских штучек и волшбы. Ваше слово против моего.

— Что ты хочешь, отступник? — спросил главный среди пришлых.

— Видишь сложенные дрова? Вы попросите своего бога, которого называете Отцом, зажечь этот костер. А потом я попрошу об этом Отца через Худжгарха. Кто проиграет, тот уходит. Я все сказал.

Главарь жрецов презрительно усмехнулся:

— Будь по-твоему, отступник.

Он первым повернулся и ушел в свой угол. Пока пришельцы раздевались, орки таскали в кожаных ведрах воду из реки и поливали костер.

— Начинайте первыми, — предложил Грыз. — Гостям мы всегда уступаем лучшее место, первым подаем чашу гайрата и пропускаем вперед.

Худой как жердь шаман вышел к костру и показал пальцем на сложенные для костра ветки. На его клыкастом лице, что я обычно именовал мордой, было выражение спеси и высокомерия. Он несколько раз ткнул пальцем, но, к его удивлению, ничего не происходило. Шаман нахмурился, ткнул еще несколько раз пальцем на приготовленный к розжигу костер, и снова ничего не произошло.

Грыз увидел, как изменилась морда жреца, и засмеялся.

— Шаман, еще рано, и твой Отец, видимо, спит. Ты покричи, может, он проснется и услышит тебя!

Шаман злобно зыркнул на насмешника и вдруг, воздев руки к небу, закричал:

— Отец! Услышь посланников твоих и дай нам силу!

Он постоял немного и снова ткнул пальцем в сторону дров. Но дрова как были сырыми, так и остались сырыми. Ни дыма, ни огонька, вообще ничего. Шаман обошел по кругу костер, сунул нос в скопление веток. Ни огнем, ни дымом не пахло.

К шаману присоединились его помощники. Они воздели руки и стали просить невидимого Отца ответить на свои просьбы. Они кричали, просили, но все было тщетно.

— Я думаю, что вашему Отцу просто скучно, как и мне, — произнес Грыз. — Ублажите его и потанцуйте, может, он снизойдет и ответит на ваши просьбы.

Раздосадованные жрецы потоптались, одарили Грыза злыми взглядами, но делать нечего, и за неимением лучшей идеи несмело стали двигаться в пляске шаманов. Они подвывали, трясли кто тощими, кто жирными руками, корчили рожи и, притоптывая в такт бормотанию, стали входить в транс.

— Ну, что я говорил? — Грыз оглянулся к телохранителям. — Сразу видно, что это шаманы, причем слабые.

Вокруг толпились свидетели. Весь лагерь, гудящий словно огромный улей, собрался вокруг площадки, где проходило состязание. Орки толкались, чтобы увидеть то, что происходит на площадке, отпихивали тех, кто загораживал им видимость. А те, кто пришли первыми, зло огрызались: