Все согласно закивали. Страху я нагнал и статус-кво восстановил. За соседними столами сидели "снежки" и иногда посматривали в нашу сторону. На их белых надменных лицах застыла маска равнодушия. Это они умели. И только взгляды отражали смятение, царившее в их душах. Теперь это были не товарищи, не знакомые, а холодные чужие существа. Да и бог с ними! И без них проблем выше крыши. Я взглянул на сидящую с ровной спиной Тору. Она больше не вызывала у меня прилив восторга. Только искреннее любование холодной, недоступной красотой, как обычно мы любуемся статуей или картиной. Ее образ перекрывался образом живой, импульсивной Ганги с небольшими клыками и искренней открытой Чернушки, при воспоминании о которых мне становилось тепло, а на лицо наползала улыбка. Тора уловила мой взгляд, величественно повернулась и надменно спросила:

— Что вызвало вашу неуместную улыбку, тан?

— В моей улыбке для вас, льера, не было ничего неуважительного. Позвольте вам не отвечать.

— Не позволю! — Ее взгляд мог заморозить.

Эльфары подобрались, готовые к любым неожиданностям. Назревал скандал, который почему-то хотела спровоцировать принцесса. И я тут же сообразил, в чем дело: она узнала про оркскую невесту. Ее ревность была сейчас не к месту, Тора истолковала мой взгляд как насмешку и приняла вызов. Я лихорадочно перебирал в голове варианты ответа.

— Я любовался вашей красотой и думал, — спокойно и тихо сказал я, заставив эльфаров напрячь слух и сосредоточиться на том, чтобы услышать мои слова. Я ждал вопроса, направив ее мысли в нужное мне русло. И она попалась на мою уловку.

— О чем же выдумали в то время, как глупо улыбались? — спросила Тора.

Она не отказала себе в удовольствии уколоть меня, но это было бесполезно. Мужчина принимает выпады женщины в свой адрес не как оскорбление, а как знак того, что он замечен и выделен из остальных.

— О женской красоте. А когда мужчина об этом думает, он глупеет, это вы правильно заметили, принцесса. Я не исключение, — вздохнул я, стараясь быть как можно искреннее. — Красота — великая сила!

Упоминание о ее красоте для женщины как нектар для пчелы, она им питается и перерабатывает в гордость и самоутверждение. Скажи ей, что она умная, и она может принять это за оскорбление. Зачем говорить очевидное? Скажи ей, что она порядочная, и она поморщится, мол, по-другому и быть не может. Каждая считает себя умной, порядочной, но не красивой. Стоя перед зеркалом, находит в себе кучу недостатков и комплексует. Оттого на губы наносит красные губы, а на брови черные брови. И только комплимент мужчины вселяет в нее уверенность, что она в самом деле красавица. Все, теперь полный комплект и душевное равновесие. Она умная, порядочная и, самое главное, красивая.

Тора вышла победительницей в противостоянии, это было видно по промелькнувшим чертикам в ее глазах.

— Любуйтесь своей невестой, тан. А об меня можно сломать глаза. — Она встала и величаво направилась к дверям.

Я посмотрел ей вслед. Ну точно, ревность. Я угадал. По всей видимости, Тора-ила хотела быть собакой на сене, сама не ам и другому не дам. Я уже сталкивался с подобным. Женщина остается женщиной в любом обличье, в белом, черном или красном.

Она ушла, а я вздохнул с облегчением. Надо быть осторожнее и не давать повода для ненужных ссор.

После завтрака я отвел Эрну к мадам Версан. Мне нужно было достойно одеть девушку. Здесь, как и везде, принимают по одежке, и не только по твоей, но также судят по слугам.

Урсула встретила нас вежливо, и только уголки губ тридцатилетней красавицы дрогнули после того, как она оглядела Эрну. В ее понимании я обложился красивыми девушками, как не знаю кто. Может, как собака блохами. Но это не то сравнение, которое подошло бы для данного случая.

Не став развеивать ее заблуждение, я улыбнулся.

— Мадам Версан, это рена Эрна, моя служанка. Ее надо приодеть для поездки в столицу. Не слишком броско, но в то же время изысканно. Примерно на двадцать золотых.

— Зимние вещи тоже? — спросила хозяйка салона.

— Желательно.

— Тогда раскошельтесь на тридцать пять золотых корон, тан.

— Хорошо, — согласился я и, отсчитав монеты, протянул кожаный мешочек Урсуле. — Последняя просьба: после того как вы управитесь, пусть Томас проводит рену Эрну в трактир Увидуса.

— Не беспокойтесь, все сделаем в лучшем виде, — одарила она меня лукавой улыбкой, в ней промелькнул озорной интерес, и я поспешил откланяться.

Как я и ожидал, Эрна появилась в трактире не ранее чем через три часа. Ее глаза возбужденно блестели, и, глядя на нее, можно было сделать вывод, что она вполне счастлива и довольна жизнью. Увидус, заметив очередную девушку, только засмеялся. А Эрна, мимоходом поздоровавшись с хозяином, обрушила на меня свой восторг.

— Вы, милорд, не представляете, что мы выбрали. Урсула такая… Она такая! — Девушка не находила слов и только размахивала руками. — Я вам все покажу! Ирридар, девчонки с ума сойдут от зависти!

— А вот этого не надо, — попытался я предостеречь ее. — Не надо хвастаться, как ты принарядилась, они могут тебя отравить. Или тихо придушат.

— Ой, прям придушат! — отмахнулась она. — Скорее лопнут от зависти.

Я помог ей отнести покупки наверх, в свою комнату.

А после ужина началась примерка. Я валялся на кровати, а Эрна, оставшись в корсете и белых панталонах до колен, без стеснения прикладывала к себе платья и любовалась собой в зеркало. Покончив с платьями, обрадованно прочирикала: "Это еще не все", распотрошила коробку и, скинув с себя все до нитки, стала надевать шелковые чулки. Я зажмурился, не зная, как себя вести. Не открывая глаз, попросил:

— Эрна, оденься, пожалуйста, ты же в комнате не одна.

— А я что делаю? — ответила она с искренним удивлением.

Я осторожно открыл один глаз. Девушка стояла ко мне спиной. Вернее, попкой, потому что мой глаз зацепился именно за эту часть ее тела. На узкой талии был тонкий поясок, к которому крепились черные чулки со стрелками. Это была вся ее одежда. Она повернулась ко мне и, сияя, спросила:

— Как вам, милорд?

Снова зажмурившись, чтобы не смотреть на темный треугольник внизу живота, прохрипел:

— По-моему, достойно.

— Я вам еще трусики не показывала, — почти пропела она. — И вы не представляете, последняя новинка лигирийской моды: шапочки на грудь. Это что-то!

— Да-да, все замечательно, — согласился я, по-прежнему не открывая глаза. Я не трус, сказал я сам себе, но я боюсь!

— Вот, смотрите! — проворковала она.

Я взглянул и заморгал. Ко мне передом, к зеркалу задом стояла Эрна в черных чулках на черном поясе. В черных трусиках, которые трусами назвать язык не поворачивается. И в черном кружевном бюстгальтере. В общем, полный комплект женского оружия массового поражения. Это был залп ракет "Сатана" по американскому побережью. От меня остались одни головешки.

— Шиза, спасай! Я к тебе, — прошептали мои губы, и я провалился в спасительный сон.

Очнулся я в саду у княгини Новоросской. Почему-то в джинсах "Ранглер" и кроссовках, на теле венгерский батник, в руках большая красная роза. Я стоял у подножия мраморной лестницы, а Шиза в легком коротком платье на бретельках стояла наверху и смеялась.

— Ну что, воин, слаб ты против женской красоты! Взял и сбежал! Не стыдно?

Я поднялся наверх, окинул молоденькую княгиню быстрым взглядом и неожиданно для самого себя прижал ее к груди. Посмотрел в глаза девушки и утонул в их безбрежной синеве.

— Нет, не стыдно. — И, найдя ее послушные мягкие губы, впился в них страстным поцелуем.

Мне было сладко и томительно. В груди разгорался огонь, готовый пожрать не только меня, но и Шизу. Она отвечала мне с не меньшей страстью. Мне казалось, что после нас останутся одни только угольки, и, отбросив все сомнения, я подхватил ее на руки и вошел во дворец, по-другому ее жилище не назовешь. Поднялся по широкой лестнице на второй этаж, прошел длинным коридором с множеством дверей прямо, как будто знал, куда идти, и оказался в большой спальне.