Вот это для меня стало большой проблемой! Я человек, и в их понимании никто, и звать меня никак. Я понимал, как трудно ломаются устоявшиеся стереотипы и принципы.
Из этих раздумий меня вытащила Шиза:
— Не расстраивайся, ломать ничего не надо, из всякого правила есть исключения, вот таким исключением тебе надлежит быть. Ты по ходу сориентируешься, как поступить, я в этом уверена. Лучше расскажи какую-нибудь историю из прошлой жизни на земле. У вас там все так странно. Вот ты, в общем-то неплохой, добрый парень и стараешься быть честным и справедливым. Но можешь спокойно украсть и оправдать себя. Тебе убить другого ничего не стоит, ты не испытываешь жалости к своим вассалам и девушек не отличаешь от парней, нагружая их так же. Но в то же время я знаю, ты свою жизнь положишь за них и за друзей. Ты состоишь из одних противоречий, и я хочу лучше понять тебя и твой мир.
— Не знаю, крошка, что тебе рассказать? Ты слишком углубилась в меня, а я просто хочу выжить. Если надо украсть, чтобы ослабить врага или накормить своих людей, я буду красть и убивать. Ты говоришь, что мучаю вассалов и девчонок? Но у нас говорят: "Тяжело в учении, легко в бою". Если я пожалею солдата, глядя на его сопли, и его убьют, потому что он не знал, как поступать в бою, как я его матери буду смотреть в глаза? Так меня учили дома. У меня деды воевали, отец воевал, и мне довелось немного. Давай я тебе расскажу, как я однажды с парашюта прыгал. Это была еще та хохма, — вспомнил я с теплотой прошлую жизнь. — Было это после года службы в Афганистане. Приехал я в отпуск. В Москве в "Березке" мы купили костюм мне, туфли, жене платья, сумочки и прочее. — Я помолчал, вспомнив, что еще потратил чеки Внешпосылторга на тешу. Люська, зараза: "Надо и маме подарок сделать, вот она рада будет, а то все время бурчит: "Что ты за жена такая без мужа? Он поди там с бабами вертит, а ты, дура, здесь его ждешь"". Сказала это и рот ладошкой прикрыла. Мне после этих слов не тряпки ей покупать захотелось, а мышьяк в аптеке.
Но это я так отступление сделал.
— Приехали мы домой, — продолжил я. — Аккурат к началу августа. Как-то, гуляя в парке, встретили моего одноклассника Серегу. Лет пятнадцать мы не виделись. Он тоже стал военным, окончил Новосибирское политическое училище и попал служить в ВДВ. Рассказал, что собрались они здесь, чтобы ехать на досаафовский аэродром, прыгать с парашютом в честь Дня десантника, а потом на шашлыки. Я возьми и брякни: "Здорово! Это так классно! Я тоже всегда хотел прыгнуть, но все никак не получалось".
Он засмеялся в усы и хлопнул меня по плечу. "Считай, что твоя мечта исполнилась. С нами поедешь прямо сейчас". Тут "буханка" подъехала.
— Вы что, на хлебе ездите? — прервала меня Шиза.
— Нет, так у нас транспортное средство доставки личного состава называют между собой, за схожесть с буханкой хлеба.
Я от неожиданного предложения впал в ступор, одно дело — поболтать, другое — прыгнуть с самолета. А Серега увидел мою задержку и так сурово говорит: "Витя, мужик сказал, мужик сделал! Ты мужик?" — спросил он меня. Я проглотил комок и ответил: "Мужик, Серега, но у меня одежды нормальной прыгать нет". — "Не важно, даже классно, что ты в костюме". Сам он был в полевке и сапогах. В общем, попал я, взял меня школьный товарищ "на слабо". Тут Люська взвилась: "Не вздумай! Из Афгана живой приехал, а тут еще разобьешься!" А Сергей ей говорит: "Не бойся, Люся, мы из твоего вэвээшника настоящего мужика сделаем", — и затолкал нас в машину.
Пока ехали, он меня инструктировал: "Ты, Витя, ничего не бойся, парашют сам за тебя все сделает. Ты только ногами перед приземлением не крути, как на велосипеде, а то без ног останешься. Чуть их согни, сложи вместе и, чтобы носки из-за запасного парашюта видно было, так и садись. Вот и вся премудрость. А когда приземлишься, нижние стропы на себя тяни, чтобы ветром не потащило. Так ты парашют погасишь. Понял?" Серега смотрел на меня с ухмылкой, и я догадался, что он, гад, специально затащил меня, чтобы поиздеваться. В школе он был маленький, щуплый, и ему приходилось всегда что-то доказывать. Он и на самбо пошел, чтобы его не били. А я попался на простой развод. Если откажусь, по ребятам слух пустит, что вот Глухов струсил. Вот так я в костюме и в лакированных туфлях на аэродром приехал. Прошли медицинское освидетельствование. Доктор скептически глянул на меня и спросил: "Вы сколько раз с парашютом прыгали?" — "Сорок семь!" — брякнул. Был я уже зол на себя, на Серегу, на День десантника, на этого доктора. Тот с уважением посмотрел на меня и сказал: "Допущен".
На взлетном поле было не протолкнуться, стояли группы в очереди на прыжки, и нам инструктор выдал парашюты. "Вам какие, братушки?" — спросил он. "Нам для затяжного прыжка, будем в честь дяди Васи прыгать". Тот молча кивнул и показал на мешки, лежавшие отдельно. Спросил, какой у кого вес, и раздал парашюты. Мне же интересно было, что это за затяжной прыжок. "Сергей, это что за прыжок?" — спросил шепотом, наклонившись к его уху. "А ты не знаешь? — Он сделал удивленное выражение лица. — Что, сорок семь раз прыгал и ни разу с задержкой?" — подколол, зараза, и вся десантная братия стала ржать во все горло. "Это когда парашют открывается или от рывка кольца, — он показал на большую железку, — или ставится время задержки, когда он откроется сам. Мы будем открывать на пятистах метрах". — "А если я не успею его открыть?" — задал я важный для меня вопрос. "Не дрейфь, Витя, мы прыгаем с девятисот метров, лететь до земли минуту, успеешь", — и отвернулся.
"Он-то, может, и успеет", — подумал я, оглядываясь по сторонам, и увидел группу парней. Им инструктор объяснял, что их парашюты прямого действия и раскрываются сами, сразу после прыжка. Вот это мне и нужно было. Как у нас говорили, дедовщину никто не отменял. Я подошел к пареньку моей комплекции. Забрал у него парашют и вручил свой, оставил оторопевшего парашютиста и затесался в ряды десантников. Тут парень опомнился и закричал: "Товарищ инструктор, у меня десантники парашют отобрали!" Инструктор глянул на нас и ответил: "Отобрали — значит, так надо", — и все.
Тут репортеры с телевидения подошли и сразу к нам. "Можно у вас взять интервью для местного телевидения? — спросила меня дама в очках и без перехода засыпала вопросами: — Вы десантники?" Что мне оставалось делать? Я ответил: "Так точно!" — "Вы будете прыгать с парашютом в этом костюме?" — напирала она. "Так точно!" — "Что-то вы немногословны; может, расскажете, чему посвящен ваш прыжок?" — и под нос микрофон сует. Я посмотрел на скалящихся десантников и ответил: "Прыжок мы посвящаем нашему любимому командующему генералу армии Василию Маргелову". — "А почему вы в костюме? — не отставала она и, повернувшись к настоящим десантникам, стала их отчитывать: — Не напирайте, товарищи. Я интервью беру, а вы кадр портите". — "Я в костюме, чтобы противник знал — боеготовность наших вооруженных сил всегда на высоте. Надо будет, мы в костюмах врагов бить будем!" — и погрозил кулаком всем врагам. К моему удивлению, меня слушали, и, когда я закончил, раздались жидкие хлопки. Репортерша сказала: "Спасибо, мы гордимся вами", чмокнула меня в щеку, оставив след помады, и унеслась дальше.
Настала наша очередь идти на самолет. Инструктор шел рядом и прошипел: "Ты бы еще в тапочках пришел".
Еще бы, я шел в импортном костюме, лакированных туфлях, танковом шлеме и с парашютом спереди и сзади. Кто хочешь засмотрится.
Прыгал я последним. Инструктор вызывал по порядку. "Первый пошел, второй пошел", — и хлопал по плечу, десантники красиво уходили в открытую дверь самолета. Дошла очередь до меня. "Прыгал?" — спросил он. "Нет", — ответил честно я и встал напротив проема. Но вместо хлопка по плечу и "пошел", меня просто сильным толчком выкинули из самолета. Когда раскрылся парашют, я был счастлив. Короткого мига полета я не ощутил, Шиза, только напор ветра и рывок. Я посмотрел — надо мной спасительный купол, а внизу лучи яркого солнца отражаются на штиблетах. Вспомнил, что надо убрать у запаски страховочный шнур, чтобы она не раскрылась, и вытащил его. Приземлился я тоже нормально. По щиколотки вошел в мягкую землю, а задом сел на стожок скошенной травы. Рад был, что жив, цел, даже забыл стропы тянуть и меня как дернет, и из ботинок выдернуло, потащило спиной по полю. Помню, весь костюм подрало. Но Люська не ругала. Меня по телевизору показали в новостях, как я врагам грозил. А жена прижималась и щебетала: "Ты, Витенька, у меня герой! Я тобой горжусь! Танька, жена Сергея, спрашивала, что это у тебя на ногах блестит? А ей говорю, это у моего Витеньки туфли лакированные. А она — ах-ах! Вот это, понимаю, офицер. Не то что мой грубиян".
