– Это женишок умеет – других заставлять на себя работать, – пробурчал дядя Гриша.

– Разве мы на него работаем?

– На него, на хулигана, – уверенно подтвердил дядя Гриша. – Но как говорится, a bon chat bon rat.[3] А нам – хвосты заносить.

Восстановление стены заняло полчаса. После этого Роман вернулся в Беловодье.

А далее… далее видение расплылось черным пятном.

Колдун очнулся – воспоминания опять прервались. Тина сидела подле него. Она не будила его, нет, притулилась в изножье кровати и ждала. По щекам ее катились слезы.

Он не стал спрашивать, что случилось. И так знал.

– Чудодей умер, – сказала Тина.

Роман оделся и вместе с Тиной – она уже откопала в шкафу черную ажурную косынку – направился к Эмме Эмильевне.

Господин Вернон ожидал, что в доме Чудодея будет полно народу – все явятся посочувствовать, предлагать, кто чем может подсобить. Но никого почти не было. Во дворе топтался один Слаевич.

– Надо же, какая фигня: у меня звездный час пропал, а то бы я накуролесил. Чудодея почтил, он любил, когда куролесят. А я – пустой… до дна… – пожаловался повелитель земли и, понизив голос, попросил: – Ты мне воды заговори литров двадцать. Чтоб помянуть Чудака по-человечески. А то я сейчас на мели. Последний звездный час, сам знаешь, как кончился.

– Не сейчас. Позже.

– Так я вечерком зайду. – Слаевич счел уклончивый ответ за обещание.

Роман вошел в гостиную. Эмма Эмильевна в домашнем несвежем халате и тапочках обмякала в кресле. Лицо ее расплылось, обвисло, подбородок налился жиром, под глазами набрякли мешки. Дряблота, морщины, седые растрепанные волосы. В первый миг Роман ее не узнал. Вдова постарела лет на тридцать. Не сразу колдун догадался, что моложавость Эммы Эмильевны была колдовская и кончилась со смертью Чудодея. Подле вдовы на банкетке притулилась Тамара Успокоительница, вся уже в черном – платье до пола, ажурная косынка на волосах. Наверняка Тамара успела вытянуть у вдовы сотню-другую баксов. Что-что, а это Успокоительница умела делать в совершенстве.

– Ромочка, дорогой! – Эмма Эмильевна кинулась колдуну на шею. От нее пахло потом и валерьянкой. – Как же так… За что? – Она едва стояла на ногах. Ее вело из стороны в сторону. Пришлось поддержать.

– Отчего наступила смерть? – спросил господин Вернон, хотя первым делом хотел произнести обычное в таких случаях «сочувствую» и так далее.

– Не знаю. Его увезли. Сразу. На «скорой».

– Странно. Разве не спецтранспорт должен был забрать тело?

– Ой, Ромочка, не знаю… Ничего не знаю… – Вдова вновь повалилась в кресло. – Как я без него теперь буду? Как?

Роман не знал, что и ответить. Тина всхлипнула и отвернулась к окну.

– Ты бы лучше посочувствовал, а не с вопросами лез! – напустилась на господина Вернона Тамара. – Мы все без Чудодея осиротели.

Тут она не кривила душой: и колдуны, и люди, к магии не причастные, Чудака любили. В этом Роман не сомневался.

– Тамарочка, ну не надо так! – махнула Эмма Эмильевна ручкой, будто отгоняла ссору, точно запоздалую осеннюю муху. – Ромочка с Мишенькой всегда дружили. Я так обрадовалась, когда Рома вернулся. У него, кстати, новый ассистент, такой приятный молодой человек… Ах да, Мишенька конвертик оставил. Как раз… накануне. Там, кажется, гостевой билет.

Эмма Эмильевна обрадовалась, что может какое-то поручение покойного мужа выполнить. Встрепенулась, вскочила, да так резко, что едва не упала, Роман успел ее подхватить.

– Вы бы с Тиной поженились. Я все говорила, когда же они поженятся? Такая подходящая пара. Смотреть на вас приятно. Гляну, бывало, на вас, и сразу радостно так на душе. Ах, что тут говорить. Не понимаете вы ничего, бедные… – Она опять махнула рукой, ушла в кабинет, стала перебирать бумаги.

Тина поглядела на Романа. Но он стоял к ней спиной, она видела лишь его волосы, да немного щеку. Скулу.

– Да что ж такое, найти не могу! – донесся из кабинета беспомощный возглас. Но вскоре Эмма Эмильевна вернулась в гостиную, держа в правой руке письмо, а левой стирая слезы. – Вот, Ромочка. Надеюсь, это важно.

Колдун вскрыл конверт. Внутри был пригласительный гостевой билет на имя Алексея Стеновского и обрывок бумаги. Вроде как чистой. Наверняка – колдовское письмо.

Роман попрощался и торопливо шагнул к двери. Эмма Эмильевна за время их разговора, казалось, постарела еще на десять лет.

На обратном пути колдун зашел на тот участок с недостроенным особняком, где умер Чудодей. Все здесь было так же, как утром. Роман плеснул на ступени из фляги, пытаясь определить, нет ли где следов колдовского воздействия. Нет, ничего. А пес? Почему пес рылся в мусоре? Роман подошел к куче, шевельнул ботинком обрывок пленки.

Вот и разгадка. Дохлая крыса. Несколько капель пустосвятовской воды на шкурку. Едкий дым и шипение. Ну, ясно, Аглая Всевидящая свой знак оставила. Ведь она разглядела именно этот двор в своих видениях. А наяву пометила, чтобы в тот миг, когда событие наступит, иметь лучший контакт.

И прозрел Роман. Только слишком поздно прозрел! Нельзя было поручать Алексею охрану Чудодея. Ведь Алексей – провидец. Он угадал грядущую смерть и, значит, сам вольно или невольно направлял события. А тут еще Аглая – тоже видела и тоже направляла, взывала, ждала. Оба их предвидения вошли в резонанс… Что же получается? Стен убил Чудодея?! Нет! Чушь какая-то! Чушь!

Роман отшвырнул ногой крысу.

Не надо винить Стена. К чему? Алексей – лишь предсказатель. Он прозревает будущее. А ты, колдун, должен был предвидеть… что?

– Ну, что я должен был предвидеть?! – вслух воскликнул Роман, обращаясь неведомо к кому.

Тина захотела то ли задать вопрос, то ли ответить, но Роман предостерегающе поднял руку. Так что я должен был предвидеть, скажи мне, ты, вообразивший себя вершителем чужих судеб? Да, двое предрекали одно и то же. Ну и что? Это лишь подтверждает достоверность события. Провидцы прозревали будущее. Прозревали, да. Но вспомним, когда видение посетило Алексея. Лишь однажды, в тот вечер, когда колдованы напали на Романа. А потом Стен, как ни силился, не мог увидеть смерть Чудака вновь. Сам рассказ о грядущей опасности почти ничего не прояснял. Туман, собака, умерший глава Синклита во дворе.

Аглая же… тоже никаких подробностей. «Чудак сидит на ступенях. Собака, утро… туман…», – говорила она, будто повторяла Лешкины слова. Роман огляделся. Сейчас тумана не было. Утром лежал обрывками водной пряжи повсюду. Но это неважно. А важно совсем другое: прозрение ли это? Итак, Алексея осенило в тот вечер, когда на господина Вернона напали колдованы и пытались надеть обруч. Обруч не надели. Но осколки лежали в кармане у Романа. Помнится, Алексей «прозрел» во дворе у Чудака. И колдован только что умер. Вполне возможно, что видение было вызвано смертью колдована. Да, осколки обруча, колдован… Перед тем, как Стен произнес свое пророчество, Роману сделалось плохо, все поплыло перед глазами. Точно! Точно! Тот, кто это замыслил, предполагал использовать Романа. Но водный колдун пересилил, сломал обруч. Неведомому противнику повезло – место Романа занял Стен. Аглая же… получается, что на Всевидящую надевали обруч. Только она об этом молчала. Или сказала Чудаку, а он сохранил в тайне. Не имеет значения. Тот, кто создал обручи, убил Чудодея.

Роман повернулся и зашагал домой. Тина едва за ним поспевала.

– Ведь крыса – это Аглаин знак. Получается, что Аглая убила Михаила Евгеньевича? – спросила Тина, замирая от ужаса.

– В какой-то степени – да.

– Но Синклит должен знать…

Роман резко остановился, схватил Тину за руку и тряхнул:

– Синклит ни о чем не должен знать. Пока. Иначе мы спугнем настоящего убийцу.

– А кто настоящий убийца?