Прозайка поперхнулся.

– «Сессну»? – переспросил Перец и оценивающе поглядел на Тытырина.

Тот закашлялся.

– Угу, – кивнул я. – «Сессну Стратокастер». Сожрал целиком, даже с колесами.

– Я «Сессну» не могу. – Тытырин уже хлебал морс. – Не могу.

– Почему? – с недоумением спросил Перец. – Почему не можешь? Ты же поэт, а поэт должен мочь… Да ты и не пробовал, собственно…

И снова потянулся к мечу. Тытырин быстренько дожевал бумагу, проглотил. Бедняга, ведь вполне заворот кишок можно огрести. Я подумал, что сейчас несчастный наш летописец от безвыходности подпишется на поедание «Сессны», и спросил:

– Значит, все-таки бомба?

– Какая бомба? – не понял Перец.

– Ну, бомба. Ты сказал, что устроишь Ван Холлу сюрприз. Это будет бомба?

– Бомба – детская игрушка, – надменно ответил Перец. – Пистолетик пластмассовый. Я им кое-что другое приготовил… они у меня прорыдаются все… все…

И такое вдруг у него гадкое выражение на лице образовалось! Даже не гадкое, а… Ну, вот когда ногти у человека не рвут, а медленно выкручивают, наверное, такое бывает.

И я понял, уже окончательно, что грядут у нас большие неприятности. Очень большие. Вот тогда и решил, что пора мне посмотреть, что там творится в том секретном ангаре. Завтра же, посмотреть и понять наконец, что здесь у нас происходит. Почему Перец спрятал там нового горына, и почему он явно не собирается его нам показывать.

Конечно, это опасно. Наверняка опасно. Больше чем уверен, Перец там понавтыкал всяких ловушек. Растяжки, бомбы, все как полагается. Так я подумал. А вслух сказал:

– Отличная идея. Пусть все прорыдаются. А самолет зачем есть, он нам и так может пригодиться. Кстати, о самолетах. Пойду пока схожу к птичкам, посмотрю, как у них дела… Спасибо за компанию, приятного аппетита…

Я тяжело выбрался из-за стола и направился к лежкам.

Горыны обедали – чавканье было издалека слышно. Разнузданно чавкал Кий, из дальней пещеры слышалось интеллигентное чавканье Хорива. Щек не чавкал, Щек застрял.

Славное зрелище. Здоровенная столитровая кастрюля насадилась прямо на морду горына, челюсти оказались блокированы, оранжевые глаза перепуганно вращались. Лапами до морды Щек ввиду длинности шеи дотянуться не мог и поэтому пытался снять кастрюлю по-другому – цеплялся краем посуды за выступы камней и дергал. Получалось плохо.

В восьмой раз уже. В восьмой раз она у него на морде застревает – харя слишком широкая. Я говорил уже Яшке, что кастрюлю надо растачать, но он так и не сподобился почему-то, хотя, в целом, тип трудолюбивый.

– Опять? – постучал я согнутым пальцем по кастрюле.

Щек изнутри проскулил.

– И что ты такой тупой у меня, а? – спросил я. – Почему ты такой? Вчера крыло повредил, сегодня рожей в кастрюлю… Разве так можно? Так ведь кастрюль не напасешься…

Я сел на камень. Щек проскулил снова, постучал кастрюлей в стену.

– Осторожнее ты, – посоветовал я, – кастрюлю большого размера трудно найти, а рожа у тебя ого-го. Давай-ка ко мне рылом!

Щек вздохнул и повернул ко мне морду. Я уперся ногами в пол пещеры, взялся покрепче за ручки и стал тянуть. Кастрюля сидела плотно. Стал ее сворачивать – ничего не получается. Клин. В смысле заклинило. Надо было принимать кардинальные меры.

– Надо принимать серьезные меры, – сказал я Щеку.

Горын замер, а потом задрожал, хвостом принялся долбить по камню. Трус он. Большой, а трус. Молодой еще. Вырастет, станет бесстрашным.

– Не стучи хвостом, – велел я. – А то домой пойду…

Щек замер. И хвост замер.

– Стань смирно.

Горын поднялся, как его учили. Я быстро вскарабкался по драконьей спине на драконью голову, встал на цыпочки, дотянулся до тайного места, достал банку. Спрыгнул вниз. Пояснил:

– Секретное снадобье, специальная кастрюлеснималка. Предназначена для снимания кастрюль с бестолковых горыньих голов. Ну, да ты знаешь…

Я постучал ладонью по драконьей морде. Вернее, по днищу кастрюли. Щек закрутил глазами.

– По-другому нельзя, только так… – стал я свинчивать крышку с банки. – Сам же виноват…

Щек задрожал сильнее. На самом деле, конечно, никакое не секретное снадобье у меня там было, а обычный табак, махорка. Нашел на военном складе столько, что можно курить миллион лет. Там вообще всего полно – махорки, портянок, револьверов «наган» образца 1895 года, касок, лопат, ватников, прочего древнего добра. Тушенка в промасленных банках… ну, тушенку мы все-таки едим. Но махорки больше всего.

Сначала я хотел рассыпать ее вокруг города – для отпугивания белых медведей, но стало, конечно, лень. А потом оказалось, что махра весьма подходит для извлечения горынов из кастрюль.

– Глаза закрой, – велел я Щеку.

Болван и закрыл.

Я вытряхнул из банки пачку махры, разорвал ее по ребру и высыпал в горсть.

– Теперь вдыхаем!

Щек начал с шипением втягивать воздух, я забросил в кастрюлю табак и отскочил в сторону.

Дракон открыл глаза. Вместо оранжевого цвета они приобрели цвет красный. Легкие Щека раздулись, затем резко сократились – горын чихнул.

Кастрюля сорвалась с горынской физиономии, пролетела до противоположной стены, сплющилась в корявый блин, обвалилась на пол. Жаль, мимо не проходил, к примеру, Тытырин. Может, убило бы.

Щек чихнул еще раз, теперь уже огнем. После чего горын свалился с ног и совершенно нагло, без всякой благодарности принялся храпеть. А мне что оставалось делать? Я отряхнул руки и поковылял к себе. Давно не был у себя, бедный…

Почти у самого выхода на меня наткнулся Яша. Он был в каком-то невменяемом состоянии, с безумными глазами, без мороженого. Ойкнул, поклонился, рванул дальше, вглубь. Наверное, на медведя напоролся, Яша их очень не любит.

Я накинул полушубок, шапку и уже надевал варежки, как за спиной моей послышался дружный топот. Я оглянулся. Ко мне спешила вся компания – Перец, Тытырин, Яша. У Перца рожа озабоченная, у Тытырина усталая и больная, у Яши… ну, говорил уже.

– Не надо стараться, ребята, – сказал я им, – множно меня не провожать. Я сам дойду, уже большой мальчик…

– Проводи себя сам! – рыкнул Перец.

Я заметил, что Перец увешан оружием. Два небольших арбалета, за спиной меч, метательные ножи, шестопер, ну и по мелочи.

– Ну что еще? – поморщился я. – Опять война, что ли? Так я томагавк до завтрашнего обеда зарыл…

– У нас чужой, – сказал Перец.

– В каком смысле? В монструозно-челюстном? Или…

– По улице Гагарина шагает какой-то чурбан! – почти крикнул Перец, мне даже показалось, что он несколько испуган. Во всяком случае, озабочен.

– Ну, идет и идет, – я натянул рукавицы. – Может, он турист из Японии.

– Турист? – обалдел Перец.

– Ну да. Японский экологический турист Сикоку Фухимори. Идет себе, местность фотографирует, исследует. А ты его хочешь из арбалета… Вот из-за таких, как ты, мы с Японией до сих пор не можем мирный договор подписать.

Тытырин и Перец ошарашенно переглянулись.

– Какой еще японец? – непонимающе спросил Перец.

– Этнический. Ладно, я пошел к себе.

– Ты пойдешь с нами, – спокойно сказал Перец.

– Вы что, одного японца испугались? – усмехнулся я.

– Ты пойдешь с нами. На улицу Гагарина. Я ясно изъясняюсь?

– Вполне, – кивнул я.

Вполне. Гагарин – хороший человек, герой.

Город выглядел совершенно обычно. Обычнее не бывает. Пятиэтажная панель, кирпичные девятиэтажки, стандартные детские садики. Ничего оригинального, полис как полис. Пожалуй, неоригинальный город отличало лишь одно – он был раскрашен. Некоторые дома с фасадов. Красивые картинки, в основном на темы сказочных фантазий. То щука, одаривавшая Емелю разными товарами, то Кот в сапогах почему-то со световым мечом. Интересные. Наверное, это было сделано специально, чтобы в трудные зимние времена фасады зданий радовали глаз. А больше глаз тут почти ничто не радовало, разве только белый цвет. Гобзиков давно не видел столько белого.