— Я… об этом я Анфимию ничего не говорил! — побледнел Абдул-Надул. — Наоборот, я убедил его, что бояться нечего, так как точно знаю, что храм не рухнет в течение многих веков.

— Ну не беда, сам сообразит, — махнул рукой Птенчиков.

— А если не сообразит? — забеспокоился реставратор. — Нужно срочно спасать Святую Софию!

— Ох, дайте передохнуть! Только и делаю, что кого-то спасаю…

— Как вы можете проявлять такое равнодушие? Если храм вследствие неправильных расчетов превратится в руины…

— Мы же знаем, что не превратится, — прервал реставратора Птенчиков. — В прошлое летаете, а основных положений теории путешествий во времени не выучили! Изменить историю нельзя, можно лишь принять участие в ее создании. Прибиться к определенному отрезку на бесконечной шкале времени и действовать в исторических реалиях, став в нашем понимании «историческим» персонажем. Вернетесь ли вы в свой век или же так и останетесь «в гостях» — дело ваше. Не исчезают же с лица земли города оттого, что люди переезжают с места на место?

— Вы хотите сказать, что недоработка моего сына будет исправлена и не приведет к катастрофе?

— Уже была исправлена тысячу лет назад. Может, Анфимий сам догадался, как уравновесить исполинский купол, а может, ему подсказали. Кто, вы говорите, с ним работал — Исидор из Милета?

— Да-да, — просиял Антипов. — Значит, мне не нужно лететь в Константинополь и объяснять всем, как устроена София?

— Вам нужно лететь домой. При чем срочно. Мы столько времени потратили, чтобы вас разыскать!

— Иван Иванович, — раздался по радиосвязи взволнованный голос Егора. — Из ИИИ сообщают, что наша машина, оставленная на берегу, снова исчезла!

— Не может быть… — простонал Антипов.

— Васька!

— Абдул-Надул!

— Неужели они полетели в Константинополь?!

Детектив и реставратор в панике заметались по опочивальне. Царственных братьев нигде не было видно, и лишь развороченное ложе приглашающе зияло бездонной дырой.

— Удрали подземным ходом, пока мы тут беседовали…

— А мы и не заметили!

— Что ж, — вздохнул реставратор, — придется нам еще немного задержаться в Стамбуле. Сын меня ни разу не подводил, он скоро вернется.

— Не вернется, — мрачно возвестил Гвидонов. — Машине не хватит мощности. Вы же не зарядили аккумулятор? Вполне вероятно, что братья даже до пятьсот тридцать второго года не долетят, застрянут по дороге…

Антипов Антип Иннокентьевич мерил нервными шагами опустевшую опочивальню своего сына. После долгих консультаций с ИИИ было решено оставить его временно исполняющим обязанности султана — чтобы не допустить кровавых распрей в славном городе Истанбуле. Империя осиротела в одночасье! Грозная султан-валиде пожертвовала личным комфортом ради спасения дочери и унеслась на птице Рух в неведомые края. Хитроумный Угрюм-Угу на глазах изумленной публики был превращен в белую женщину и сожран чудовищем. Таинственный младший брат султана, который был унесен дэвами еще до собственного рождения, опять пропал, не оставив даже прощального иероглифа. Сам же Абдул-Надул Великолепный отправился топтать улочки тысячелетней давности, и как объяснить его отсутствие подданным — историкам было совсем непонятно. И все это, заметьте, в тот момент, когда жители Истанбула только-только взялись за ум и обратили свои помыслы в сторону благочестия и созидания!

Сменить Антипа на посту обещали в ближайшие часы. В смысле ему не придется ждать в режиме реального времени, пока экспедиция ИИИ разыщет Абдул-Надула и его шустрого братца: из любой точки временной шкалы султана отправят в сегодняшний день Истанбула. Какой бишь сейчас месяц по календарю хиджры?

Остается надеяться, что темпераментным янычарам не придет в голову немедленно повторить попытку революционного бунта…

Антипов опустился на матрас, закрывающий подземный ход. Скоро он увидит Тосю. Бедная девочка, сколько ей пришлось пережить из-за непутевого мужа! А ведь впереди еще официальное разбирательство с наложением санкций прокурора, психокоррекция и ампутация порочных частей личности… Выдержит ли их любовь такое испытание?

Тося уже заводила разговор о разводе…

Ничего, после ампутации он станет совсем другим человеком, и развод не понадобится. По крайней мере, до тех пор, пока они заново не узнают друг друга.

В дверь опочивальни робко постучали.

— Войдите, — лениво зевнул Антипов.

Непрестанно кланяясь, в комнату скользнул изрядно похудевший за время целительного пребывания в банях Осман-Ого, великий визирь.

— Да позволит высочайший повелитель, затмевающий своим величием само солнце, донести до его чуткого слуха, способного уловить шепот звезд, обсуждающих тайны мироздания, к словам раба своего, недостойного лобызать ковер, на который ступала его легкая нога, подобная стволу кипариса…

Антипов прикрыл глаза и кивал в такт плавно льющейся речи, в смысл которой вникать было совсем не обязательно.

— …родила наследника, — минут через десять закончил визирь и выжидающе замолчал.

— Что? — встрепенулся Антипов, упустивший суть доклада.

— Да позволит высочайший повелитель… — невозмутимо завел визирь по второму кругу.

— Мне, пожалуйста, конец этой дивной фразы.

— Несравненная Лаура только что родила наследника империи. Каковы будут распоряжения великого султана?

— Ну это… спеленайте его, что ли, — растерялся Антипов, совершенно не представляющий, что полагается повелевать в таких случаях.

Осман-Ого вытаращил глаза, закусил конец бороды, чтобы не ляпнуть невзначай чего лишнего, и, подобострастно кланяясь на каждом шагу, поспешил удалиться, дабы собственноручно запеленать султанского отпрыска. Он тоже не представлял, как сумеет справиться с ситуацией, но со светлейшим повелителем не поспоришь.

Когда дверь за визирем затворилась, Антипов схватился за голову:

— Только я, только я мог умудриться стать дедушкой в двадцать пять лет. При чем всего несколько суток спустя после того, как зачал сына! Боже правый, что скажет Тося?..

Зимин смотрел в окно.

Двор был как двор. Полдень и пустота, скука. Даже вороны, промышлявшие по балконам мелким воровством, и те куда-то свалили. Полдень, пустота и скука, потом где-то посыпались бутылки, что-то бумкнуло, и из подворотни вылетел мохнатый, похожий на маленького медведя, пес.

Пес был не один. За псом на веревке тащился человек. Тащился в буквальном смысле – по земле, вернее, по асфальту. Ну и по земле тоже, конечно. Вскрикивая, переворачиваясь, врезаясь в бордюры, столбы и другие складки дворовой местности.

Зимин подумал, что где-то он такое уже видел. В кино. Там людишек привязывали к коням и таскали по страшным буеракам с наказательно-вразумительными целями. До тех пор таскали, пока здоровье таскаемых окончательно не расстраивалось. Но то, что человека тащила собака, показалось Зимину необычным и новым, такого он еще не видел.

Пес бежал быстро. Опрокинул лбом мусорный бак, из бака разлетелись пестрые консервные банки. Что прибавило происходящему бесшабашности и веселья.

Человек продолжал что-то кричать и пытался зацепиться конечностями за окружающий ландшафт.

Зацепиться не удавалось.

Псина проскочила двор по диагонали и ворвалась на детскую площадку. Остановилась. Человек на веревке попробовал встать, но пес снова рванул, и человек упал. Собака врубилась в фанерный игрушечный поезд, втащила за собой своего преследователя. Человек стукнулся головой о первый вагон, но веревку не выпустил, стукнулся еще раз.

А потом еще, еще и еще. С каждым рывком. И все лбом. Он стукнулся лбом так много раз, что Зимин даже позавидовал крепости его черепа. И подумал, что все-таки долго при таком усердии и самая крепкая голова не выдержит, терпению любой головы положен предел сопроматом…