Я молчал. Моя матушка тоже сейчас пребывала в Турции. Гиссарлык – это Троя, ну, там, где Елена Прекрасная жила, Ахилл безобразничал и вся эта остальная древнегреческая гопота. А старушка моя как раз отдыхала в Кестанболе, это грязелечебница такая. И до Гиссарлыка там всего ничего, рукой подать, и экскурсии наверняка проходят.

Вряд ли на матушку, конечно, позарятся водяные, она сама с любым водяным разберется. Но все равно.

– Так что чудеса есть, – сказала Лара. – И злые по большей части. Добрых меньше.

– Ну да, – согласился я. – Может быть.

Интересно, почему она никогда не снимает эти очки? Чего она все время глаза прячет? Хотя... Может, у нее разрывы сетчатки, может, ей яркий свет противопоказан? Хотелось бы поглядеть, у нее должны быть красивые глаза, у нее обязательно должны быть красивые глаза.

Лара отвернулась.

Ловить рыбу больше не хотелось, мы смотали удочки и отправились к городу. Шли вдоль реки, кидали камни, нашли бутылку, зашвырнули в воду и кидали уже в нее, засоряли хозяйство водяных. Попал я, пошла к черту эта поганая экология, человек – венец творения, водяные, кикиморы, мавки – тупиковые виды.

Проводили Гобзикова. Гобзиков все хотел что-то спросить, но никак не мог решиться, я догадывался – он хотел спросить про вчерашнее обещание Лары, но так и постеснялся.

Потом я подвозил Лару до дому. Я прибавлял и прибавлял газу, мальчики всегда так делают, приятно, когда кто-то у тебя пугается за спиной. Но Лара не пугалась. Не визжала, не вскрикивала, не прижималась ко мне на поворотах. Держалась совсем не как Мамайкина. Будто ее, Лары, и не было там, за спиной. Чтобы убедиться в том, что она все-таки есть, я осторожно косил глазами. Лара была на месте.

Я даже стал думать – а не прокатить ли ее по пожарной полосе. Для впечатления. Думал-думал и передумал. По пожарной полосе я всего лишь два раза катался, да и то один раз сковырнулся. Бах – и лбом в сосну. По пожарной полосе мало вообще кто мог ездить, обычно тоже вылетали, как я. Один гонщик даже в болото вылетел, а там его гадюка укусила, но не насмерть, ноги на две недели отнялись. Конечно, здорово было бы, если бы мы оба вылетели в болото. Нас бы укусили гадюки, у нас бы отнялись ноги...

А можно не так экстремально, можно, чтобы это были бы ужи. С золотыми коронами на головах. Лара бы ужа испугалась, а я бы ее защитил, уж откусил бы мне мизинец, я пострадал бы в бою...

Хотя Лара ужа не испугается. Она и удава вряд ли испугается, это удав ее испугается.

Бымц!

В висок что-то попало, будто пуля. Голову мотнуло в сторону, но я удержался, только почувствовал, как по скуле сползла каплей кровь. Мы вылетели на окружную дорогу.

Лара сказала, что дальше она сама, ей еще за продуктами надо зайти, прогипермаркнуться, короче. А оттуда до ее дома уже недалеко. Вообще, наверное, не хотела, чтобы я ее до самого дома подвез.

Тайны.

Я не стал упираться. Тайны так тайны, я люблю тайны, я люблю рыбалку и астрономию – это самые таинственные занятия в мире. Все великие были либо рыбаками, либо астрономами.

Но надо было что-то сказать напоследок.

– Слышь, Лар, скажи все-таки... Ну, про водяных... Это ведь все-таки сом был, да?

– Конечно, сом, – сказала Лара. – Хозяин вод, усы до пупа...

Лара протянула мне руку. Я тоже протянул. Она вложила мне в ладонь тяжелого майского жука-перволета. Жук разбился, ударив меня в висок.

Майский жук. Рано для них вообще-то...

Пройдет время, и мне будет казаться, что это не было совпадением.

Шнобель ждал меня в трубе. Валялся прямо на полу, ноги на стену задрав, параллельно земной оси. На ногах льняные штаны, рубаха в народном стиле, но видно, что дорогая, остроносые туфли. К потолку, к настоящей штатовской модели «Хаббла», привешены плечики. На плечиках костюм в полиэтилене.

Шнобель листал журнал. Сначала я думал, что, как всегда, про моду и всякие гламурные тенденции, но оказалось, что про часы. Про хронометры за пятьсот тысяч бакселей, про то, как правильно подбирать к часам человека, актуальное чтиво.

– Привет, иван, – сказал Шнобель. – Как дела, иван?

– Здорово. Чо приперся?

– Как чо? – Шнобель поднялся с полу. – Ты что, забыл, что ли?

– Ну...

Я сделал вид, что забыл.

– Сегодня мы идем на балет.

– Ну да, идем...

– Костюм-то есть?

– Есть.

– А как обстоят наши дела?

– Какие наши дела?

– Ну, как какие? Обольщение новенькой и сочненькой. Лара – загадка в фиолетовых очках! Ты, как настоящий герой и дериват, должен обаять юную дикарку с корыстными целями, а потом коварно послать ее в провинцию Гуанчжоу! Чио-Чио-Сан, блин, мадам Баттерфляй сплошняком, или забыл уже?

– Не забыл...

– Забыл. Не работаешь в этом направлении, завяз в экзистенции... Слушай, мне кажется... там... у меня что-то не так...

Шнобель принялся ерзать, пытаясь заглянуть себе на спину.

– Все в порядке там у тебя.

– Точно?

– Точно.

– Ну хорошо... Смотри, о друг мой, будь осторожен. Эта Лара девица непростая. Ой, непростая, я нервами чую. Она со своей татарской...

– С какой? – не понял я.

– С татарской. А ты разве не заметил?

– Нет. Я думал...

Я представил Верку Халиулину. Все татарки, которых я мог представить, были похожи на Веру Халиулину. Черненькие, невысокие такие... Ну, короче, когда в газете читаешь «татарин познакомится с татарочкой», сразу представляешь Халиулину. А Лара...

– Халиулину представляешь? – ухмыльнулся проницательный Шнобель.

– Ну да.

– Примитив. Кокос, ты примитивный тип, савраска, одним словом. Неврубант.

– Лара вроде светлая, – возразил я. – Правда, непонятно, какие волосы. И глаза...

– Глаза, – передразнил Шнобель. – Да у нее в каждом глазу по Чингисхану! От нее же Ордой за километр несет!

– Все равно...

– Ты просто плохо рубишь ситуэйшн, я же говорю, – принялся объяснять Шнобель. – Поверь мне, я знаток, у меня под Альметьевском тетка живет, я у нее два раза был. И на татар понасмотрелся. Так вот, такие, как Халиулина, – это, ну, скажем так, простые татары.

– В смысле?

– В смысле, рабоче-крестьянские. Киркомотыжники, колхозаны. Халиулина может сколько угодно трындеть, что она княжна, но она никакая, конечно, не княжна, так, ударница кисломолочного труда. Кумыс-герл. А такие, как Лара... Короче, это знать. Белая кость. Элита. Татаро-монгольские арийцы, кровь Аттилы. Я не удивлюсь, что она какая-нибудь там на самом деле княжна, реальная, типа. Не удивлюсь, если ее предки жили в Казани за пятьсот лет до разгрома Ивана Собаки...

– Кого?

– Кого-кого, Грозного, – просветил Нос. – Княжна, княжна, точнота...

Шнобель вздохнул. С завистью. Будто сам хотел быть княжной. Вернее, князем. А еще я подумал, что Шнобель сам имеет намерения...

– Повезло тебе, иван. – Шнобель облизался. – А может, мне самому...

– Не лезь, а? – попросил я Шнобеля.

– Любовь, любовь... – захихикал он. – Понимаю, понимаю...

А я подумал...

Да ничего я не подумал.

Княжна.

– А что? – разглагольствовал дальше Шнобель. – Ты видел, как она себя держит?! Как она этого жеребца обломала...

– Кобылу, – поправил я. – Это была кобыла.

– Какая разница?! Жеребец, кобыла, мустанг... Она тебя чуть не забодала до смерти, а Ларка просто подошла...

Шнобель закрыл глаза, впал в мечтательность.

Потом продолжил:

– Они, эти княжны, разным фишкам обучены. Фэн-шуй сплошной, но не как твоя мамка, а по-реальному! Держат руку на пульсе Вселенной, будь осторожен, это сентябрь. Животными могут манипулировать, народной борьбой куюк владеют. Опять же любовная магия...

Шнобель снова задумался, заметил на своем костюме пылинку, сощелкнул ловким пальцем.

– Слушай! – Шнобель аж захлебнулся. – А может, она реинкарнация какой-нибудь древней воительницы? А? Что означает имя Лариса? Кажется, что-то такое могучее, бронекопытное...