– Вставай!

Кто-то тер мои уши.

– Встава-ай!

Я открыл глаза.

Это была она. Ну вот, теперь меня из-за нее чуть не пристрелили. Лучше бы я сходил к Мамайкиной, мы бы с ней посидели, поболтали, поцеловались бы, что ли. А здесь мы, пожалуй, не посидели, а чуть не поседели, а поцеловался я только с пулей.

В чем, согласитесь, удовольствия мало.

– Куда он попал? – спросила Лара.

– Ты как?

– Нормально. Куда он попал?

– В плечо... А потом в голову. Стукнул...

Я потер место попадания. Оно было горячее и слегка пульсировало. Я потрогал голову. Маленькая шишка. Не болит. Профессионально.

– В сердце хотел, гад, промахнулся...

– Не, не промахнулся. Он не промахивается. Почти никогда. Он попал, куда хотел попасть. В плечо, значит, в плечо. Будет синяк, и все, может, электрофорез сделают. Это пластиковые пули.

– Почему? – не понял я. – Почему пластиковые?

– Сегодня он не хотел никого убивать.

– А охранники?

– Тоже пластик. Тоже скоро очнутся. Поэтому надо уходить.

– Кто это? – спросил я. – Кто они?

У стены и в самом деле застонал охранник.

– Так... Это долго рассказывать, но я обязательно расскажу, потом...

Голос Лары поменялся. Голос был деловой, спокойный, даже уверенный.

– А где камень? – спросил я.

– Его нет, – коротко ответила Лара.

Она поставила меня на ноги. Мне хотелось спросить, кто это был. Что за бараны? Но Лара меня опередила.

– Надо уходить, – сказала она. – Сейчас здесь будет охрана.

Лара с вращением подергала за веревку, веревка свалилась, Лара спрятала ее в рюкзак. Подобрала мой носок, сунула мне в карман.

– Уходим.

Дверь была открыта, мы пошли.

Выбрались в узкий, заставленный строительными банками коридор. Спустились по винтовой лесенке. Снова коридор, затем бытовая комната, затем фойе.

Я держался за Ларой, шагал. Плечо болело.

В фойе была маленькая паника. Так мне поначалу показалось. Все бегали туда-сюда, дебильно прыгали, натыкались друг на друга, орали и даже дрались. Так мне показалось сначала. Потом я понял, что это не паника, это просто рок-клуб.

Мы продрались через бесноватых рокеров к выходу, охранник на нас даже не посмотрел.

Гобзиков поджидал нас прямо посреди площади. Гобзиков мялся, маялся, трусил и грыз кед.

В пятом классе меня первый раз сильно побили. Это было еще до Лицея, я шагал по школьному коридору и случайно наступил на ногу одному там. Он был на четыре года старше, и его два приятеля были тоже на четыре года старше, они меня долго пинали и сломали ребро. Никто тогда за меня не заступился.

Вообще-то это было не так уж и больно. Обидно только.

Гобзиков приперся ко мне с самого утра, в семь часов двенадцать минут, даже раньше, наверное. Сказал, что всю ночь не спал, всю ночь думал. Не знаю, какая там уж ночь, я вернулся домой в четыре.

Проспал три часа всего. В последнее время я очень мало спал, это очень причудливо влияет на восприятие.

Гобзиков приперся, устроился на краешке стула и спросил:

– Что же там произошло, а?

– Ну, видишь ли, Егор...

На самом деле я не знал, что произошло. Я еще не успел хорошенько подумать на этот счет. Вывалившиеся из воздуха друзья меня несколько озадачили.

Этот суперстрелок еще... какая-то фантасмагория. Прикидывать если так. Сегодня ночью мы отправились за спящим в камне драконом. Но за драконом пришли еще другие.

Кто они?

Лара их знает. Лара их очень хорошо знает. Я звонил ей утром, она ответила, но говорила как-то чересчур спокойно. И она ни слова не сказала о том, что произошло. Видимо, не хочет разговаривать по телефону. А что произошло вообще?

Залезли за камнем с драконом.

Мы залезли за камнем с драконом, драконы спят в камнях цвета неба миллионы лет, дракон – это свет, собранный в точку, пасынок Большого Взрыва. В пыльном ящике, судя по вензелю, сигарном, он и лежал. Лара бы стала кормить его йогуртом. Мюсли, ирисками, желтыми яблоками. А я бы стал носить его на прогулку в кармане, совсем как попугая или черепаху, но предварительно мы бы долго придумывали ему имя.

У меня было бы много вариантов. Я бы уж придумал.

Ну, например,

Боб. Прекрасное имя для дракона.

Айк. Прекрасное имя для дракона.

Клык. Прекрасное имя для дракона.

Алькор. Прекрасное имя для дракона.

А Лара пила бы чай из кружки с надколотой ручкой и не соглашалась. Ей не нравилось ни одно из предложенных мною имен, она хотела назвать дракона либо Барсиком, либо Лехой.

Я спорил, я говорил, что Леха – это несерьезно, совершенно несерьезно, Лехой можно назвать пони, ну, на крайний случай кенгуру домашнего. А Барсик так и вообще смехотворно, разве можно называть Барсиком огненную птицу? Разве можно назвать барсиком «Су-27»? Барсиком можно назвать кошака, в крайнем случае доберман-пинчера или ротвейлера, но никак уж не дракона, не драконье это имя совсем.

Лара говорила, что если мне не нравится – я могу валить, это не мой дракон, а ее, на что я отвечал, что дракон и мой тоже, я принимал участие в его выручении. Лара смеялась и замечала, что мне не то что дракона, мне единорога паршивого доверить нельзя, у меня же все из рук валится, я сам давно превратился в одну большую роняйку.

Мы бы ругались весь вечер, писали бы имена на бумажках, комкали бы их и кидали в корзину. Лара бы угощала меня самодельным треугольным печеньем, а я бы несколько раз сварил настоящий шоколад с коричными завитушками.

Гор. Солнечный сокол на плече Амон Ра. Прекрасное имя для дракона. Я вырезал бы его на табличке из золота, а когда пришло бы нужное время, мы двинулись бы в сторону поля с прихотливым наклоном травы. Мы подбросили бы его высоко, и Гор поймал бы свой первый ветер...

Стоп.

Я испугался.

Потому что я понял вдруг, с кем встретился сегодня ночью. Или, вернее, с чем.

Сегодня ночью, сидя на пыльном полу в метре от опрокинутого чучела неандертальца, я, кажется, понял.

Я понял не то, что Страна Мечты существует, нет.

Я понял, что знал это всегда.

Это было... наверное, невесело.

– Что же там все-таки произошло... – ныл Гобзиков. – Знаешь, мне послышались какие-то выстрелы...

– Да? – удивлялся я.

– Да, мне показалось, что стреляли. Кто стрелял, а?

У Гобзикова был действительно отличный слух, Гобзиков слышал на километры.

– Там что-то... – сказал я. – Металлисты подрались, кажется... Охранник стрелял из травматического пистолета.

– А где дракон? Дракона-то вы нашли?

– Тебе Лара расскажет, ты ей позвони. А мне пора собираться, мне же еще учиться надо иногда. А ты позвони.

– А она... С ней все в порядке?

– С ней все в порядке, – ответил я.

Надо было прийти в себя, надо было идти на уроки. Хорошо Гобзикову, у него освобождение. Он просто вечно освобожденный, мне бы такую свободу. А мне еще учиться надо, между прочим.

А как я могу учиться, когда у меня перед глазами... Перед глазами Гор, в голове будто чугун.

– Ты сам, Егор, когда собираешься на учебу? – зачем-то спросил я.

– Через недельку, наверное... Слушай, а как ты вообще относишься к Стране Мечты?

Понятно. Главный вопрос, причина бессонницы, червь сомнения. Кризис веры.

– Это ты у меня спрашиваешь? Как я отношусь к Стране Мечты?

– Ну да... – Гобзиков смутился. – У тебя.

Я даже из кровати выскочил от злости.

– Это у тебя брат пропал! Егор! Это тебя из петли вытаскивали! Или ты и не собирался вешаться?

Забавная идея. А вдруг Гобзиков и в самом деле не собирался вешаться?

– Ты что, тоже тогда дурака ломал? И вешаться не собирался?

– Да собирался я! И брат у меня пропал! А мать со мной три года почти не разговаривает!

Гобзиков проорал это прямо мне в ухо.