Алое одеяние жреца слегка колыхалось от каждого шага.

«Да что там бодать-то? — подумала корова. — Глупый буйвол, не сумел одолеть такой ерунды».

Она подняла голову и протяжно замычала:

— Смотрите! Смотрите все! Клянусь молоком, струящимся из моего вымени, сейчас я вам покажу, как надо расправляться с красными тряпками!

Жрец испуганно замер. Голос священной коровы звучал угрожающе. Или ему показалось? Разве может мычание домашней скотины нести в себе угрозу?

Корова пригнула голову к земле, наставив на Брихадаранью острые рога, и вызывающе взрыхлила копытами землю. Болельщики дружно охнули и поспешили найти более надежное укрытие, чем спина верховного жреца. Брихадаранья стряхнул оцепенение и неуверенно затянул хвалебный гимн.

Корова всхрапнула, чуть присела на задних ногах — и кинулась в наступление.

— Остановись! — вскричал жрец, простирая руки к священному животному. Какое там! Глаза коровы налились кровью, в них светилась жажда победы. В последний момент жрец успел откатиться в сторону. Корову это ужасно разозлило, на ее морде выступила пена, копыта, сбившись с четкого ритма, пропахали сухую землю. Резко затормозив, она развернулась, покачнулась, восстанавливая равновесие, отыскала мутными глазами цель и возобновила атаку.

— Священная корова хочет забодать жреца! — в ужасе закричали служители храма, призывая в свидетели Шиву, Вишну и все известные их аватары. Деревенские псы надрывались от лая, придавая происходящему дополнительный колорит.

«Да что же это за безобразие! — в отчаянии думал Брихадаранья, снова уворачиваясь от рогов и нащупывая на груди острый нож. — Сейчас я покажу этой проклятой скотине, как кидаться на человека!» Верховный жрец храма Каа-мы был храбрым человеком. К тому же, несмотря на врожденную хромоту, он уделял большое внимание совершенствованию своей физической оболочки. Неизвестно, сумел бы он одолеть невменяемое животное в честном бою или нет, но исход поединка решил фактор религиозный.

— О боги! — надрывался схоронившийся в овражке деревенский жрец. — В чем так провинился перед вами верховный жрец, что вы наслали на него священную корову?!

«Провинился! Провинился!» — эхом отдалось в бритой голове Брихадараньи. Острое лезвие выпало из дрогнувшей руки.

— Да это же Мозгопудра! — заорал он в священном ужасе, глядя на приближающееся животное. — Прости меня! Я не хотел! Я... — Не выдержав безумного взгляда нализавшейся коровы, он развернулся и попробовал бежать. Хромая нога нелепо выворачивалась на ходу, и казалось, что жрец исполняет некий ритуальный танец. Корова издала победный клич и еще наддала ходу. Алая тряпка была совсем близко. Острые рога нацелились в самый центр мишени. Жрец вскрикнул, исполнил в воздухе прощальный кувырок — и скрылся за краем обрыва. Разогнавшаяся корова, не успев сообразить, что происходит, полетела следом за ним.

На поляне воцарилось благоговейное молчание. Только псы неистово взвыли, сообщая всей округе о безвременной кончине бойцов.

Первым нарушил молчание деревенский жрец. Приблизившись к обрыву, он взглянул вниз и потрясению прошептал:

— Они сломали себе шеи.

Брахманы, отряхивая свои рыжие одежды, окружили его и тоже свесились вниз, подыскивая приличествующие случаю мантры.

— Почему уважаемый Брихадаранья назвал священную корову Мозгопудрой? — пробормотал один из них, нервно теребя четки.

— Вероятно, в последний момент его посетило божественное откровение, — молвил другой.

— Что будем делать? — поинтересовался третий.

Деревенский жрец неожиданно завыл, обливаясь слезами:

— Вот горе-то, горе! Теперь наша деревня проклята богами. Как я сообщу об этом несчастным жителям?

— Так и скажи, — посоветовали ему брахманы.

— Как поступим с телами? — задумчиво произнес кто-то.

— Полагаю, о священных останках позаботится местный жрец, — поспешно заявил первый брахман, и остальные согласно закивали бритыми головами.

— Поспешим же к великой Каа-ме, сейчас мы нужны в ее храме как никогда!

Они благожелательно распрощались с деревенским жрецом и пустились в путь, перебирая четки и гудя, как небольшой пчелиный рой.

Что было дальше? Разумеется, деревня снялась с «проклятого» места. Люди волокли на себе нехитрый скарб, оплакивая вспаханные поля и покинутые дома. Вскоре молодая зелень начала оплетать заборы и стены, а полгода спустя джунгли поглотили и поля, и остатки деревни.

— Во саду ли, в огороде! — напевала богиня Каа-ма, прихорашиваясь перед зеркалом. Настроение у нее было праздничным: прибежавший из деревни гонец доложил, что ее сын, божественный Мозгопудра, найден, накормлен и уложен отдыхать, а его гнусный похититель сидит под замком, в трепете ожидая своей участи. По такому случаю богиня облачилась в свой парадный наряд — цветастый сарафан и тяжелый кокошник, которые прибыли с ней из далекого прошлого... Или по отношению к ее настоящему в индийском храме жизнь царства славного Салтана является отдаленным будущим? Ну, не важно. В сочетании с традиционными индийскими украшениями, в изобилии сверкающими на богине, сарафан и кокошник смотрелись потрясающе и очень нравились маленькому Ваське.

«Нужно заказать к прибытию сыночка праздничный ужин», — подумала Сонька и кликнула служанку, намереваясь послать ее на кухню с подробнейшим меню. Однако не успела она дойти до десерта, как со двора послышались возбужденные голоса и бритоголовые брахманы ввели к ней нового гонца. Выглядел он чрезвычайно напуганным и держал в руках кожаный мешок.

— О великая богиня! — начал он трепещущим голосом. — Верховный жрец велел передать тебе эту... это... этот мешок.

— Зачем? — удивилась Сонька.

— В нем находится то, что осталось от подлого похитителя твоего сына!

«Неужели голова?» — подумала Сонька, опасливо поглядывая на посылку. Мешок вдруг задергался, стремительно меняя очертания.

— А-а-а! — завизжала богиня, чувствуя, как волосы под кокошником становятся дыбом. — Она еще живая!

— Ну да, пока не задохнулась, — подтвердил гонец, встряхивая свою страшную ношу. — Но думаю, что лучше ее поскорее достать, воздуха в мешке маловато. Прими, великая богиня, эту жертву! — Он ослабил завязки и заглянул внутрь. Онемевшая от ужаса Сонька всплеснула руками, но тут раздалось негодующее фырканье, гонец вскрикнул, схватившись за расцарапанное лицо, черная тень метнулась из мешка через всю комнату и исчезла за окном.

— Что это было? — простонала богиня.

— О горе мне, горе! — заголосил невезучий гонец. — Теперь верховный жрец отправит на жертвенный алтарь меня. Как мог я упустить ужасного преступника?

— Какого, к черту, преступника? По-моему, я видела кошку!

— Истинно так, божественная Каа-ма! Твой могущественный сын собственноручно наказал своего обидчика и обратил его в животное.

— Что?! — вскричала Сонька. — Выходит, когда мне сообщили, что преступник сидит под замком, то имели в виду эту мелкую тварь?

— Нет, поначалу преступник был гораздо крупнее, — неуверенно возразил гонец, — это уже потом юный Мозгопудра его преобразил... Наш маленький бог — такой затейник!

— Значит, Гвидонов опять сбежал? — Сонька еле сдерживала свою ярость. — Вон отсюда, пока я тебя тоже во что-нибудь не преобразила! Или нет: беги обратно в деревню, скажи верховному жрецу, чтобы он...

Что нужно было сделать верховному жрецу, так и осталось тайной, ибо в этот момент на территорию храма ровным строем ступил отряд брахманов в ядовито-рыжих одеяниях, отправленный накануне на поиски пропавшего Мозгопудры.

Грозно поправив кокошник, Сонька поспешила им навстречу.

— Приветствуем тебя, великая Каа-ма! — церемонно изогнулись Сонькины «верные псы».

— Где мой сын?! — пропустив славословия мимо ушей, рявкнула богиня.

— Юный Мозгопудра забодал верховного жреца и вознесся к своему божественному отцу.

— Вознесся... Васенька, сынок! — Богиня покачнулась и рухнула в обморок. Брахманы утратили чинность и бестолково засуетились, пытаясь привести ее в чувства. Наконец ресницы Каа-мы дрогнули, и она открыла небесно-голубые глаза.