– Ты что, красна девица, чтобы на тебя пялиться?! – начал злиться и я.
Перец скрипнул зубами, сжал кулаки. Ну, я тоже. И скрипнул, и сжал. Чем я хуже? Он уставился на меня, смотрел, наверное, с минуту. Потом взял себя в руки.
– Хорошо, – сказал, – не будем. Сегодня слишком славный день, чтобы начинать… А вы, как я погляжу, жрете?
И улыбнулся совсем лучезарно. Злобного Перца смыло, и всплыл Перец добрый, Перец-друг.
– Жрем, – кивнул я. – А что? Заслужили, однако. В боях. В лишениях. Меня чуть из бластера не поджарили, оборотень чуть не загрыз, а наш Тытырин и того больше – пострадал за славянскую готику. Теперь он профессионально непригоден, надо его выгонять. Какой он Землеройкинг с такими-то пальцами?
– А что у него с пальцами?
– Тытырин, покажи.
Летописец воздел покалеченные лапы.
– Что с ним?
– Вдохновение, – объяснил я. – С ним случилось вдохновение, он бросился на свою пишущую машинку и как давай стучать! Так стучал, что все пальцы себе отбил. Теперь у него в пальцах контузия.
– Палечная контузия? – удивился Перец.
– Ну да. И все от вдохновения. Как вдохновение случается – так все себе пальцы отбивают. У каждого настоящего писателя пальцы просто сплющены в лепешки.
– Шутишь?
– Шучу, – кивнул я. – Все было не так совсем, конечно, все было гораздо драматичнее. Видишь ли, доблестный Персиваль, ты, наверное, заметил, что в штурме Деспотата принимали участие еще эльфийские львицы, короче, зверские девчонки. И наш Тытырин…
– Врет, – вставил Тытырин. – Нагло врет!
– Не перебивай меня.
Я снова постучал ложкой по голове. А Тытырин снова пощупал себя за лицо.
– Так вот, наш Тытырин увидел девчонок, и что-то с ним произошло. Я даже испугался. Он задрожал, вытянул перед собой руки и просто-таки вцепился в проходящую мимо амазонку. Не знаю уж, с какими целями, наверное, стихи хотел почитать. А девушка оказалась расторопной и все пальцы ему… ну, не совсем все пальцы, так, самые кончики… поотсекала. Теперь он беспалый.
– Врет он, – повторил Тытырин. – Я в стекло расплавленное попал.
– Вот видишь, он непригоден, – продолжал я свое. – Пальцы остекленели. В расход его надобно.
– Как непригоден? – хрипло возмутился Тытырин. – Почему непригоден? Зачем в расход? Пригоден я! Временно нетрудоспособен, но я излечусь.
– Два дня тебе на поправку, – бросил Перец. – Мне нужна история.
– Через два дня я буду на ногах. То есть на руках. Короче, в работоспособности, – заверил прозайка. – Разве могу я быть в стороне от таких событий? Пожар Деспотата – это почти как пожар Москвы тясяча восемьсот двенадцатого года! Как пожар Рима! Такие вещи вдохновляют!
– Ты что, Нерон, что ли, чтоб тебя пожары вдохновляли? – лениво спросил Перец.
Я вдруг совершенно неожиданно вспомнил, как год назад мы беседовали с Дрюпиным по поводу Ван Холла, у которого на лопатках красовался как раз Нерон на фоне горящего Рима. Забавное совпадение. Тут вообще полно забавных совпадений…
– Не, я, конечно, не Нерон, но пожары и правда вдохновляют. Пожары, война, драконы – все это достойно эпической саги! Знаете, друзья, я вдохновлен, в моей голове родились пламенные строки…
Перец ревниво поглядел на Тытырина, и тот быстро исправился:
– Хотя, конечно, мои строки не могут сравниться с тем, что сочинил Персиваль.
И Тытырин сделал маленький аплодисмант.
– Просим, просим! – поклонился он в сторону Перца.
И тут я вдруг понял, зачем Перец его у нас оставил. Понял и чуть не рассмеялся. Перцу давно был нужен холуй. Я на холуйскую должность не подходил, над Яшей глумиться неудобно – во-первых, гном, во-вторых, пожилой. Да и не только в глуме дело. Ни я, ни Яша не есть большие спецы в лизоблюдстве. А Тытырин спец. Он способен. Умеет. Мастер тонкой лести, виртуоз толстого комплимента. К тому же легко может выступать в качестве шута и легко переносит побои.
Показатель, однако. Когда властелину требуются шуты и холуи, это уже клин. В смысле клиника.
Ваня. Ваня Грозный. Он ведь сначала хорошим мальчиком был, добрым, любил маму. А потом… Потом ему понадобились шуты и холуи.
Перец рассеянно поглядел в потолок и спросил:
– Слушай, Яша, а почему у нас нет… ну этого, блин… мороженого? Кругом холодина, а мороженого нет. Хочу шоколадного с изюмом.
– А я дынного, – вставил Тытырин.
Яша повернулся ко мне.
– А я не хочу, – помотал я головой. – У меня наследственная ангина.
– И еще с кусочками клубники, – добавил Перец.
– Сейчас будет! – Яша впрыгнул в валенки и убежал.
Я в очередной раз позавидовал. Почему у меня нет такого гнома? Я вот выручил Кипчака, а где он теперь? Ставит мне памятники из разной гадости. А я ему, между прочим, жизнь спас. Почему я не спас жизнь более благодарному гному?
Навалилась усталость. Утомился, хочу домой. В тепло. А Перец, кажется, в отбой не собирался – снял со стены свой рескрипт, читал, улыбался.
– И что теперь у нас по плану? – поинтересовался я. – С Деспотатом покончено – что дальше? Мир спасать будем или Тома Круза дождемся?
– Покончено с Деспотатом, – кивнул Перец. – Конечно, некоторые недобитки распространились, Застенкера поймать не удалось… почему-то…
Перец поглядел на меня. А мне что, я Застенкеру параллелен.
– Но ничего, – Перец подмигнул, – я на него волков красных натравлю, пусть побегает. А мы недельку отдохнуть можем. Можем даже на океан слетать, позагорать на песочке. Имеем право… А хороший мы Застенкеру сюрпризик подкинули, да?
– У меня тут к тебе тоже сюрпризик, – сказал я.
– Ого! – Перец напрягся. – Надеюсь, приятный?
– Как посмотреть. На вот, оцени.
Я достал листовку, подобранную в доме Застенкера, протянул Перцу. Тытырин тут как тут – подскочил, стал читать из-за плеча.
– Ах, это… – Перец повертел листовку. – Понятно. А чего еще ожидать? Ван Холл не дремлет. Сначала убийц наемных подсылал…
Я отвернулся. Опять на меня намекает.
– Но когда с наемными убийцами провалилось, решил вот так брать. Пятую колонну выискивал, и Застенкер с ним в преступный сговор вступил. Не зря мы, значит, Деспотат громили, не зря кровь проливали…
– Хорошие деньги предлагают, – сказал Тытырин. – На такие деньги можно собрание сочинений издать… Да что там собрание сочинений, можно свое издательство открыть…
– Да? – поинтересовался Перец с какой-то излишней сердечностью. – Издательство, говоришь, открыть?
– Я не в том смысле, – принялся оправдываться Тытырин. – Я по-другому хотел. Давайте все сделаем «как бы»? Как бы сдадим Персиваля, получим деньги, а он потом убежит. Ему же убежать ничего не стоит…
– Ты так думаешь? – поинтересовался Перец еще сердечней.
– Да нет, – Тытырин понял, что глупость сморозил, – я к тому говорю, что надо негодяев проучить, задать им… короче, это… во пса место.
– Во пса место это хорошо, – ухмыльнулся Перец. – Кстати, у меня тоже есть сюрприз… Такой сюрприз, что Ван Холл обрыдается!
Перец хрустнул кулаками.
Я уж подумал, что сейчас он по своему обыкновению что-нибудь такенное выкинет – стол разрубит или еще чего. И, в общем-то, не ошибся. Перец подумал чуть, сложил прокламацию в остроконечный самолетик и запустил в Тытырина. Хихикнул.
Тытырин неосторожно самолетик поймал. Тоже хихикнул.
– Ешь, – присказал Перец.
– Что? – не понял Тытырин.
– Аэроплан.
– Зачем? – испугался летописец.
– А вот, – капризно сказал Перец. – Хочу.
Дальше все было так, как я думал: Перец достал меч и грохнул его на стол. Тытырин поглядел на меня. Я отвернулся.
– Да ради бога… – Тытырин взял бумагу. – Мы в лито в буриме играли, кто проигрывал, тот жрал А-четыре. Я человек привычный…
Тытырин обмакнул самолетик в белый соус, откусил и стал жевать. Перец наблюдал за поеданием с хищным интересом.
– Это еще что… – усмехался я. – Видел по телику, как один человек из Дакоты сожрал целую «Сессну»[118].