– Тогда на твоей тачке?

– Я отдал джип вам. Разве ты забыл?

– Помню. Но сюда ты на чем-то приехал?

– Я приехал на «Мерседесе» Колодина. Ты хочешь, чтобы я и дальше на нем ездил? Какие еще будут вопросы? В чем ты меня имеешь наглость подозревать?

– Имею наглость подозревать тебя в утаивании информации. Но хочу предупредить, что моя тачка тоже не особенно чистенькая. Я ее угнал.

– Я надеюсь, не у Колодина.

– Он мертв. Или ты боишься его и мертвого?

– Exactly.

Каждый взял по две канистры с пустосвятовской водой. Машину загнали в полуразрушенную пристройку, где прежде находились барские службы. Здесь ничего не осталось – ни рам в окнах, ни перегородок, ни даже крыши. Одна железная дверь имелась. Дверь заперли. Затем вошли в дом Марьи Гавриловны.

– Сюда. – Меснер указал на дверь из гостиной направо.

Эта комната, тоже гостиная, обитая пунцовым штофом, была точной копией той, что Роман видел на дне тарелки в колдовском сеансе. Мебели никакой здесь не было. На стенах – четыре картины. И все. На писаных маслом пейзажах с водой – розовый отсвет. Казалось, вода плещется, ветер гонит облака, клонит деревья на берегу.

– Сюда, – повторил Меснер и отворил потайную дверь. Различить ее без подсказки на фоне стены было невозможно.

Он вошел первым. Роман – за ним. Они стояли в схожей комнате. Тот же пунцовый штоф на стенах, золоченые рамы картин. Только пейзажи другие (но тоже импрессионисты) и за окном блестели светлые воды озера. Сделав один шаг, они очутились в Беловодье.

– Скорее! – сказал Меснер. – Кольцо! Мне кажется, Сазонов в соседней комнате.

Роман шагнул к окну. Распахнул раму. Неужто расстанется с кольцом? Неужто?

– О, Вода-царица! О, светлые воды Беловодья! Плените отцов-основателей этого мира, Гамаюнова и Сазонова. – Колдун сорвал кольцо с пальца и швырнул в воду.

– Профессора?! – изумился Меснер. – Его-то зачем?

Но заклинание уже было произнесено.

Роман рванулся к другой двери, отворил ее. Он был в главной гостиной, но опять же, в Беловодье. В кресле, сцепив руки замком и опустив голову на грудь, дремал Гамаюнов. Он, видимо, мерз в городе мечты, потому что опять надел белый пушистый свитер с высоким горлом. А напротив него, тоже в кресле, сидел Сазонов. Теперь он предстал в своем настоящем виде. Не сразу Роман понял, что оба отца-основателя со своими креслами срослись. Не различить, где кресло кончается, где начинается человек. Они, кажется, тоже не сразу поняли, в чем дело. Потому как Сазонов, увидев Романа, попытался встать. Дернулся раз-другой, на лице мелькнуло недоумение. Мелькнуло и тут же пропало. Сазонов очень хорошо владел собой.

– А, Роман Васильевич, наконец-то! – Гамаюнов поднял голову, улыбнулся блеклыми губами. Он, казалось, не заметил, что пленен. – Надеюсь, вы сумеете восстановить ограду к утру.

– Как Стен? Что с ним?!

– Все нормально. Не волнуйтесь. Чем быстрее вы будете действовать, тем лучше для всех и для Беловодья. Леша продержится, уверяю вас. Он молодец, я всегда в него верил. Но поторопитесь, прошу. Надя вас ждет.

Надо же! Уже открыто обещает. Отдает.

«Ловушка! Ловушка!» – ожили в мозгу колдуна подозрения.

– Здравствуйте, Григорий Иванович. Как Машенька? – спросил любезно Сазонов. – Надеюсь, с ней все хорошо?

– Не волнуйся, она прекрасно себя чувствует. А вот ты как есть дерьмо, а не хулиган, как я раньше думал! – дядя Гриша так и кипел.

Сазонов будто не слышал резких речей.

– Извините, Григорий Иванович, что пришлось вас срочно покинуть. Но, как только я вернусь, сразу все образуется.

Роман подошел к Машиному жениху.

– Не ожидали, что вернусь? – спросил вызывающе.

Но Вадима Федоровича было трудно смутить:

– Напротив! Это я поручил Николаю Веселкову привезти тебя как можно скорее. Ты не закончил починку ограды и сбежал.

– Неужели? А мне показалось, что вы хотели разрезать мое ожерелье. Какая же после этого починка!

– Как ты помнишь, ты солгал мне в глаза, утверждая, что ограда восстановлена. Твой обман едва не привел к фатальным последствиям. Но, к счастью, ложь быстро обнаружилась, и я принял экстренные меры.

– Ах вот как! Оказывается, я же и виноват! – Роман шутовски тряхнул головой. – Преклоняюсь! Я, конечно, тоже наглец, но мне до вас далеко. Ну, ладно! – колдун похлопал пленника по плечу. – Некогда обсуждать этические проблемы, будем действовать быстро и неэтично. Баз, помоги дотащить воду до ограды, займемся ремонтом. А то Стен там надрывается, пытаясь сохранить город мечты для этих двух столь мало уважаемых мной товарищей.

– Я буду охранять их, – сказал Меснер.

– Если попробуешь освободить Ивана Кирилловича, тебе это не удастся, – предупредил Роман.

– Мы просто побеседуем. Я выпью молока.

– Приятного аппетита.

Галя прижалась к мужу.

– Мы долго здесь пробудем? – спросила шепотом.

Но Роман расслышал ее вопрос. И еще – колдун это тоже услышал – в голосе Гали отчетливо звучал страх.

– Кстати, а где Грег? – спросил Роман, останавливаясь уже на пороге. – Вы его, часом, не прикончили вместо меня, господин Сазонов?

– Он охраняет Беловодье. – Таков был ответ Ивана Кирилловича.

– Кстати, надо уточнить, сколько вообще людей здесь. – Роман сделал широкий жест, обводя комнату. – Нет ли кого постороннего?

Эд Меснер склонил голову набок, прислушиваясь:

– В Беловодье сейчас двенадцать человек… Одного я чувствую как будто с запозданием.

– Это Надя, – уточнил Роман.

– Есть еще одно существо. В домике для гостей.

– Это Глаша. Кемарит, наверное. Осенью русалки могут сутками спать и не просыпаться, пока их не разбудят.

Дядя Гриша, Роман и Баз вышли из Гамаюновской усадьбы, прихватив по канистре с пустосвятовской водой.

– Ничего себе хулиганство, – присвистнул дядя Гриша, оглядывая водное чудо. Уже стемнело, и вода светилась. – Ну, чисто Китеж.

Они вышли за ограду, и видение пропало. Потом за прозрачной стеной возник лес – точь-в-точь такой же, как снаружи. И лишь вглядевшись, можно было угадать, где невидимая ограда отделяет Беловодье от остального мира. Каждый раз Беловодье изображало иное. Может, в один прекрасный момент изобразит оно бетонный забор или корпус какого-нибудь завода-гиганта? Роман двинулся вдоль стены. С пустосвятовской водой работалось не в пример легче. Она мгновенно скреплялась со стенами, превращаясь в стеклянные окошки. Но все равно колдун двигался слишком медленно. Скорее! Роман ускорил шаги. Дядя Гриша не отставал. Баз плелся сзади, волоча канистры.

Насколько можно доверять Меснеру?.. Не думать об этом – отвлекает. А в сущности, чем Гамаюнов лучше Сазонова?.. Нет, лучше, конечно. Иван Кириллович не пытался срезать с Романа ожерелье и не жег Юлу лицо. Он только приговорил Стена к смерти. Любимчика – к смерти. Но кто сказал, что Стен – любимчик? Может быть, напротив, совсем нелюбимый? Слишком неудобный, прямолинейный, не желающий идти на компромиссы. Не льстец, не подлиза. От него приходилось скрывать торговлю поддельными бриллиантами, потому что иначе он бы стал презирать Гамаюнова. О, сколь горькая мысль… Наигорчайшая. Такую и подумать невмоготу. Нет, Иван Кириллович никогда так не думал. Никогда. Не настолько Иван Кириллович инакомыслящий, чтобы в своих грехах хотя бы себе признаться. Страх Гамаюнова перед Стеном – чисто интуитивный, подсознательный. И желание убить Алексея – тоже. Похоже на правду? Очень даже. Не думать! Ограда прежде. Заплатки прежде… Что же разломилось? Всего лишь меч рассек следы ожерелья или вера Стена в чудо Беловодья дала трещины? Неважно. Все равно ограда восстановится. Стене плевать, верит в нее Стен или нет. Беловодью плевать, какие бриллианты продавал Гамаюнов, поддельные или настоящие. Важен сам факт существования града мечты. Кто бы знал, из какого сора вырастает колдовство! – перефразировал Роман знаменитую строку. Не думать… сомнения мешают… мешают ли? Вере мешают. А колдовству?