Часам к восьми мы (во всяком случае, я и Гобзиков) здорово устали и остановились на берегу. Лара сварила суп, мы ели его из кружек со сладкими сухарями, и это было очень вкусно. Потом мы натаскали дров и устроились в спальниках, которые Лара позаимствовала у Панченко. Я с Гобзиковым на толстых пенопластовых ковриках, по-простому, как собаки, а Лара благородно – достала старый надувной матрас, видимо, тоже из запасов бывалой экстремалки Панченко, и принялась его надувать. Надувала долго и муторно, так что даже очки чуть не соскочили от напряжения. Я предложил было свою помощь, но Лара сказала, что матрас каждый надувает себе сам, это слишком интимный процесс.

Вообще-то я думал, что мы померзнем – все-таки апрель, земля еще вообще не прогрелась, но холодно не было – спальники Натальи Константиновны Панченко были рассчитаны чуть ли не на полярные экспедиции, да и пенопластовые коврики тоже в кирпич толщиной. Так что комфорт наличествовал. И я планировал о чем-нибудь перед сном поболтать, но не получилось, почти сразу мы уснули.

Утром было все как обычно, я обнаружил только, что не захватил зубную пасту и щетку. Это меня несколько смутило, однако Лара выручила – сказала, что можно чистить зубы молодыми побегами елки – и чистка, и от цинги здорово помогает.

Я попробовал, и цинга сразу же отступила. Завтракать мы не стали, чтобы время не терять, отправились на поиски. И к обеду этот гадлоид Гобзиков умудрился натереть ногу. Я думал, что на этом наш великий поход закончится, но Лара сказала, что эта потертость – сплошная ерунда. Она отыскала и выдрала из земли корень прошлогоднего лопуха, помыла, растерла в кашу и приложила к мозолям Гобзикова. Мозоли Гобзикова возликовали, короче, передвигаться Гобзиков смог.

Мы бродили по голым полям и разным там весенним перелескам, и этому не видно было конца. Лара сверялась с картой, но мне постепенно начинало казаться, что это она просто так сверяется, для виду. Я был уверен, что мы заблудились, и меня это как-то радовало. А Гобзикова не радовало, он как-то психушничал, может, это из-за ноги. Он психовал и психовал, так что я даже не утерпел.

– Егор, ты чего нервничаешь? – спросил я. – Чего так? Дома сложности?

– Не... Просто... ну, не знаю... Места много...

– Не бойся, Егор. Ты не должен бояться, человек не должен бояться просторов своей Родины! Неужели генетическая память ничего тебе не подсказывает? Неужели ты не чувствуешь корней? Березки, русское поле, ну и вообще?

– Да я вообще-то... Мы не местные... Мы в Донецке раньше жили, ну еще совсем давно. А дед, перед тем как на войну уйти, бабке велел обязательно сюда переселиться. В этот город. Мать моя уехать все хочет, ей как-то здесь не по себе, а отец не хотел... Я так думаю, что он...

– Все с тобой понятно, – перебил я. – Ты, кажется, не совсем патриот. Лично я, когда вижу «Бериозку», прямо... ноги меня прямо сами к ней несут.

– Какая еще березка? – спросила Лара.

– Вам не понять. Вы вообще космополиты безродные, граждане мира, внутренние эмигранты. Вот что такое эта Страна Мечты, как не внутренняя эмиграция?

– Все совсем не так... – почти в один голос сказали Гобзиков и Лара.

– Не волнуйтесь, – перебил их я. – Я сам внутренний эмигрант. В том году проводили психологическое исследование, мне сказали, что я страшный интроверт. С таким диагнозом в летчики не берут. И вообще, может, мы уже там?

– Где? – не понял Гобзиков.

– Где-где, в Стране Мечты. Тут что-то уж совсем пустынно, в нашем мире так пустынно не бывает, везде какая-нибудь сволочь с волынкой ошивается...

– Упадок просто... – как-то неуверенно сказал Гобзиков. – В нашем мире упадок...

Упадок. За два дня мы не встретили ни одного человека и даже деревни и то ни одной не встретили. Это не упадок, это Конец Света. Только серые поля и узкие полосы хвойного леса. Причем поля все были с агротехнической точки зрения вполне запущенные, не наблюдалось ни комбайнов, ни сеялок, ни веялок, ни другой какой полезной техники, только сухая некошеная трава.

– Это не упадок, – сказала Лара. – Это так и должно быть. Люди сторонятся таких мест. Мест перехода. Люди, животные многие. Они чувствуют присутствие других.

– В Америке целые города пустые есть, – вспомнил Гобзиков. – И никого...

– Они не пустые, в них вампиры просто живут, – уточнил я. – Днем они спят, а вечером набрасываются на водителей грузовиков. В Америке каждый год пропадает полмиллиона человек. Из-за кого это, если не из-за вампиров? А?

И я кровожадно подмигнул Гобзикову.

– Ты думаешь, для чего мы тебя с собой прихватили? – продолжал я. – Все просто. Я на самом деле не Женя Кокосов, я Борго Ставрос-Эстерхази, внучатый племянник того, о котором ты сейчас подумал! А она...

Я указал на Лару.

– Она Ламия Тодеску, ее отец был заместителем председателя «Секьюритате» [109] ... Ламия, ты чего больше любишь?

– Печень, – ответила Лара. – В ней сосредоточена душа.

– А я сердце. В нем железа много.

Лара хихикнула.

Гобзиков остановился.

– Вы чего? – спросил он. – Шутки, да?

– Да брось, Егор, конечно, шутки, – успокоил я. – Вампиров не может существовать просто математически.

– Как это?

– Ну представь. Если бы мой прадедушка граф Дракула укусил бы там какого-нибудь пастуха – стало бы уже два вампира. Они укусили бы еще, получилось бы четыре, ну и так далее... Меньше чем через год планета Земля была бы заселена исключительно вампирами, а потом они просто вымерли бы от голода. Представь миллиард китайцев-вампиров! Это же ужасно!

– Но вампиры ведь инициируются через кровь... – робко возразил Гобзиков. – Если бы он укусил пастуха, пастух бы не заразился...

– Фигня все это. Ни через какую кровь они не инициируются, размышляй научно. Нам же на биологии все объясняли. Для того чтобы один организм получил свойства другого организма, надо, чтобы в ДНК реципиента вмонтировался фрагмент ДНК донора. А ДНК не только в крови содержится, она в слюне тоже содержится. Так что для заражения вполне достаточно банального укуса. Отсюда какой вывод? Такой. Любой взрыв вампиризма был бы совершенно неконтролируемым. Кстати, Лар, а в Стране Мечты вампиры есть?

– Там есть, – совершенно спокойно ответила Лара.

– Почему это? – удивился Гобзиков. – Почему это в Стране Мечты обитают вампиры? Я совсем не хочу...

– Видишь ли, Егор, – стала терпеливо объяснять Лара. – Страна Мечты – это ведь не только твоя мечта, эта и других мечта. А кто-то ведь может мечтать и о вампирах. И об оборотнях. Там, кстати, вообще много чего есть, в том числе неприятного...

Гобзиков озадачился и задумался.

– А ты, Егор, о чем мечтал? – спросил я.

– Ни о чем, – буркнул Гобзиков.

Ну да, вспомнил я. Гобзиков, кажется, брата искал.

– Лар, – спросил я, – а может, мы это уже? Пришли все-таки? Как-то тут неуютно...

– Нет, – сказала Лара. – Еще не пришли.

Она поглядела на карту.

– Нам вдоль реки. Еще далеко.

Карта у нее была хоть и самодельная, но вполне похожая на настоящую километровку с прочерченным черным карандашом курсом, с какими-то значками, крестиками и кружочками. Лара смотрела на свою карту, сверялась с компасом, вела нас в светлое будущее. Мне начинало казаться, что не стоило, пожалуй, так далеко заходить, можно было разыграть Гобзикова где-нибудь и поближе. Но Лара, видимо, выступала за достоверность.

Спорить я не собирался. В конце концов, я неплохо проводил время. На свежем воздухе, в хорошей компании. Чего еще надо? Поэтому я тоже смотрел в карту, давал разные тупые советы и другую активность проявлял. Потом, часам к трем, наверное, река вдруг взяла и резко повернула на восток. Я думал, мы пойдем за ней, но мы не пошли. Мы углубились в поля и уходили в них все дальше и дальше, где трава по пояс, где произрастает василек и пьянящий запах меда кружит, как герои народного белорусского эпоса, в самом деле...