Казалось, мир на миг замер, пока Барнт обдумывал ситуацию. Их план не пострадает, если в лодке не будет его людей, важен лишь Ветрогон, но Джорон почувствует себя гораздо увереннее, если его поддержат те, кого он хорошо знает. Наконец Барнт вздохнул.

– Если это ускорит обмен, я подам сигнал, чтобы они прислали лодку, – сказал он.

Джорон кивнул.

– Благодарю, – ответил он. – И еще одно.

– Что? – спросил Барнт.

– Ветрогон куда охотнее перейдет к нам, если ее соплеменники не будут прикованы друг к другу.

– Как она узнает? – удивился Барнт. – Она же слепая.

– Я хочу, чтобы ты послал со мной нескольких ветрогонов в качестве жеста доброй воли. Пусть они сами ей расскажут. – Джорон наклонился поближе в Барнту. – Я знаю, ты меня не любишь, но все, что может успокоить это существо с моего корабля, стоит затраченных усилий. Если ты, конечно, не хочешь объяснять Карраду, почему обмен не состоялся.

Барнт раздраженно посмотрел на Джорона.

– Ладно, – проворчал он, – хранитель палубы, пусть ветрогонов раскуют, и отдели говорящих-с-ветром, чтобы они могли отправиться с Твайнером на его корабль. – Барнт понизил голос. – Но знай, Твайнер, твоя супруга корабля будет стоять рядом со мной, и если я увижу, что ты планируешь предательство, я всажу арбалетный болт ей в голову, ты меня понял?

– Да, супруг корабля, – ответил Джорон и коротко поклонился.

– Хорошо, – сказал Барнт. – Тогда я подаю сигнал, чтобы они прислали флюк-лодку.

Чтобы покинуть палубу «Сестры змея» и добраться до скамьи флюк-лодки, Джорону потребовалась помощь Серьезного Муффаза, что вызвало снисходительные улыбки тех, кто находились на борту большого корабля, но Джорона они не волновали. Он лишь знал, что прикосновение сильной руки Серьезного Муффаза, который помог ему перебраться на клюв лодки, было подобно возвращению домой, и одновременно сжатая внутри у него пружина немного ослабела. Серьезный Муффаз не смотрел ему в глаза, и Джорон подумал, что ему придется снова привыкать командовать. Он молча встал у клюва маленькой лодки и даже не обернулся на оставшийся за спиной белый корабль и не стал смотреть на Квелл и свою супругу корабля, стоявших на корме, пока говорящие-с-ветром спускались в лодку. Он сосредоточился на черном корабле впереди и команде, собравшейся у поручней и молча наблюдавшей, как возвращалась флюк-лодка, вызывая панику у мелкой рыбешки вокруг.

Во флюк-лодке царило необычное напряжение, и Джорон понял, что все дети палубы, сидевшие на веслах, ожидали услышать эхо предательских команд с палубы «Сестры змея» и скрип дуголука, готовившегося к стрельбе. Но Джорон не беспокоился о таких вещах. То, чем он, по их представлениям, обладал, стоило слишком дорого, чтобы они так поступили, как бы сильно Барнт и Избранник Тассар ни хотели увидеть его барахтающимся в воде между длинноцепами. С каждым ударом весел они приближались к «Дитя приливов», и Джорон с радостью узнавал знакомые лица, с горечью вспоминая Меванса, которого увидит не раньше, чем сядет рядом с ним у костра Старухи, чтобы попросить прощения.

Серьезный Муффаз первым поднялся на палубу, и тут же нетерпеливые руки помогли Джорону выбраться на сланец «Дитя приливов» вместе с недоумевающими ветрогонами с «Сестры змея». Джорон окинул взглядом корабль и увидел новые, тщательно зафиксированные дуголуки, настолько чистый сланец, что на нем можно было есть, прекрасное состояние свернутых крыльев, услышал знакомое потрескивание такелажа под свежим ветром. На корме стояли Брекир и Ветрогон в разноцветных одеяниях, отчего сердце Джорона запело. Мадорра, символ несчастий, держался позади, совсем рядом с ним – Фарис в шляпе и куртке смотрящего палубы, и Джорона порадовало, что Брекир приказала ей так одеться. Однорукий Гавит что-то делал у костяных поручней.

Джорон хотел приветствовать свою команду, сказать, как он счастлив вернуться на палубу и видеть их всех, но ему не удалось перехватить ни одного взгляда. Дети палубы должны избегать глаз офицера. Джорон ощутил боль, когда подумал, что Гавит лучше других его знал и мог бы стать хранителем шляпы, но тогда ему пришлось бы научиться не стесняться офицеров, как умел Меванс.

О, Меванс. Это имя отозвалось почти физической болью в груди Джорона. Он так сильно задумался, что не заметил, как выстроились дети палубы, пока он шагал по палубе. А когда заметил, не знал, как реагировать. Он не мог говорить, обнаружил, что у него нет слов для своей команды, самым сильных и яростных женщин и мужчин, каких он знал. Они сняли шляпы и склонили головы в знак уважения. Стук его костяной ноги и тихий шорох здоровой по сланцу – и никаких других звуков, если не считать поскрипывания корабля, находящегося в состоянии покоя.

– Хранитель палубы, – с поклоном приветствовала его Брекир.

– Супруга корабля, – также с поклоном ответил Джорон.

– Мы получили сообщение Квелл. Я объяснила, что требуется от команды твоей флюк-лодки, – и как могла рассказала Ветрогону.

– Спасибо, Брекир.

Он повернулся к Фарис и собрался с ней заговорить, но у него присох к гортани язык, когда он увидел, что живот Фарис показывает все признаки поздней беременности. Теперь он понял, почему была так напряжена команда флюк-лодки, а Серьезный Муффаз и Гавит не смотрели ему в глаза. Связи между разными полами запрещены законами моря. Джорон споткнулся – он же просил Серьезного Муффаза поговорить с Фарис и Гавитом. Гнев на Муффаза грозил вырваться наружу, но Джорон его прогнал. Сейчас не время. Он знал, что не может оставить такое без внимания, но ему требовалась вся команда, ради него самого, ради Миас. К тому же он больше не командовал кораблем, и не ему решать этот вопрос. Супруге корабля предстояло разбираться с Фарис, и он с болью подумал, что единственное возможное наказание – смерть.

Покрытое шрамами лицо Фарис наморщилось, вне всякого сомнения, она радовалась его возвращению, но он увидел еще и страдание, ведь она прекрасно знала, что нанесла урон кораблю. Они обменялись понимающими взглядами, но, прежде чем Джорон успел что-то сказать, кто-то грубо оттолкнул и Брекир, и Фарис, и к нему бросилось шумное разноцветное существо в перьях.

– Джорон Твайнер! Джорон Твайнер! – прокаркала Ветрогон его имя, кружась и прыгая вокруг него. – Джорон Твайнер! – повторила она и остановилась перед ним. А потом застыла, на что способны только говорящие-с-ветром. Мадорра, моргая единственным глазом, наблюдал из-за ее спины, и на Джорона вдруг накатила волна иррациональной ненависти. Он вспомнил, что должен привести свой план в действие до того, как покинет «Дитя приливов», и сейчас ничего не мог сделать с Мадоррой. – Где женщина корабля? Где? Где? – проверещала Ветрогон.

– Она на другом корабле, Ветрогон, – ответил Джорон.

Говорящая-с-ветром склонила голову набок.

– А где плохая женщина? – спросила она уже тише.

– Квелл также на другом корабле, Ветрогон, – ответил Джорон. Ветрогон громко каркнула, то ли от радости, то ли осуждающе – Джорон не понял. – Мы нашли Нарзу и потеряли. – Он услышал общий вздох, Джорон знал, что это удар по всему кораблю, дети палубы верили, что Нарза бессмертна и неуязвима – странное и почти волшебное существо. А еще он не сомневался, что его следующие слова произведут более сильное впечатление. – И Меванс. Мы потеряли еще и Меванса.

Наступила тишина. Все молчали. Команда любила хранителя шляпы, рассчитывала на него. Джорон знал, что «Дитя приливов» станет без него другим. И вдруг почувствовал тепло рядом с собой – Ветрогон прижалась к нему.

– Печально, – сказала она. – Все печально.

– Да, Ветрогон, – ответил он.

Но больше ничего не успел сказать – раздался крик сверху.

– Корабль на горизонте!

Переживания Джорона, как и его команды, отступили на второй план, ведь этот крик указывал, что сейчас начнется действие, а для команды нет ничего важнее корабля.