«С Ганнибалом Форчуном ничего не случилось. Он еще сильнее, чем раньше, умнее, чем раньше, он стал более красивым, более совершенным, более способным, всеми любимым и желанным. Даже Уэбли — от него ведь нет секретов, — даже Уэбли теперь уважает его еще больше…»

Симбионт при помощи лечебного гипноза убирал в этих формулировках излишнюю лесть и лишнее самоуничижение, в общем, редактировал. Бесполезно было пытаться отговорить Форчуна от поглощения такой массы информации за один сеанс. Да к тому же, тот уже привык к такому способу подготовки и знал, что ни один из психотерапевтов ТЕРРЫ не смог бы вывести его из церебрального шока лучше Уэбли.

Уэбли растянулся в тонкую пленку, покрывая всю верхнюю часть тела Форчуна, проверяя его пульс, температуру и давление и одновременно нежно бормоча:

— Выше голову, сынок, мы гордимся тобой… Все в порядке, все в порядке…

Почти через час, придя наконец в себя, Ганнибал Форчун глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Мозг и тело функционировали нормально, настроение было превосходным. Форчун был готов к выполнению любого задания.

— Плохо было? — спросил он симбионта, имея в виду свое состояние.

— Достаточно, чтобы убить любого другого, — ответил Уэбли. — А в общем, как всегда. Я думаю, мы с тобой давно заслужили по медали за такие сеансы.

Агент засмеялся, встал и нежно похлопал по лежащему на столике блестящему шлему, который только что впихнул гору информации в бездействовавшие прежде лабиринты его мозга.

— Великое устройство. Избавило меня от примерно шести лет скучных университетских лекций.

— Я горжусь тобой, Ганнибал. Ты единственный агент, которому Пол Таузиг разрешает такой риск, — заметил симбионт.

— У меня не было выбора. От меня ждут быстрых действий.

В день отлета кожа Форчуна потемнела от пигментирующих таблеток, голова была начисто выбрита по моде Мохенджо-Даро, его ступни были искусственно усилены наклейкой специальных пластиковых мозолей, а тело — задрапировано соответствующей одеждой и вооружением. Ганнибал Форчун был теперь готов ответить на зов Луизы Литтл о помощи.

Он хорошо выспался, проснулся веселым и голодным. Завтрак был триумфом кулинарии — работники столовой знали его гастрономические вкусы и в день отлета постарались особенно. Порцияксантидля Уэбли была подана с церемониями самим шеф-поваром, который приложил все усилия, чтобы приготовить исключительное вино. Все это напомнило Форчуну старый земной обычай потчевать осужденного на казнь его любимыми блюдами, прежде чем отвести на виселицу…

Оставалась еще одна подготовительная операция. Как ни странно, но это была обыкновенная партия в шахматы, которая должна длиться ровно один час. Постоянным соперником Ганнибала был инопланетянин Виин.

— Анниал Фочрун, — акцент у этого многоглазого шахматиста был жутким, — пирвет.

— На это раз, Виин, — объявил Форчун, усаживаясь за шахматную доску, — я тренировался.

— Тернировка чеонь мойогает, — кивнул безгубый Виин, вытягивая два из своих двенадцати щупальцев.

Форчун развил атаку по левому флангу. Виин отдал в жертву белого слона и ответил контратакой по другому флангу. Вскоре на доске осталось немного фигур. Через час партия окончилась, как и любая другая между этими соперниками, — вничью.

Форчун встал и пожал одно из щупалец Виина.

— В следующий раз, — сказал агент, — я тебя одолею.

— В сельщуюдуй зар я бете соптавлю там зереч лопчаса, — ответил инопланетянин.

— Я чуть не забыл спросить, — обернулся Форчун на пороге, — как твой проект?

— Заутиг нерповибаем. Но я не ретяю данежды. Ганнибал Форчун попрощался и вышел. Теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее. Час шахмат для специальных агентов перед заданием был обязательной психотерапевтической процедурой. Стратегическая игра являлась мерой предосторожности, которая могла спасти миллионы жизней, если дела у агента пойдут плохо. Она была иллюстрацией того, к чему может привести злоупотребление лицензией на вмешательство. Методы операций ТЕРРЫ по спасению и ремонту истории были сродни методам микрохирургов. Крайняя осторожность во всем. Сохранение статус-кво.

Поэтому Таузиг нанял Виина в качестве психотерапевта-шахматиста. Виин, несмотря на свои угрозы, обладал гениальной способностью все партии сводить к ничьей.

Машина времени, сверкающий цилиндр со сферической крышкой, двадцати четырех футов длиной и восьми футов шириной, в течение всего дня подвергалась тщательной инспекции целого роя техников, и теперь была готова к использованию. Хотя обычная, никогда не прекращавшаяся работа на ТЕРРЕ шла своим чередом, все затаили дыхание, когда Форчун и Уэбли отправились к месту старта. Ни для кого не было секретом, что неудача миссии могла означать катастрофу для всей Федерации, потому что временные линии сорока семи планет так переплелись, что разрушение даже одной из них четыре тысячи лет тому назад могло разрушить всю реальность. Все чувствовали беспокойство от сознания того что во время этой экспедиции само их существование будет зависеть от мастерства, тренированности и изобретательности одного человека, Ганнибала Форчуна, и его пятнадцатифунтового партнера-симбионта.

Машина времени возникла из ниоткуда, когда рассвет начал далеко внизу сгонять туман с зеркальной поверхности могучего Инда. Река больше похожа на цепь из вытянутых озер, заросших у берега ряской, чем на реку. Вода была мутно-зеленой. Вдоль низких берегов шли полосы джунглей. Берега были изрезаны бесчисленными заливами. На прибрежном песке лежало гнилое бревно. Когда машина времени приблизилась, бревно моргнуло кожистыми веками и ушло на глубину.

Ганнибал Форчун перевел аппарат в другой режим, и в кабине мягко зазвучала мелодия. Машина времени медленно вышла из фазы «сейчас» и стала невидимой для человеческого глаза и электронного сонара. Это было одно из многих усовершенствований базовой модели, которые придумала команда инженеров под управлением Линца Липнига и которыми, по-видимому, пока не обладали темпоральные транспортеры Империи.

Хотя Форчун знал карту города наизусть, тем не менее видя все это наяву, он был удивлен правильной геометрической планировкой Мохенджо-Даро. Ни одна другая человеческая культура в этом регионе не достигнет такого еще очень долго. И все же этот аккуратно спланированный, богатый город станет через неделю городом-призраком, где будут доживать свое лишь несколько десятков перепуганных жителей и вскоре начнут царствовать джунгли. Лианы опутают трубы великолепного водопровода, обезьяны будут возиться в пустых домах, хищные птицы устроят пир на непогребенных останках последних защитников города, а олени станут пастись на полях пшеницы.

Форчун знал город как свои пять пальцев: каждую его прямую как стрела улицу, каждую тенистую аллею и дорожку, все особняки в богатых районах и хижины в бедняцких кварталах. Он знал поэтажный план храма, устройство цитадели, правила посещения бань, распорядок дня рабов и ученых. Он знал о скептицизме Самбары, верховного жреца Мохенджо-Даро, и прагматичной вере художников, ремесленников, купцов и рабов. Он знал и успел полюбить эту удивительную древнюю цивилизацию, которая существовала тысячу лет без заметных изменений и настолько опередила в своем развитии своих соседей, что, никогда не встречая серьезной угрозы своему положению, не обладала ни достаточным умением, ни достаточной силой, ни оружием для своей защиты.

Человек из будущего сразу почувствовал какой-то дискомфорт, что-то неладное в окружающем пейзаже.

— Скиммер, — подсказал Уэбли.

Форчун посмотрел вверх на парящий овальный корабль имперцев.

— Давай посмотрим, где они были до этого, — сказал он и отправился в ближайшее прошлое.

Форчун двигался по сплошной темпоральной линии. Мир стал выглядеть, как отматываемая назад кинопленка. Скиммер медленно поднялся в стратосферу. Внизу укорачивавшиеся до этого тени резко удлинились, крокодил вылез хвостом вперед из воды, а поднимавшееся солнце отправилось обратно за горизонт. Темпоральный аппарат противника вышел в космическое пространство и стал приближаться к главному кораблю, двигавшемуся по орбите вокруг Земли.