– Мэндрейк, идиот! Что вы делаете? Натаниэль вежливо улыбнулся:

– С добрым утром, госпожа Фаррар! Вы, похоже, крайне взволнованы.

Девушка закусила губу.

– Члены Совета почти не спали всю ночь. Сейчас они снова собрались и следят за событиями через шары. И что же они видят? В Лондоне царит хаос! В Саутуорке – ад кромешный: бунты, демонстрации, массовое уничтожение собственности!

– Ну, я уверен, что ваша досточтимая полиция со всем этим успешно справится. Кроме того, я просто делаю то, что мне… поручили сегодня ночью. Вот посох, – Натаниэль помахал посохом, – а помимо этого, я возвращаю кое-какое имущество его законному владельцу, кто бы это ни был. Ой-ой-ой! Должно быть, она была очень ценная?

Шагающий впереди голем очутился в более тесном, чем другие, коридоре и мимоходом смахнул на пол вазу китайского фарфора.

– Вас арестуют… Мистер Деверокс…

– Будет очень рад узнать, кто же среди нас изменник. Как и все эти люди, что идут за мной.

Натаниэлю не было нужды оборачиваться – рев толпы сделался оглушителен.

– А теперь, если вам угодно будет присоединиться к нам…

Впереди показались двустворчатые двери. Голем, теперь немногим более чем бесформенный столб глины, спотыкаясь и пошатываясь, проломился сквозь них. Натаниэль, Бартимеус и Джейн Фаррар, а за ними и первые ряды зевак вошли следом.

Министры британского правительства все как один встали со своих мест. На столе перед ними лежали останки роскошного завтрака, однако тарелки и бокалы были отодвинуты в сторону, и в центре стола висели изображения, поступающие от нескольких следящих шаров. В одном из них Натаниэль узнал вид главной улицы Саутуорка с высоты птичьего полета: среди опрокинутых лотков и разбросанных товаров беспокойно кишела толпа; другой показывал толпу на Вестминстерской лужайке, третий – тот самый зал, куда они вошли.

Голем остановился посреди зала. Проламывание дверей далось ему нелегко, и сил у него, судя по всему, почти не оставалось. Оплывшая фигура покачивалась на месте. Рук у него не осталось вовсе, а вместо ног была теперь бесформенная текучая масса. Несколько секунд он шатался так, будто вот-вот рухнет.

Натаниэль обводил взглядом лица министров, сидящих вокруг стола: Деверокс, посеревший от усталости и шока; Дюваль, багровый от ярости; Уайтвелл с напряженным, заострившимся лицом; Мортенсен, чьи жидкие волосы были встрепаны и не напомажены; Фрай, все еще мирно дожевывающий жареного крапивника; Малбинди, с глазами как блюдца. К своему изумлению, он увидел в толпе жмущихся в стороне младших министров также Квентина Мейкписа и Шолто Пинна. Очевидно, здесь собрались все мало-мальски влиятельные лица.

Он смотрел в одно лицо за другим, но на всех читалось одно и то же: гнев и потрясение. На миг Натаниэль испугался, что ошибся, что голем рухнет прямо сейчас и он ничего не сумеет доказать.

Премьер-министр прочистил горло.

– Мэндрейк! – начал он. – Я требую объяснений…

Он осекся. Голем дрогнул и, точно пьяный, шатнулся влево, в сторону Хелен Малбинди, министра информации. Все глаза устремились на него.

– Он все еще может быть опасен! – Дюваль, шеф полиции, похоже, был шокирован меньше остальных. Он похлопал Деверокса по руке: – Сэр, нам необходимо немедленно покинуть этот зал!

– Ерунда! – хрипло произнесла Джессика Уайтвелл. – Мы все знаем, что происходит. Голем возвращается к своему хозяину! Надо стоять и ждать.

В гробовом молчании они смотрели, как глиняный столб ползет в сторону Хелен Малбинди. Малбинди отступала, вся дрожа. Внезапно голем накренился, его повело вбок и вправо, через стол, в сторону Джессики Уайтвелл и Мармадьюка Фрая. Уайтвелл не шелохнулась, Фрай же взвыл от страха, шарахнулся назад и подавился птичьей косточкой. Он, задыхаясь, рухнул в свое кресло, выпучив глаза и побагровев.

Голем развернулся в сторону госпожи Уайтвелл. Он навис над ней. Огромные комья глины отрывались от него и падали на паркет.

– Вот и ответ! – вскричал мистер Дюваль. – Чего еще ждать? Джессика Уайтвелл и есть хозяйка голема. Госпожа Фаррар, вызовите своих людей и отправьте ее в Тауэр!

Гора глины содрогнулась. Она внезапно качнулась прочь от госпожи Уайтвелл, к центру стола, где стояли Деверокс, Дюваль и Мортенсен. Все трое отступили на шаг. Голем теперь был немногим выше человеческого роста и окончательно превратился в бесформенный разваливающийся столб. Он привалился к краю стола и снова замер, отделенный от волшебников метром полированной доски.

Глина упала на стол и с жутким упорством поползла вперед, мучительно извиваясь, как торс, лишенный конечностей. Она ползла среди останков завтрака, распихивая тарелки и объедки; она коснулась ближайшего изображения со следящего шара – изображение тут же потухло; она упрямо тянулась вперед, к неподвижному Генри Дювалю, шефу полиции.

Теперь в зале воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь судорожным кашлем подавившегося Мармадьюка Фрая.

Мистер Дюваль, с пепельно-бледным лицом, отступал от стола. Он наткнулся на свое кресло, кресло отъехало назад и уперлось в стену.

Почти половина того, что оставалось от глиняного гиганта, налипла на стол посреди тарелок и вилок. Однако остальное доползло до края стола, вздыбилось, извиваясь, точно земляной червяк, стекло на пол и с неожиданным проворством устремилось вперед.

Мистер Дюваль шарахнулся назад, потерял равновесие и упал в свое кресло. Рот у него открылся и закрылся, не издав ни звука.

Глиняная масса доползла до его высоких сапог. Собрав все оставшиеся силы, она поднялась корявой, шатающейся башней и на миг зависла над головой шефа полиции. А потом обрушилась на него, теряя последние крохи магии Кавки. Глина рассыпалась дождем мелких кусочков, которые облепили Дюваля с головы до ног и стену у него за спиной. По его груди мягко скатился небольшой овальный предмет.

Наступила тишина. Генри Дюваль посмотрел вниз, сморгнув липкие частички глины. С его колен смотрело на него безжизненное око голема.

Разумеется, после того как мой хозяин разоблачил Генри Дюваля, поднялся жуткий хай, но рассказывать об этом неинтересно. Надолго воцарился бедлам. Слухи волнами расходились от зала приемов, через Уайтхолл, и до самых дальних городских окраин, так что новости стали известны даже последнему простолюдину. Падение кого-то из великих всегда вызывает большое возбуждение, и этот случай не стал исключением. На улицах в тот вечер образовалась парочка стихийных народных гуляний, а с ночными полицейскими, в тех редких случаях, когда они решались высунуть нос на улицу, обходились крайне пренебрежительно.

Весь этот день прошел под знаком вселенского бардака. На то, чтобы арестовать Дюваля, ушла целая вечность – и это при том, что сам он совершенно не сопротивлялся аресту и не пытался сбежать, поскольку был совершенно ошарашен тем, как все обернулось. Однако эти несчастные волшебнички принялись спорить, кто займет его место, и в течение долгого времени ссорились как стервятники из-за того, кто теперь станет руководить полицией. Мой хозяин в склоке участия не принимал – за него говорили его дела.

В конце концов лакеи премьер-министра вызвали толстого африта, который все это время боязливо бродил по вестибюлю, не решаясь приблизиться к голему, и с его помощью навели-таки порядок. Министры были распущены, Дюваля и Джейн Фаррар отправили в тюрьму, взбудораженных зевак выставили вон.[231] Джессика Уайтвелл упиралась до последнего, громогласно заявляя, что именно ей Натаниэль обязан своим успехом, но в конце концов она тоже нехотя удалилась. Премьер-министр и мой хозяин остались одни.

Что там было между ними, я точно не знаю, потому что меня вместе с афритом отправили наводить порядок на улицах. Когда я вернулся, несколько часов спустя, мой хозяин сидел один в небольшой комнате и завтракал. Посоха при нем уже не было.