Птолемей негромко выругался сквозь зубы. Лев нахмурился.

– Что такое?

– Там, на рынке. Я пергамент обронил. Мои заметки об Ином Месте.

Я вздохнул. Со всех сторон слышался шорох, клацанье когтей по камню, скрежет чешуи по черепице. Я слышал шёпот на латыни. Я представил себе, как они облепили храм со всех сторон, точно гигантские мухи.

– Жаль, конечно, – сказал я, – но не в этом наша главная проблема.

– Я не завершил свой рассказ, – прошептал он. – В моих комнатах не осталось ничего, кроме фрагментов.

– Птолемей, это не важно.

– Важно, Бартимеус! Отныне всё должно было стать по-другому. Эта книга должна была полностью изменить все методы волшебников. Положить конец вашему рабству.

Лев посмотрел на него сверху вниз.

– Давай будем откровенны, – сказал он. – Моё рабство – как и моя жизнь – закончится… ну, примерно через пару минут.

Птолемей нахмурился.

– Это не так, Бартимеус!

Стены гудели от приглушённых ударов.

– Именно так.

– Я отсюда выбраться не могу, но ты-то можешь!

– С таким крылом? Ты, должно быть… А! Понятно. – Лев замотал головой. – Даже и не думай!

– Формально я твой хозяин, не забывай. Я говорю, что ты можешь уйти. Я говорю, что ты уйдёшь!

Вместо ответа я встал, вышел на середину маленького храма и издал вызывающий рёв. Здание содрогнулось, снаружи на пару секунд всё затихло. А потом началось снова.

Я злобно клацнул зубами.

– Через несколько секунд, – сказал я, – они сюда ворвутся, и когда они ворвутся, они научатся страшиться мощи Бартимеуса Урукского! А дальше – кто знает? Мне уже случалось уложить шестерых джиннов за раз.

– А там их сколько?

– Ну, штук двадцать.

– Ага. Значит, решено.

Мальчик сел, опираясь на дрожащие руки.

– Прислони-ка меня вон к той стенке. Давай, давай! Неужели ты хочешь, чтобы я умер лёжа?

Лев сделал, что было приказано, потом выпрямился. Я встал напротив двери, которая в центре уже раскалилась докрасна и начинала прогибаться внутрь.

– Даже и не проси, – сказал я. – Никуда я не уйду.

– Я и не стану просить, Бартимеус. Что-то в его тоне заставило меня развернуться в его сторону. Я увидел, что Птолемей криво улыбается мне, вскинув одну руку. Я протянул к нему лапы.

– Не надо!..

Он щёлкнул пальцами и произнёс слова Отсылания. В тот же миг дверь взорвалась дождём расплавленного металла и три высокие фигуры ворвались в храм. Птолемей чуть заметно кивнул мне, потом его голова привалилась к стене. Я развернулся в сторону врагов, занёс лапу, чтобы поразить их, но тело моё уже рассеивалось, точно дым. И как я ни старался, я не мог удержать его. Свет вокруг потух, моё сознание унеслось прочь – Иное Место притянуло меня к себе. Гневно, вопреки своей воле принял я последний дар Птолемея.

Первым ощущением было ужасное стеснение. Когда она пришла в себя, сознание, успевшее привыкнуть к бесконечности, внезапно стянулось в одну точку. Она снова была ограничена пределами своего тела, отягощена его низменным весом. На миг она задохнулась, у неё возникло жуткое ощущение, что её похоронили заживо, – а потом она вспомнила, как дышать. Она лежала в темноте, прислушиваясь к ритмам собственного тела: к струению крови, к воздуху, входящему и выходящему из лёгких, к бурчанию в желудке и кишечнике. До сих пор Китти никогда не сознавала, насколько же она шумная, какая она тяжёлая, как она плотно сбита. Всё это казалось ужасающе сложным. Как этим можно управлять? Сама идея о том, чтобы двигаться в этом теле, представлялась непостижимой.

Постепенно растерянность сменилась смутным узнаванием контуров тела: колен, почти прижатых к животу, стоп, уложенных одна на другую, рук, крепко прижатых к груди. Китти мысленно представила себе все это, и её охватила нежность к своему телу и признательность ему. Это её согрело – ощущение себя мало-помалу разрасталось. Китти почувствовала твёрдость поверхности, на которой она лежала, мягкость подушки под головой. Она вспомнила, где находится – и где была до того.

Китти открыла глаза. Всё было каким-то размытым. На миг неверные переходы света и тени сбили её с толку – ей показалось, что она снова парит в Ином Месте… Потом девушка взяла себя в руки, сосредоточилась. И расплывающиеся линии медленно, мало-помалу сложились в человека, сидящего в кресле.

Он сидел в позе, говорящей о крайнем изнеможении. Голова у него свесилась вбок, ноги были раскинуты в разные стороны. Китти услышала хриплое дыхание. Глаза у него были закрыты.

На шее у человека на цепочке висел золотой овал с чёрно-зелёным камнем в центре. Овал ритмично поднимался и опускался в такт движению груди человека. Между его колен наискосок лежал длинный деревянный посох. Одна рука машинально поддерживала посох, вторая безвольно свисала с ручки кресла.

Немного погодя Китти вспомнила его имя.

– Натаниэль?

Голос у неё был таким слабым, что Китти сама не была уверена, произнесла она имя вслух или только подумала. Тем не менее это, похоже, подействовало. Волшебник закряхтел, что-то пробормотал. Его конечности дёрнулись, словно под током, посох упал на пол. Волшебник исполнил нечто среднее между прыжком и нырком и очутился на корточках рядом с Китти.

Она попыталась улыбнуться. Это было трудно. Лицо болело.

– Привет, – сказала она.

Волшебник ничего не ответил. Он просто смотрел.

– Значит, ты всё-таки добыл посох, – сказала она и добавила: – У меня в горле пересохло. Воды нету?

Он снова не ответил. Китти обратила внимание, что кожа у него покраснела и шелушится, как будто он долго пробыл на сильном ветру. Он смотрел на Китти чрезвычайно пристально, но при этом каким-то образом ухитрялся игнорировать её слова. Китти это начало злить.

– Отойди с дороги! – приказала она. – Я встаю.

Она напрягла мышцы живота, вытянула руку, упёрлась пальцами в пол, чтобы подняться. Из её руки что-то выпало с глухим звоном. Накатила волна дурноты. Мышцы были как вода.

Китти уронила голову обратно на подушку. Что-то в этой слабости её пугало.

– Натаниэль… – начала она, – Что?..

Тут он впервые заговорил.

– Ничего, все в порядке. Ты лежи, отдыхай.

– Я хочу встать.

– Не думаю, что тебе стоит это делать.

– Помоги мне встать! – Ярость, подстёгиваемая тревогой, внезапно превратилась в ужас. Эта слабость была какая-то неправильная. – Не хочу я здесь валяться! В чём дело? Что со мной случилось?

– Ничего, всё будет в порядке. Ты, главное, не дёргайся…

Это звучало неубедительно. Китти снова попыталась встать, немного приподнялась – и, выругавшись, снова рухнула на пол. Волшебник выругался одновременно с ней.

– Ну ладно! Вот. Я попытаюсь поддержать тебя под спину. Только не пытайся стоять сама! Твои ноги не… Ну вот! Что я тебе говорил? Можешь ты меня послушаться хоть раз в жизни?

Он подхватил её под мышки, поднял, развернул и потащил к креслу. Её ноги волочились по полу, ботинки царапали линии пентакля. Волшебник без особых церемоний уронил Китти в кресло и остановился напротив, тяжело дыша.

– Ну что, довольна? – спросил он.

– Нет, не особо. Что со мной случилось? Почему я не могу ходить?

– Это не те вопросы, на которые я могу ответить.

Он опустил голову, посмотрел на свои сапоги – огромные потёртые кожаные сапоги, – потом оглянулся на пустой пентакль.

– Когда я сюда вломился, Китти, – сказал он, – в комнате стоял жуткий холод. У тебя не было пульса, и ты не дышала, просто лежала в кругу. Я подумал, что ты… я действительно подумал, что на этот раз ты погибла! А вместо этого… – Он поднял глаза. – Ну, так расскажи же. Ты что, действительно?..

Она некоторое время смотрела на него, ничего не говоря.

Напряжение на лице волшебника сменилось озадаченностью и ошеломлением. Он медленно выдохнул и отчасти сел на стол, отчасти привалился к нему.

– Понятно… – сказал он. – Понятно…