Лук Джорона повернулся, и он увидел последние две лодки. Обе заметно опережали «Дитя приливов», но черный корабль уже расправил все крылья; даже дополнительные флайеры по бокам. Ветрогон, согнувшийся почти вдвое, продолжал поддерживать постоянный бриз. Джорон заметил флюк-лодку, отклонившуюся в сторону. Складывалось впечатление, что все женщины и мужчины столпились у ее правого борта и метали копья в воду, а их победные крики перекрыли вой ветра.

Ветрогон издал пронзительный вопль и опустился на палубу.

Море под флюк-лодкой вздыбилось; вверх стала подниматься дугообразная волна, и лодку подбросило в воздух плавником, длинным, как корпус «Дитя приливов», покрытым белыми раковинами и кораллами. Когда флюк-лодка рухнула в воду, плавник вновь ударил ее, и суденышко развалилось на две части, а команда отправилась в море.

Такая демонстрация силы – с учетом лодок, которые уничтожил «Дитя приливов», – оказалась слишком страшной для оставшихся рейдеров, и последняя лодка отвернула в сторону, стараясь сбежать от огромного существа, скользившего под водой.

Но ей пришлось сбросить скорость, и Миас снова выкрикнула приказ:

– Дуголуки, стреляйте, как только мы будем ближе, потом протараним эту проклятую Штормом скорлупку и покончим с ней.

Костяной корабль шел прямо на флюк-лодку. Гребцы больше не кричали от ярости, они больше не мечтали о триумфе. На борту воцарилась паника, рейдеров пора-зила легкость, с которой аракисиан расправился с их товарищами, а черный корабль очень быстро сокращал дистанцию.

– Стрелять! – крикнул Джорон. Заговорили передние луки, потом средние, болты из лука правого борта один за другим ударили во флюк-лодку.

Джорон вновь вцепился в лук, да и все дети палубы старались за что-то ухватиться.

– Держитесь! Держитесь крепче! – кричала Миас, когда «Дитя приливов» накренился.

Казалось, корабль охватила ярость. «Дитя приливов» врезался в середину корпуса флюк-лодки, содрогнулся, раздался треск, и суденышко развалилось на две части.

Перед ними осталось лишь море.

Море и левиафан.

А на палубе судна «Дитя приливов» лежало хрупкое и сломанное птичье тело, отдавшее все, что у него было.

Джорон понимал, что они должны ликовать, ведь это был первый успешный бой «Дитя приливов» после страшного поражения у Корфинхьюма. Костяной корабль прошел сквозь врагов, точно гарпун сквозь кивелли.

Однако после первых радостных воплей, когда корпус «Дитя приливов» раздавил последнюю флюк-лодку, на борту наступила необычная тишина. Возможно, из-за криков женщин и мужчин в воде, за кормой костяного корабля – длинноцепы продолжали свой жестокий пир, издеваясь над хрупкими человеческими телами, напоминая, что они оказались в чуждой среде, море не приемлет людей, и лишь на одну женщину смотрит с любовью – на Старуху, поджидавшую на дне тех, кто гибнет в волнах. И «Дитя приливов», такой сильный против флюк-лодок, оставался всего лишь точкой в бескрайнем океане. Их просто терпели. И они были здесь для того, чтобы умереть.

Или дело в том, что они видели могущество аракисиана – плавник, лениво поднявшийся из моря и легко подбросивший лодку в воздух, а потом разбивший ее без особых усилий или сомнений. И теперь Миас вела «Дитя приливов» вслед за зверем, и уязвимость их собственного корабля в борьбе с таким великаном была столь же очевидной, как уязвимость плоти в челюстях длинноцепов в покрасневшем от крови море.

Все женщины и мужчины на корабле смотрели в воду, туда, где она посветлела от огромного тела в глубине. Участок величиной с город Бернсхьюм, поднимавшийся и опускавшийся в собственном ритме, но сохранявший гармонию с океаном. Да и воздух теперь пах иначе – вовсе не озоном, а свободой, он был горячее за аракисианом, но не походил на жар, исходивший от Глаза Скирит. Джорону он представлялся румянцем, появляющимся на лице, если слишком долго смотришь на огонь, а когда отходишь, кожа продолжает гореть.

Но не это мешало Джорону насладиться моментом – на сланце палубы лежало нечто, напоминавшее груду палок, покрытых грязно-белой тканью крыльев: ветрогон. Почему он испытывал боль из-за этого существа, которое в равной степени его завораживало и пугало, без сил лежавшего перед ним? Его голова была повернута под странным углом, ноги сложились каким-то совершенно невозможным образом, а немногие перья, украшавшие голову, унес ветер, созданный не ветрогоном.

– Наблюдатель, – закричала Миас, – отыщи «Жестокую воду» и «Оскаленный зуб», они уже наверняка разобрались со своими целями. И я хочу первой узнать, если на горизонте появится любой другой корабль.

Джорон продолжал смотреть на ветрогона, когда сзади к нему подошла Миас.

– Почему ты оставила их так далеко позади, супруга корабля? – спросил он.

– Кого оставила, хранитель палубы?

– Другие корабли, – ответил он. – Ты им не доверяешь?

– Я им доверяю, хранитель палубы. – Она приблизилась к Джорону еще на шаг, и к ним присоединился Динил. Его лицо было рассечено, куртка потемнела от крови. – Расскажи ему, в чем причина, Динил.

– Наш корабль и его команда нуждались в победе, Джорон.

– Но мы бы одержали ее более уверенно с двумя другими кораблями, – возразил Джорон.

– Верно, – сказала Миас. – Только такую победу нам пришлось бы разделить с ними. А сейчас она принадлежит нам и только нам, однако «Жестокая вода» и «Оскаленный зуб» также приняли участие в схватке. Смотри. – Она указала через палубу. – Взгляни на них. – Джорон увидел, как ему показалось, совершенно новую команду. Прежде старая ее часть и новая держались особняком, но теперь это осталось в прошлом. Даже люди Куглина смешались с детьми палубы у поручней и смотрели на воду, в сторону аракисиана. – Динил, – сказала Миас, понизив голос, – каковы наши потери?

– Четверо погибли, восемь человек получили достаточно серьезные ранения, и им пришлось спуститься вниз, – ответил Динил.

– Не так уж плохо, – сказала Миас. – Я думала, что Старуха призовет к себе больше, но сегодня она проявила великодушие. – Потом она заговорила громче: – Вы были на высоте, мои девочки и мальчики! И Старуха совсем немного коснулась нас. Мы отправим к ней тех, кого она призвала, со всеми положенными церемониями – не тревожьтесь об этом, – но вы сегодня хорошо сделали свою работу.

На корабле воцарилось радостное оживление, женщины и мужчины поворачивались друг к другу, поздравляли, делились соболезнованиями о погибших друзьях. Затем Куглин намеренно отошел от остальных в сторону, и за ним последовала лишь небольшая часть команды, в том числе Квелл – всего около десяти человек.

– Однако сегодня нам противостояли лишь флюк-лодки, – продолжала Миас, – но давайте не будем себя обманывать, нам предстоит встретиться с куда более серьезными противниками. Как только Разбросанный Архипелаг узнает, кто плывет мимо, появятся новые лодки и корабли. И нам придется вести сражения отсюда и до Северного Шторма. Но даже когда схваток не будет, мы все равно должны быть к ним готовы. – Казалось, Миас немного выросла, стала выше. – Перед нами, – она заговорила еще громче, – будущее Ста островов, и мы обязаны сохранить ему жизнь до Северных Штормов. Вы меня понимаете? И если он не проживет так долго, мы тоже умрем. Не все обладают предвидением, как у вас, не всем дано так же четко и ясно увидеть то, что впереди.

Она сделала шаг в сторону, чтобы все могли посмотреть на остров из воды, двигавшийся перед ними.

И в этот момент, словно по команде, море вскипело, поднялось, задние плавники аракисиана вспенили его, и стали видны кожаные перепонки между ними, огромные, как главные крылья «Дитя приливов», в них отразился свет Глаза Скирит и появились тысячи радуг, но уже через мгновение плавники снова погрузились в воду. И, хотя аракисиан опережал их на десять или даже пятнадцать корпусов корабля, море обрушилось на палубу «Дитя приливов».

– Он благословляет нас, – продолжала Миас. – Он знает, что мы собираемся его защитить, и благодарит единственным возможным для него способом, водой, дающей жизнь не только ему, но и нам! Давайте покажем ему, что мы здесь, хорошо?