Мистер Тэллоу самодовольно кивнул. Натаниэль кашлянул:

– Вы… э-э… вы не хотите, чтобы я и дальше в этом участвовал, мэм?

– Нет, Джон. Вы ходите по краю пропасти. Я возложила на вас большую ответственность – и что же? Национальная галерея и Британский музей разгромлены! Тем не менее благодаря вашему демону мы получили представление о природе нашего злодея. Теперь нам необходимо выяснить, кто именно им управляет. Иностранная разведка? Местный изменник? Кража глаза голема заставляет предположить, что некто сумел найти способ создать оживляющее заклинание. Возможно, с этого вам и стоит начать. Отыщите утраченное заклятие, и чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, мэм. Как прикажете.

Взгляд Натаниэля задумчиво затуманился. Он понятия не имел, как выполнить задание и с какого конца к нему вообще можно подступиться.

– Мы нанесем голему удар через его хозяина, – сказала госпожа Уайтвелл. – Когда мы обнаружим источник сведений, мы будем знать врага в лицо. И тогда мы сможем нанести решительный удар.

Голос ее звучал хрипло.

– Да, мэм.

– Этот ваш джинн, похоже, небесполезен…

Госпожа Уайтвелл пристально взглянула на пантеру, которая сидела к ним спиной, деловито умываясь, и старательно игнорировала весь разговор.

Натаниэль слегка поморщился:

– Надеюсь, вы не в претензии…

– Он остался жив после встречи с големом, а это больше, чем удалось до сих пор кому-либо еще. Возьмите его с собой.

Натаниэль помолчал.

– Простите, мэм, боюсь, я вас плохо понял. Куда вы меня посылаете?

Джессика Уайтвелл встала, собираясь уйти.

– А вы как думаете? На историческую родину всех големов. В то единственное место, где могло сохраниться предание об их создании. Я хочу, чтобы вы поехали в Прагу.

Китти редко позволяла себе отвлекаться на что-то помимо дел организации, но на следующий день после того, как ливень наконец перестал, она решила съездить навестить родителей.

Сегодня вечером, на экстренном совещании, Сопротивлению предстояло узнать о самом крупном деле, какое они когда-либо предпринимали, на которое они возлагали большие надежды. Подробностей еще никто не знал, однако в магазинчике царила атмосфера почти болезненного предвкушения. Китти ходила буквально сама не своя от возбуждения и неизвестности. Ей не сиделось на месте. Поэтому она ушла с работы пораньше, купила в цветочном ларьке небольшой букетик и втиснулась в автобус до Белема.

Их улочка была такой же тихой, как всегда, и домик таким же ухоженным и чистеньким. Китти громко постучала, одновременно нашаривая в сумочке ключи и пытаясь удержать букетик между плечом и подбородком. Ключи она отыскать так и не успела: за стеклом появилась тень, и мать отворила дверь, опасливо выглянув наружу. При виде Китти глаза у нее вспыхнули.

– Кэтлин! Как хорошо! Входи, входи, радость моя!

– Привет, мам. Вот, это тебе.

Засим последовали неуклюжие ритуальные объятия и поцелуи, перемежающиеся с разглядыванием цветов. Китти все пыталась протиснуться-таки в прихожую, но ей это никак не удавалось. Наконец дверь кое-как затворили, и Китти провели в знакомую кухоньку, где на плите кипела картошка, а отец сидел за столом и чистил ботинки. Он встал, не выпуская из рук ботинок со щеткой, дал Китти чмокнуть себя в щеку и указал на свободный стул.

– А у нас сегодня мясо с картошкой! – объявила мать Китти. – Через пять минут будет готово.

– Замечательно! Привет, папочка.

– Ну что… – Отец немного поразмыслил, потом положил щетку прямо на стол, поставил рядом ботинок и широко улыбнулся Китти. – Как тебе жизнь среди красок и кистей?

– Спасибо, неплохо. Ничего особенного, конечно, но я понемногу привыкаю.

– А мистер Пеннифезер как?

– Стареет, здоровье уже не очень. Ходит совсем плохо.

– Ай-яй-яй! Ну, а как ваш бизнес? Главное, волшебники-то к вам захаживают? Они ведь немало рисуют…

– Волшебники – редко.

– Вот бы чем тебе заняться, дочка! Тут денег непочатый край.

– Да, папа. Мы сейчас как раз волшебниками и занимаемся. Как твоя-то работа?

– Да так, знаешь. Вот, на Пасху неплохо расторговался.

– Так ведь с тех пор уже несколько месяцев прошло, пап!

– Ну да, дела идут ни шатко ни валко. Как насчет чашечки чаю, а, Маргарет?

– Только после обеда!

Мать суетливо ставила на стол лишний столовый прибор для Китти, как будто дочка была невесть каким важным гостем.

– Знаешь, Китти, – сказала она, – не понимаю, почему бы тебе не жить с нами. Не так уж далеко до твоей работы. А насколько дешевле обойдется!

– Да с меня за квартиру недорого берут, мам.

– Да, но ведь еще и питаться отдельно приходится. Ты, небось, на это уйму денег тратишь, а так бы мы и на тебя готовили. Это ведь все лишние расходы.

– Угу…

Китти взяла вилку и принялась рассеянно постукивать ею по столу.

– Как поживает миссис Гирнек? – спросила она. – И как там Якоб? Ты его давно в последний раз видела?

Мать натянула здоровенные варежки-прихватки и полезла в духовку; оттуда вырвался порыв раскаленного воздуха, крепко благоухающий ароматом мяса с приправами. Голос матери отдавался в духовке странным эхом.

– У Ярмиллы все вроде нормально, – сказала она. – Якоб работает на своего отца – ну, это ты знаешь. Я его не видела. Он к гостям не выходит. Джордж, будь так добр, достань подставочку, кастрюлька ужасно горячая… Вот так. И слей картошку. Ты бы зашла к нему, дорогая. Он так обрадуется – а то, небось, скучает один, бедный мальчик. Тем более тебе. Жалко, что ты его так редко навещаешь.

Китти нахмурилась:

– Раньше ты, мам, говорила иначе.

– Ну, так то когда было-то… Ты теперь гораздо уравновешеннее. Да, кстати, бабушка умерла, Ярмилла мне сказала.

– Да ну? Когда?

– Где-то в прошлом месяце. И не смотри на меня так – если бы ты почаще заходила, так и новости бы узнавала раньше, верно? Хотя, по-моему, тебе все равно. Накладывай, накладывай, Джордж! А то все остынет.

Картошка слишком разварилась, но мясо вышло очень вкусное. Китти ела с жадностью и положила себе добавки прежде, чем родители доели первую порцию, к вящей радости матушки. Потом мать принялась рассказывать новости о людях, которых Китти либо не помнила, либо и вовсе никогда не встречала, а Китти тем временем сидела молча, теребя в кармане брюк маленький, гладкий и тяжелый предмет, и думала о своем.

Вечер после суда был для Китти очень неприятным: сперва мать, а потом и отец выражали свой гнев по поводу последствий. Тщетно Китти напоминала им о том, что она ни в чем не виновата, и о том, какой плохой Джулиус Тэллоу. Тщетно она клялась как-нибудь раздобыть эти шестьсот фунтов, необходимые для того, чтобы утолить гнев правосудия. Родители были неумолимы. Их доводы в целом сводились к нескольким блестящим пунктам: 1) Денег у них нет. 2) Придется продать дом. 3) Только такой самонадеянной тупице, как она, могло прийти в голову бросить вызов волшебнику. 4) Что ей все говорили? 4а) Что они ей говорили? 5) Не надо было этого делать! 6) А она, дурья башка, не послушалась! И 7) что же теперь делать?!

Беседа завершилась так, как и следовало ожидать: мать разрыдалась, отец разорался, Китти умчалась к себе в комнату и хлопнула дверью. И только там, сидя на кровати и уставившись горящими от непролитых слез глазами в противоположную стенку, она вспомнила про старичка, мистера Пеннифезера, и его странное предложение. Пока длился спор, оно совершенно вылетело у нее из головы, и теперь, посреди охватившего ее смятения и отчаяния, казалось абсолютно нереальным. Так что Китти постаралась о нем забыть.

Несколько часов спустя мать принесла ей чашку чаю в знак примирения и обнаружила, что дверь надежно заперта изнутри ножкой стула. Она сказала через дверь – дверь была тонкая, и слышно было прекрасно: