– Давай, Квелл! Плыви, Квелл! – теперь кричали все.

И хотя это казалось невозможным, большая неповоротливая флюк-лодка смогла обогнать длинноцепов. Хищников, вероятно, смутил разрушавшийся остров, или они заметили более легкую добычу в воде, Джорон не знал. Но когда Квелл вытащили из воды, мокрую, однако целую и невредимую, он радовался вместе со всеми.

Когда лодка вернулась и Квелл поднялась на палубу, мокрая и дрожащая, Джорон ожидал, что Миас ей что-нибудь скажет. Отругает за то, что Квелл осталась на острове. Однако она не стала, лишь смотрела, как Квелл направляется к Джорону и останавливается рядом с ним. В одной руке она держала длинный предмет, завернутый в ткань из вариска. Квелл опустилась перед ним на одно колено, держа в руках сверток. Джорон не сводил с нее глаз, опасаясь какого-то подвоха, но Квелл не шевелилась, протягивая ему сверток, и в наступившей тишине стало слышно, как с нее на палубу капает вода. Ему ничего не оставалось, как его взять.

И развернуть.

Внутри был меч, который подарила ему Миас.

– Ты вернулась из-за него? – спросил он.

Она кивнула.

– Он принадлежит тебе, – сказала Квелл. – Мне не следовало его отдавать.

Джорон уронил влажную ткань на палубу, прикрепил ножны прямого меча на пояс, обнажил клинок и посмотрел, как розовый отблеск рассвета сияет по всей его длине.

– Спасибо тебе, – сказал Джорон. – Я тебе очень благодарен.

Квелл кивнула, но не подняла головы. В этот момент к ней подошла Нарза, мягко положила руку на плечо и повела ее к нижней палубе корабля, где можно было найти защиту от пронизывающего ледяного ветра, от которого Квелл дрожала, как умирающий джион, готовый упасть. Джорон смотрел им вслед, продолжая держать меч в руке.

– Возможно, ты никогда не будешь ей нравиться, – сказала Миас, – но ты вернул ей жизнь, и теперь она умрет за тебя. – Она не смотрела на Джорона, когда произносила эти слова, и он повернулся, ожидая, что ее взгляд устремлен в сторону Квелл, но ошибся: Миас смотрела на Нарзу.

– Я такого не ожидал, – признался Джорон.

– Как и я, – ответила Миас. – Но час назад я не ожидала, что уцелею. Сегодня день чудес. Будем надеяться, что их больше не будет.

В следующее мгновение раздался крик с вершины главной мачты:

– Кейшан на горизонте!

Остров продолжал разваливаться на части, по нему пробегала мощная дрожь, громадные куски скал соскальзывали в море – величественное и, как казалось на первый взгляд, управляемое действие – до того момента, пока они не падали в океан, разбрасывая во все стороны яростную белую пену. Джорон вполне мог представить, что наблюдатель, находившийся на вершине мачты, ошибочно принял этот хаос за аракесиана. Но сам Джорон видел кейшана вблизи, провел месяцы, летая рядом с ним, смотрел в сияющие глаза, разделял с ним песню и видел его ужасающий гнев. Кейшан был существом моря, созданным и выкованным как идеальная машина, способная мчаться не только сквозь волны, но и под ними. Но он не состоял из земли и камня, однако неопытный взгляд мог принять гибель острова за кейшана, и Джорона бы не удивила такая ошибка.

Но он увидел глаз.

Белый, яркий, горящий.

Джорон увидел огонь, который нельзя ни с чем спутать, и обнаружил, что его рот начал двигаться. Сначала неуверенно. А потом, когда он зашагал по сланцу, все быстрее и быстрее, и остановился у поручней, чтобы получше разглядеть разрушавшийся остров, его наполнили слова.

– Кейшан на горизонте… КЕЙШАН НА ГОРИЗОНТЕ!

Из камня, из разрушавшихся скал, из пересекавших остров черных линий, над которыми висел черный дым, он его услышал. Рев. Взрыв оглушительного грохота, одновременно невыносимого и прекрасного, и полностью появившаяся голова существа. Кейшан поднимался над островом. Огромный. Голова длиной с корабль, на котором они находились, – нет, длиннее. Намного длиннее. Рот, полный зубов, каждый размером с высокую женщину. Множество ветвившихся рогов, и если первые кейшаны – волнозмеи – были белыми и черными, этот оказался красным и ярко-пурпурным.

Он вновь взревел. И в тот же миг на его огромной голове открылись новые глаза. Джорон насчитал десять на одной стороне. Три больших над сочленением челюстей, четыре поменьше расположились вокруг больших глаз. Оглушительный голос кейшана заставил всех, кто находился на борту «Зуба кейшана», закрыть руками уши, за исключением Джорона и Миас. Диковинное существо тряхнуло массивной головой, и цвета на его спине изменились; по ней пробежала радуга, подобная маслу, разлитому в воде.

Кейшан с ревом рванулся вверх, показались массивные плавники, которые заканчивались огромными когтями того же не совсем белого цвета, как ветрошпиль, короновавший остров. Вода вокруг кипела белой пеной от рассыпавшихся обломков острова. Кейшан продолжал схватку, поднимаясь над руинами острова и разбивая его на части. Он крушил и уничтожал все вокруг, словно в ярости на глупый элемент, возомнивший, что он способен остановить одну супругу корабля океана. Между зовами и ревом наступала такая тишина, что возникало ощущение, будто «Зуб кейшана» летел от острова бесшумно. Конечно, ветрогоны больше не пели, команда смолкла. Все стояли и смотрели, как огромный зверь сражается за свободу.

Видел ли их кейшан? Его сияющие глаза звали Джорона, песня, безмолвная для всех, кроме него, билась и звучала у него внутри. Звук, подобный реву кузнечных мехов, легкие существа, втягивающие огромные глотки воздуха, как если бы в едином, могучем, титаническом усилии. Все застыло перед последней попыткой кейшана освободиться из каменного плена. Стала оседать пыль, массивные булыжники больше не сыпались в воду. За развалинами появилась зазубренная рама разбитого белого камня вокруг искрившегося, дрожавшего, менявшего цвета тела аракесиана. Он слегка уменьшился, опускаясь в скалы, словно расслаблялся, а потом открыл рот и закричал. И последним рывком выбрался из каменной темницы.

Кейшан становился все выше, мощные плавники взбивали воздух, словно он собирался взлететь, а когда появилось ощущение, что он больше не может подняться, – процесс продолжался. И если первый кейшан, волнозмей, был громадным, этот оказался еще больше. Он вытянулся вверх – что казалось совершенно невозможным для такого огромного существа, однако его тело продолжало расти, пока он не позволил себе упасть. Его невероятные размеры отвергали здравый смысл, кейшан будто складывался, заставляя мир замереть, падая правее от них, с открытым ртом, извергая из себя рев разъяренного зверя, словно его возмутил окружавший холодный воздух. Остатки острова дробились под его огромный массой – а затем, более тяжелый, чем весь объединенный флот Ста и Суровых островов, аракесиан рухнул в море со звуком более громким, чем все, что Джорону доводилось прежде слышать. Если Скирит, богоптица, хлопала крыльями, вероятно, возникал такой же звук. Боль была невероятно сильной, и Джорону показалось, что из ушей у него идет кровь.

Кейшан рухнул вниз, но океан начал подниматься; массивная волна взмыла вверх и упала, стремясь достичь огромных высот, покоренных аракесианом в момент судорожных родов. Вода ревела.

– Держитесь! Держитесь! – закричала Миас. – Хватайтесь за все, что попадет под руки, и держитесь!

Джорон знал, что им следует развернуть корабль и приближавшийся цунами следует встретить клювом, в противном случае они могут утонуть. Но у них не было для этого ни времени, ни достаточного количества людей.

– Всем вниз! – закричала Миас ветрогонам, и, хотя они были слепыми, двигались они достаточно быстро, за ними следовали Безорра и ветрогон с «Дитя приливов». Джорон огляделся, понимая, что часть своих товарищей он видит в последний раз. Как несправедливо, ведь они сражались так отчаянно, одержали победу вопреки здравому смыслу, а теперь погибнут от ярости кейшана, в чье существование никто из них не верил.

Миас улыбнулась ему, потом схватила веревку и обмотала предплечье. Джорон последовал ее примеру.