И они поднимались вверх, вращались на пологой волне, пока не достигли ее гребня, и Джорон увидел огромный и продолжавший расти круг со стенами, поднятыми упавшим в море телом аракесиана. Он знал, что они пройдут через весь архипелаг, словно посланцы, кричавшие: «Я здесь! Я родился!»

Под ними огромное тело кейшана, пурпурное и красное, черное и зеленое, и огромное, продолжало движение. Он лениво плыл в воде, но его скорость была выше, чем у любого корабля, когда-либо созданного людьми. Они же скользили по последней волне, в центр круга, где море оставалось сравнительно спокойным, – и тут кейшан поднял голову и затрубил.

Шум.

Музыка.

Красота.

Я здесь.

Я. Здесь.

День выдался холодным и ясным. День, полный жажды и голода.

Из сорока человек, сошедших на берег на Скале Маклина, после сражения и рождения морского дракона уцелело двенадцать.

Джорон бросил камень за борт и вслед за ним направил молитву тихой благодарности Старухе за то, что не взяла к себе Миас, его, Барли, Куглина, Фарис или Дженнил и даже Квелл. Он смотрел, как камень исчезает в зеленой воде, за косяками рыб, которые появлялись и исчезали – бестелесное присутствие в холодной воде. Затем Джорон обратил глаза к небу. Ни единой тучи, только Глаз Скирит, глядящий вниз. И полный штиль. Казалось, неистовство рождения кейшана унесло с собой все волнения.

– Улыбнись своим детям, Мать, – тихо сказал Джорон. – Ведь мы перенесли столь суровые испытания.

Однако никакого ответа не последовало, хотя его никто и не ждал – ведь речь шла о далеких богах.

Всех, кто уцелели, покрывали синяки и царапины. Кусок кости, осколок поручня, застрял в икре Джорона – достаточно серьезное ранение. Одного ветрогона убило внизу, когда рухнула переборка корабля. Другой сильно пострадал, и сразу становилось ясно, что он не выживет, Безорра – сердитый, полный ярости, странный Безорра – удивил Джорона, настояв на том, чтобы ему позволили ухаживать за ним, пока он не умрет. В те моменты, когда Джорон проходил мимо каюты ветрогона, он с удивлением слышал, как Безорра поет печальные и нежные песни для своего умиравшего соплеменника. Джорон не представлял, что у лишенного ветра имелась такая сторона. Однако в ближайшие дни им предстояло столкнуться с множеством сюрпризов. И внезапная мягкость Безорры была единственным хорошим.

На «Зубе кейшана» не было никаких запасов: ни крыльев. Ни веревок. Ни болтов. Ни рангоута. Ни костяного клея. Ни костей. Ни слюны старухи. Ничего. Вот почему команда сосредоточилась на том, чтобы спасти то немногое, что еще оставалось на корабле. Впрочем, полезного оказалось очень мало.

Но это были еще не самые худшие новости.

Пресной воды не было. Как и сушеной рыбы. Или сушеного мяса. И любой другой еды. А единственная земля, рядом с которой они находились – Скала Маклина, – исчезла.

Однако им удалось найти на корабле мужчину по имени Анопп, запертого в корабельном карцере и едва ли способного говорить. У него на спине практически не осталось кожи после жестокой порки, и его бросили в карцер умирать. Миас приказала привести его в порядок, хотя Джорон понимал, какие ужасные мучения пришлось перенести Аноппу. Но смотрел ему в лицо, когда его спину промывали тряпицами, смоченными в морской воде. К тому же он испытывал похожую боль – морская вода постоянно проникала в его рану на ноге.

– Что здесь произошло, Анопп? – спросил Джорон, стараясь отвлечь несчастного, пока Нарза промывала его раны. – Почему на корабле ничего нет?

– Наш супруг корабля, Барнт, был глупцом. Я так ему и сказал, в результате чего оказался в таком положении.

– У тебя было какое-то звание, чтобы говорить с супругом корабля? – спросила Миас.

– Мать палубы. Они обратили против меня мою собственную веревку, и те, кто мечтали мне отомстить, не пожалели сил. – Он зашипел от боли, когда Нарза принялась смывать грязь с его спины. – Я сказал ему, что нельзя убирать все запасы с корабля, когда в любой момент может начаться сражение. Что, если нам придется срочно отплыть? – Анопп рассмеялся собственным мыслям. – Но Барнт хотел, чтобы днище проверили на течи, и заявил, что не потерпит дерзких речей – так он назвал мои слова. А когда я продолжать настаивать, что нам нужно вернуть все запасы на корабль, он заявил, что это займет слишком много времени. Я продолжал спорить – и вот результат: я оказался в руках предателей. – Он посмотрел на Миас.

– У меня складывается впечатление, – заметила она, – что рот является причиной всех твоих несчастий, Анопп.

– Я уже не раз слышал подобные слова. – Он сделал долгий выдох. – Так или иначе, но теперь я здесь, и если я вам нужен, то готов помочь.

– Ну я не так глупа, чтобы отвергать хорошие советы или сдирать кожу с полезного человека. На моих кораблях все иначе, Анопп, но, если ты еще раз назовешь меня предателем, я оставлю тебя на самом пустынном острове из всех, что мне удастся найти.

– Ты мне подходишь, супруга корабля Миас, – сказал он. – Ты мне подходишь.

Дети палубы отличались невероятной изобретательностью. Команда Миас сделала небольшую палатку, чтобы собирать росу и направлять воду в большую бочку, хотя воды всегда не хватало, и часть команды стала полоскать зубы морской водой, отчего жажда только усиливалась, но так они получили дополнительную влагу. Другие утверждали, что это безумие, и предпочитали страдать от жажды, но Миас тихо сказала Джорону, что оба метода работают, и в каждом из них человек испытывает разные муки. Однако он отметил, что Миас не прикасалась к морской воде.

Из бесполезных веревок делали что-то вроде удочек, чтобы ловить рыбу. Иголки, которые все дети палубы носили при себе, сгибали, превращая в рыболовные крючки. На обломке одной из мачт сделали маленькое и почти бесполезное крыло – Джорон решил, что это был лишь способ занять чем-то команду, поскольку ветер так и не появился, а ветрогоны истратили все свои силы в борьбе с гигантскими волнами.

Так они дрейфовали целый день. И два дня. Прошла неделя. Казалось, дрейф продолжается вечность.

Губы начали трескаться. Кожа шелушилась и покрывалась морщинами из-за недостатка влаги. Раны гноились, их приходилось постоянно промывать водой. Джорона тревожила его рана на ноге – она стала странно пахнуть. Он все больше терял силы и дрожал из-за нехватки еды – если это была не лихорадка из-за раны. Его поражала быстрота, с которой увядает человеческое тело.

Но не все было потеряно. Оставшиеся ветрогоны продемонстрировали неслыханную способность и умение плавать и добывать рыбу. Казалось, в воде они становились другими существами и скользили в ней, словно летали по небу. Белые торпеды проносились под кораблем, быстро меняя направление движения в погоне за добычей или ускользая от встречи с клювозмеями, рыскавшими неподалеку. И всякий раз возвращались с рыбой, которую команда ела в сыром виде.

Они сидели на корточках и ели.

– Я знаю, что вам трудно, мои девочки и мальчики, так дрейфовать, – заговорила Миас. – Не иметь возможности контролировать свою судьбу. Но запомните мои слова, ведь я Удачливая Миас, и вы знаете, что я говорю правду, нам не суждено умереть в волнах. От стрелы или клинка? Да, многих ждет такая судьба. Возможно, среди них окажусь и я. Но я уверена, что не здесь.

Все зашумели, соглашаясь, а потом, когда женщины и мужчины выстроилась в очередь к бочке с водой, чтобы получить свою жалкую порцию, Миас отвела Джорона в сторону.

– Так не может продолжаться, Джорон, – сказала она. – Нам необходимо больше воды, поэтому, если у тебя будет время, попроси Старуху, Мать или Деву о дожде, но так, чтобы дети палубы тебя не слышали.

– Да, супруга корабля, – сказал Джорон. – Затем он не удержался и задал вопрос, который его мучил с того самого момента, как «Зуб кейшана» начал дрейфовать. – А где «Дитя приливов»?

– Динил знает свое дело и хорошо понимает море. Если удача от них не отвернулась, то «Дитя приливов» находился дальше от острова, когда началось то ужасное волнение. «Дитя приливов» – крепкий корабль, он с легкостью должен был справиться с волнами. Впрочем, буря могла унести его далеко от острова.