Он дал им денег, хранитель палубы. И все же я решила, что он заблуждался и не был злодеем. Я пришла к выводу, что он просто меня не понимал. И все же он заплатил блестящей монетой тому, кто ляжет со мной, рассчитывая, что тогда я лишусь возможности стать курсером и забуду их. Он не мог понять, что я смотрела на курсеров как на убежище – они не были причиной его ненависти, лишь объясняли, кто я есть.

В первую ночь я умоляла мать и отца не отсылать меня из дома. Но они не слушали и вышвырнули вон. Снаружи поджидала целая банда мужчин и женщин, ведь когда ты выглядишь странно, обычные люди начинают обращать на тебя внимание, им не терпится выместить на тебе свою злобу. Однако они были пьяны, а я – нет. И они пришли развлечься. Я сражалась за жизнь, потому что понимала: без курсеров меня ждет один исход – самоубийство, ничего другого мне бы не оставалось. Вот почему, когда они попытались меня взять, моя ярость застала их врасплох.

Я плохо помню ту ночь. Она осталась в моих воспоминаниях как дурной сон, темнота, полная огня, воздух, пронизанный странным ароматом растений, которые бросали в пламя. Дым действовал на мои мысли, направлял их самым диковинным образом, окутывал улицы. Кошмарные лица выныривали из мрака, перекошенные от безумной радости, они смеялись и кричали, полные страсти. Я перешагивала через переплетенные тела, которые двигались в странном ритме в переулках, в дверных проемах, у доков.

И все это время я бежала вверх по извивавшейся дороге в сторону Жилища курсеров. Я заблудилась и обнаружила, что нахожусь на глинодворе, увидела ветрогонов в островерхих загонах, услышала, как они верещат и зовут друг друга. Я едва не споткнулась о пару, лежавшую в высокой траве. Они принялись меня поносить, и я поспешила дальше. Так я бежала и бежала, казалось, это продолжалось невероятно долго, и, когда силы меня почти оставили, нашла белую дверь Жилища курсеров. Я решила, что Мать направила меня сюда, и стала стучать.

– Пустите меня! Пустите! – кричала я, но дверь не открывалась, и мне казалось, что меня в любой момент могут схватить руки тех, кто хотел заполучить грязные деньги моего отца.

Но этого не произошло. Наконец дверь открылась, и я подумала, что теперь мои несчастья закончились. Вот место, о котором я так долго мечтала. Здесь будет тихо и спокойно, и чисто, так чисто. Повсюду белое, все побелено, а вокруг курсеры со склоненными головами. Безмятежные. Ставшие теми, кто они есть.

Казалось, я попала в другой мир, настоящий рай, по сравнению с царившим снаружи безумием, шум которого я все еще слышала, я перестала себя контролировать и тут же рассказала всю свою историю курсеру, встретившему меня у ворот. Говорила, как я им благодарна, как сильно хотела стать такой, как они, и как я всю жизнь чувствовала, что именно здесь мое место. А курсер повернулся ко мне и сказал:

«Хочешь стать курсером? Ты? Обычная изгой дарнов: такие люди, как ты, не становятся курсерами».

Мое сердце было разбито. Все мои страдания оказались напрасными. Должно быть, я неправильно поняла то, что видела, неправильно уловила их суть. Но я увидела одинокий луч света. Тогда я подумала, что они помнят времена, когда были такими, как я, чужаками, – возможно, именно по этой причине они не отвергли меня и пожалели. Мне позволили остаться в качестве служанки.

И я узнала, как трудно поддерживать чистоту, следить за тем, чтобы одежда оставалась идеально белой. Я выполняла всю работу, которую мне поручали, а потом, как только появлялась свободная минутка, изучала книги. И узнала о лжи: многие из курсеров не были идеальными, обычно их назвали бы изгоями дарнов, но все они являлись детьми дарнов. Их прятали, давали работу и запрещали говорить о прошлой жизни. Через год я стала личной служанкой курсера, который проходил обучение. Он совсем не походил на меня, часто ускользал из Жилища, а слова моего отца о том, что курсеры на всю жизнь остаются чистыми, не имели значения, если ты происходишь из правильной семьи. И все же мне удалось найти дружбу среди тех, кто обитал за белой дверью, таких же недостойных, как я, даже среди курсеров. Многие являлись истинными приверженцами Матери и любили песни штормов.

Курсер, которому я прислуживала, Бралин, не любил знания. Узнав, что я получаю удовольствие от книг, он позволил мне учиться за него, и в течение четырех лет я знала только радость. Бралин меня игнорировал, куда-то уходил и наслаждался жизнью, а я делала его работу и познавала все, что требовалось.

Это и стало причиной моей гибели.

Бралин все сдал и стал полным курсером, точнее, это сделала я, да еще и с блеском. С едва ли не лучшими оценками в истории. Его направили на серьезный корабль, а я осталась в жилище курсеров, и мне снова пришлось стирать одежду и мыть полы. Через месяц Бралин вернулся с позором – его корабль едва не врезался в скалы почти сразу после того, как вышел из Бернсхъюма. И вся история вышла наружу. Ты мог бы предположить, что его куда-то спрятали, а меня направили на другой, пусть и маленький, корабль. Но я, сама того не понимая, поставила в неловкое положение важных людей. Обычный изгой дарн, хранитель палубы, как ты и сам знаешь, не может быть одаренным или умным. Мы должны знать свое место.

Вот почему я здесь. На корабле мертвых. Ношу одеяние настоящего курсера – и я рассказала тебе свою историю. Я реализовала свою единственную мечту. Однако очень похоже, что жизнь моя будет недолгой.

Когда она закончила свой рассказ, Джорон встал. Он не знал, что сказать курсеру. Он потратил немало времени, жалея себя, но у него была хорошая юность.

– Я вел себя с тобой глупо, Эйлерин. – Он протянул руку, помогая курсеру встать. – Ты такая же сильная, как любой член команды корабля. Я буду рад, если ты примешь мою дружбу.

Курсер посмотрел на него, а потом кивнул, взял его руку, позволив помочь встать.

– Боюсь, хранитель палубы, наша дружба будет короткой, – сказал он.

Джорон собрался ответить, но в это время дверь карцера начала открываться.

– Ну, хранитель палубы, – послышался снаружи голос Динила, – я прислал тебе предупреждение, ты готов?

– Похоже, ты права, Эйлерин, – сказал Джорон, когда дверь карцера широко распахнулась.

– Ты готов? – прошептал Динил.

Слабое сияние тусклосвета позолотило его лицо, превратив в жуткий пейзаж из света и глубоких теней.

– Как к такому можно быть готовым? – спросил Джорон.

– Я сделал все, что было в моих силах, чтобы тебя подготовить. – Динил поднял курнов, хотя у него на поясе висел другой клинок.

– Что? – в полном недоумении спросил Джорон.

Быть может, это ловушка? Но зачем?

– У нас нет времени на вопросы, Джорон. Половина команды Квелл пьяна или спит, мы должны действовать. – Онемевший Джорон смотрел на Динила. – Клянусь сиськами Старухи, Джорон, – продолжал Динил. – Ты же знаешь, как хитра Миас. Она предвидела такой поворот событий. – Он приподнял обрубок руки. – Из-за моего увечья она посчитала меня самым подходящим человеком для внедрения в ряды заговорщиков.

– Так ты на нашей стороне? – спросил Джорон.

– Конечно, – сказал Динил. – Разве ты не читал мою записку?

– Как я мог тебе верить?

– Ради любви Матери, Джорон, у нас нет времени на разговоры. – Он посмотрел в потолок и вздохнул. – Я знал, что Эйлерин задерживает нас, но промолчал. – Он протянул Джорону курнов. – Так ты возьмешь его и пойдешь со мной?

– Значит, у тебя нет ненависти ко мне? – спросил Джорон.

– Ну, – сказал Динил, – я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты сделал, но понимаю, почему ты так поступил. А теперь пойдем, пока меня не начали искать.

Джорон взял курнов и почувствовал, как исчез груз с его плеч, ему на смену пришло привычное ощущение тяжести оружия в руке. Теперь он не умрет медленно под клинком или раскаленным прутом. Ему все еще грозила смерть, но теперь он погибнет с курновом в руках, сражаясь за свою супругу корабля. Если учесть все обстоятельства, он хотел именно такой смерти.