– Я ничего другого и не ожидала, – сказала Квелл.

Женщины принялись торговаться и в конце концов сговорились на цене, которую Джорон счел чрезмерной, ведь это были практически все их деньги, но возражать он не мог.

– И еще одно, – сказала Ансири. – Ты не можешь взять с собой того, кто проклят гнилью. Я не потерплю безумца у себя на палубе. Всем известно, что он может навлечь на корабль гнев Старухи.

Джорону стало холодно, хотя погода оставалась достаточно теплой. Квелл посмотрела на него и улыбнулась совсем не дружеской улыбкой, и, хотя он дал клятву всегда ей верить, сейчас ему стало особенно трудно ее сдержать.

– Он родился на Ста островах, – заговорила Квелл, – и я обязана ему жизнью. Я обещала ему, что он сможет обрести покой для души на родине, а тебе ведь известно, как Каханни относится к выполнению обещаний?

– Но это твое обещание, а не мое, – возразила Ансири.

– Я увеличу цену на одну десятую, – сказала Квелл. – И даю тебе слово, супруга корабля Ансири, если у него появятся признаки безумия, я сама выброшу его за борт к длинноцепам.

Ансири посмотрела на Джорона, потом перевела взгляд на Квелл.

– Ладно. Возвращайся в город и собирай вещи, а я скажу своим людям, чтобы они отнесли их на мой корабль. И будь в доках после того, как Глаз Скирит скроется за горизонтом. Моя флюк-лодка доставит вас на борт. – Она сняла шляпу и вытерла пот со лба. – Как ты думаешь, супруга корабля Брекир станет нас преследовать?

– Она может, – ответила Квелл. – Я много знаю о деяниях Черного Пирата. Но, полагаю, она будет только рада от меня избавиться.

– Ну, «Глаз кейшана» не такой быстрый, как корабль флота, но я знаю немало уловок, которые помогут нам скрыться, к тому же их постараются задержать в порту как можно дольше, тут я уверена, – сказала Ансири. – Так что мы окажемся за горизонтом еще до того, как черный корабль выйдет в море, если мы всё сделаем правильно. А теперь иди собирать вещи.

Квелл кивнула супруге корабля.

– Идем, Слуга, – сказала она, – у тебя есть работа.

– Я думаю, хран-пал, – прошептал Джорону Меванс, пока они шли по лесной тропинке, – ей слишком нравится так с тобой обращаться.

– Да, – с улыбкой ответил Джорон, вытащил курнов и принялся прорубать тропинку в растительности. – Мы не получаем удовольствия от нашей жизни, так пусть хотя бы она порадуется.

Когда они вернулись в город, Квелл поднялась в свои комнаты, чтобы собрать вещи, и надела куртку, в которую вшила деньги, чтобы их сохранить. В комнате для слуг Джорон и Меванс собрали свои скромные пожитки и обвязали красной лентой то, что не могли взять с собой. Затем Джорон написал записку Брекир, и они направились в таверну, где часто бывала команда корабля. Там Меванс устроил ссору с женщиной по имени Фонтир, и Джорону пришлось его оттаскивать, пока дело не дошло до обмена ударами. Владелец таверны приказал их вышвырнуть и никогда больше не пускать.

– Ты передал записку? – прошептал Джорон, когда тащил за собой Меванса, который выкрикивал угрозы в сторону закрывшейся за их спинами двери.

– Да заберет вас всех Старуха! – вопил Меванс. Затем отвернулся и позволил Джорону увидеть улыбку. – Да, Фонтир передаст ее супруге корабля, – прошептал он.

Больше им ничего не оставалось, как ждать у двери «Юбки девушки», когда Глаз Скирит нырнет за горизонт. Джорон смотрел на медленно удлинявшиеся тени, которые подползали к его ногам, а Меванс продолжал измерять рост джунглей при помощи ножа. Когда ночь наконец наступила, Джорон посмотрел на Меванса.

– Как быстро они растут? – спросил Джорон.

– Быстро, – спокойно ответил тот. – Так быстро, как только можно.

– Плохие новости, – сказал Джорон. – Ты всегда так говоришь.

– Да, – ответил Меванс, – наступает дикий сезон, каких еще не бывало. – Он отвернулся, и Джорон удивился его словам, ведь с тех пор, как он взошел на палубу «Дитя приливов», каждый сезон оказывался диким.

Они ждали в темноте, и вскоре к ним присоединилась Квелл.

– Их еще нет? – спросила она. – Если проклятые Старухой бездельники украли наши деньги, я отыщу каждого и скормлю длинноцепам.

– В этом не будет необходимости, – послышался голос из тени, и появилась Мрин. – Пойдем, нам нужно добраться до острова, а это займет час.

– Твоя супруга корабля сказала, что мы поплывем на флюк-лодке, – возразила Квелл.

– Ваш черный корабль здесь, и можно не сомневаться, что они за вами следят, – сказала Мрин. – Поэтому она передумала. Так они даже не узнают, что вы покинули постоялый двор. «Глаз кейшана» ждет, ваши вещи на борту.

– Лес джиона – отличное место для засады, – сказала Квелл.

– Верно, – ответила Мрин. – Но если бы мы хотели заполучить твои вещи, то просто ушли бы вместе с ними.

Квелл кивнула.

– Да, – сказала она, – но я не из тех женщин, что склонны кому-то доверять, поэтому, если ты нас предашь… – Она взяла маленький арбалет, висевший у нее на поясе, взвела его и направила на Мрин: – Ты умрешь первой.

– Это справедливо, – ответила Мрин. – А теперь следуйте за мной. – Она повела их через маленький город к опушке леса джиона, где их ждала небольшая группа. – Трое наших детей палубы и два других путешественника, – добавила Мрин.

– Такого уговора не было, – заявила Квелл.

– Вас это не касается, – сказала Мрин. – Вы идете или нет? – Ее дети палубы начали прорубать дорогу в лесу, Квелл посмотрела на Джорона, и тот пожал плечами.

Квелл кивнула в ответ и повела их в темноту.

Ночью все звуки были громче, лесные звери более агрессивно реагировали на вторжение на свою территорию и в свою жизнь. Джорон содрогнулся, представив тунира. Такого зверя невозможно увидеть в темноте, и, прорубая дорогу в зарослях растительности курновом, он обнаружил, что вошел в ритм и начал напевать. И услышал песню у себя за спиной. К нему присоединился Меванс, а потом Квелл. Один из тех, кто шел с ними, бросил на них странный, встревоженный взгляд, и Джорон почувствовал, что на него внезапно обратился чей-то огромный глаз. Словно какое-то огромное существо вдруг осознало, что он существует в этом мире. Он перестал напевать, во рту у него пересохло, и он закашлялся.

– Мрин, на этом острове есть ветрошпиль? – спросил он.

– Да, – ответила она, – совсем небольшой, но есть. Неужто ты отрастил перья вместо язв и в своем безумии хочешь пообщаться с ветрами?

– Нет, – ответил он, – обычное любопытство.

– Хорошо, – сказала Мрин, – мне бы не хотелось выкалывать тебе глаза, ты меня понимаешь?

Джорон ничего не ответил, и в этот момент они выбрались из леса. Две флюк-лодки ждали их на песчаном берегу, и Джорон, который оставался босым, как положено слуге, почувствовал, что песок сильно колет его здоровую ступню, когда он шел по пляжу. Он забрался во флюк-лодку, и дети палубы столкнули ее в воду. Джорон отвернулся от острова и посмотрел на корабль из коричневых костей, который ждал их в спокойном море.

«Ну, – подумал он, – после того, как я сел в эту лодку, обратной дороги нет».

Они скользили по черной воде, в старой лодке воняло гниющими костями и неухоженным джионом и вариском, а когда они оказались на палубе, он оставил кровавые следы на сланце.

Лучшее, что Джорон мог сказать о путешествии из Брумстауна, что на острове Джиртон, в Бернсхъюм на Шипсхъюме на борту «Глаза кейшана», было то, что оно заняло меньше времени, чем он думал. Он проводил долгие недели путешествия как дитя палубы, Квелл выделили каюту, а Джорон стал тем, кем, как он думал, будет оставаться всю жизнь. Одним из обычных женщин и мужчин, частью мышечной массы, двигавшей корабль через океан. Они работали, чтобы он оставался на плаву, и обеспечивали его безопасность от обитавших в море существ, готовых рвать на части любую теплую плоть, попадавшую в воду, окрашивая синюю воду в красный цвет.

К смятению Джорона, он оказался плохим дитя палубы. Ему не хватало силы, которой обладали все женщины и мужчины, – они постоянно что-то тащили, перетягивали, чистили и чинили. Он быстро уставал, начинал спотыкаться, в то время как остальные продолжали работать, не испытывая ни малейших проблем. Его протез никуда не годился по сравнению с костяной ногой – из-за него Джорон стал медлительным, легко терял равновесие, а забираться на мачты «Глаза кейшана» просто не мог. Хотя Квелл и сказала, что он будет дитя палубы, очень скоро стало очевидно, что он не справляется.