Девчонка фыркнула:

– Твой хозяин! Что у него, имени нет, что ли?

– Он называет себя Джон Мэндрейк.

Клятва не позволяла мне сказать больше.

– Так это он? Тот напыщенный олух?

– А-а, так ты с ним уже встречалась?

– Целых два раза. И во второй раз я хорошенько съездила ему по физиономии.

– Да ну?! Неудивительно, что он об этом помалкивает!

Эта девушка с каждой минутой нравилась мне все больше и больше. По правде говоря, она была как глоток свежего воздуха. За все долгие века своего рабства я на удивление мало общался с простолюдинами – волшебники инстинктивно окружают нас ореолом таинственности и держат в стороне от обыкновенных людей. Всех простолюдинов, с которыми мне доводилось разговаривать по-настоящему, можно пересчитать по когтям одной лапы. Разумеется, как правило, это дело неблагодарное: что-то вроде того, как если бы дельфину вздумалось побеседовать с устрицей, – но время от времени встречаются и исключения. И эта Китти Джонс была одним из таких исключений. Мне нравился ее стиль.

Я щелкнул пальцами, и небольшой Светильник взлетел к потолку и примостился между стропил. Потом я вытащил из ближайшей кучи мусора несколько досок и кусков шлакоблока и соорудил из них нечто вроде кресла.

– Присаживайся, – сказал я. – Располагайся поудобнее. Вот так. Так ты, значит, дала Джону Мэндрейку в рожу?

– Да, – сказала она с неким мрачным удовлетворением. – Тебя это, похоже, забавляет.

Я прекратил гнусно хихикать.

– А что, так заметно?

– Это странно, учитывая, что вы с ним оба одинаково исполнены злобы и что ты выполняешь любую его прихоть.

– Исполнены злобы? Послушай, дело в том, что он – господин, а я – слуга, понимаешь? Я – его раб! У меня нет выбора.

Ее верхняя губа приподнялась.

– Ты просто выполняешь приказы, а? Ну да, конечно. Чудесное оправдание.

– Еще бы нет, если неповиновение сулит верную гибель! Попробовала бы ты сама испытать на собственной шкуре Испепеляющее Пламя! А я бы посмотрел, как тебе это понравится.

Она нахмурилась:

– По-моему, это просто гнилая отмазка. Неужели ты хочешь сказать, что все зло, которое ты творишь, ты творишь не по своей воле?

– Ну, я бы выразился несколько иначе, но в целом да. Все мы, от бесов до афритов, повинуемся воле волшебников. И ничего не можем с этим поделать. Мы связаны по рукам и ногам. Вот, например, в данный момент я вынужден помогать Мэндрейку и защищать его, нравится мне это или нет.

– Позор, – сказала она решительно. — Просто позор.

И в самом деле, высказав все это вслух, я понял, насколько это позорно. Мы, рабы, провели так много времени в своих оковах, что уже почти не говорим о них.[222] Когда же я услышал со стороны свой смиренный, покорный голос, мне самому сделалось тошно до самой сердцевины моей сущности. Я попытался заглушить стыд благородным негодованием.

– Но мы же боремся! – возразил я. – Мы застаем их врасплох, когда они допустят небрежность, и извращаем их приказы, когда только возможно. Мы подзуживаем их враждовать друг с другом, подначиваем вцепляться друг другу в глотки. Мы предоставляем им возможность купаться в роскоши, пока их тела не сделаются слишком жирными, а мозги – слишком тупыми, чтобы они могли предвидеть свое собственное падение. Мы делаем все, что можем. А это больше, чем обычно удается вам, людям.

В ответ девчонка расхохоталась странным, отрывистым смехом.

– А как по-твоему, что я пыталась делать все эти годы? Вести подрывную деятельность, воровать артефакты, будоражить город – все это было безнадежно, с начала до конца. Я могла бы с тем же успехом сделаться секретаршей, как хотела моя матушка. Мои друзья погибли или свернули с пути, и все это – дело рук демонов, таких как ты. И не говори мне, что вас это не радует! Эта тварь в склепе наслаждалась каждой секундой этого…

Она содрогнулась всем телом, осеклась и принялась тереть глаза руками.

– Ну, бывают и исключения… – начал я – и умолк.

Как будто рухнула хлипкая преграда: плечи у девушки затряслись, и она внезапно разрыдалась, корчась от долго сдерживаемого горя. Она рыдала молча, зажимая себе рот кулаком, как будто не хотела меня смущать. Я даже не знал, что сказать. Все это было ужасно неудобно. Она плакала довольно долго. Я уселся, скрестив ноги, немного в стороне, вежливо отвернулся и уставился в темноту.

Ну где же этот мальчишка? Ладно, ладно. Он наверняка выжидает, тянет время.

«Позор. Просто позор». Сколько я ни пытался забыть об этих словах, они словно продолжали звучать в ночной тиши и грызли меня изнутри.

Наконец Китти взяла себя в руки. Последние отчаянные всхлипы затихли. Она судорожно вздохнула. В полуразрушенном здании было темно, если не считать небольшого пространства под потолком, где слабо светился волшебный огонек. Его сияние потускнело. Демон сидел неподалеку, по-прежнему в обличье смуглокожего подростка, одетого только в белую юбочку. Его лицо было обращено в другую сторону, и магический свет отбрасывал угловатые тени на тонкую шею и голые плечи. Он выглядел странно хрупким.

– Я уничтожил того африта из склепа, если тебя это утешит, – произнес демон, не оборачиваясь.

Китти кашлянула, выпрямила спину, откинула волосы, упавшие на глаза. Ответила она не сразу. Безоглядное отчаяние, владевшее ею, когда демон унес ее в небеса, улеглось, смытое внезапно прорвавшейся скорбью по погибшим друзьям. Теперь Китти ощущала пустоту и головокружение. И тем не менее она попыталась собраться с мыслями.

Бежать. Можно попытаться бежать. Но нет, нельзя забывать про Якоба – надо дождаться его. Если он, конечно, действительно придет… Китти нахмурилась: в этом ей приходилось верить на слово демону. Может быть, действительно лучше скрыться… Она огляделась по сторонам, ища вдохновения.

– Ты его убил? – рассеянно спросила она. – Как?

Поблизости виднелась лестничная клетка. Стало быть, они как минимум на втором этаже. Большая часть окон заколочена…

– Утопил в Темзе. Понимаешь, он был совершенно безумный, после стольких лет. Он привязал свою сущность к костям Глэдстоуна. И не хотел – или не мог освободиться. Печальная история, но так уж вышло. Он был угрозой всему живому, будь то джиннам или людям, и лучше ему навеки упокоиться на дне.

– Угу, понятно…

А вон неподалеку разбитое окно – может быть, удастся выпрыгнуть через него наружу. Демон, конечно, может пустить в ход какую-нибудь магию, но устойчивость ей поможет, она прорвется. Выпрыгнуть на улицу, спрятаться где-нибудь…

– Надеюсь, ты не планируешь никаких опрометчивых поступков, – сказал вдруг мальчишка.

Китти виновато вздрогнула.

– Нет.

– Ты явно что-то замышляешь, по голосу слышу. Так вот, не делай этого. Я не стану использовать магического оружия. Я уже кое-что повидал, знаешь ли. И про твои способности мне известно. Я уже видел раньше такие вещи. Я просто швырну в тебя кирпичом.

Китти закусила губу и нехотя отказалась от мысли о бегстве – но только на данный момент.

– В смысле, видел раньше такие вещи? – спросила она. – Ты имеешь в виду – тогда, в переулке?

Мальчишка сверкнул на нее глазами через плечо.

– Ну да, конечно, и это тоже – твои дружки выдержали прямое попадание довольно мощного Инферно. Но я имею в виду – гораздо раньше, задолго до того, как ваши драгоценные лондонские волшебнички задумали прыгнуть выше головы. Это встречается периодически. Рано или поздно это всегда происходит. Послушай, тебе не кажется, что этот чертов Мэндрейк мог бы уже и прийти, учитывая, что поставлено на карту? Мы тут уже битый час кукуем.

Китти нахмурила лоб:

– Ты имеешь в виду, что уже встречал таких людей, как я?

– Ну разумеется! Сто раз, если не больше. Хм, я так понимаю, волшебники не дают вам читать книги по истории – неудивительно, что ты настолько невежественна.