Провожу рукой по волосам. Смотрю в небо. Хочется кричать, бегать кругами или делать что угодно, только бы избавиться от напряжения, которое накопилось внутри. Я пинаю землю, большой палец на ноге саднит. Я чертыхаюсь.

— Саба, я не нарочно, — шепчет Эмми.

Надо бы ей улыбнуться, сделать вид, что это не важно, но у меня не получается. Я отворачиваюсь.

— Ты не виновата, — говорю я. — Мы что-нибудь придумаем.

Все утро я сооружаю волок. Нахожу ветки попрочнее, срезаю две жерди. Кладу их на землю, сплетаю между ними короб из упругих прутьев, крепко обвязываю веревкой из крапивы. Потом делаю наплечное ярмо, оборачиваю лямки запасными рубахами. Тащить волок будет легче.

К полудню волок готов. Усаживаю Эмми в короб, закрепляю там же наши котомки. Раненая правая рука все еще саднит, я перевязываю ее чистым лоскутом. Не хочу, чтобы она разболелась еще сильнее. Обматываю ладони тряпьем.

И начинаю тащить. Волок подпрыгивает на кочках, но Эмми не жалуется, не хнычет и не ноет. Крепится изо всех сил, ни звука не издает.

Солнце нещадно палит. Безжалостно. По жаре думаются жестокие мысли.

Вот если бы Эмми убили вместо Па…

Вот если бы Эмми увели вместо Лу…

От Эмми никакого толку. Нет, не было и не будет.

Она меня тормозит. А время уходит.

Шепотки в голове. Шепотки в сердце. Шепотки в усталом теле.

Брось ее… брось… уходи одна. Пусть себе остается. Умрет так умрет, не бери в голову… От нее никакого толку… Думай про Лу… Вернись туда, где следы уходят в пустыню… Иди напрямую через Песчаное море… Чужаки поскакали туда… Если идти быстро, скоро нагонишь их…

Я вздрагиваю. Закрываю уши. Не хочу слушать всякие нашептывания. Ни за что не брошу Эмми. Приведу ее к Кривому ручью и оставлю с Марси.

Лу наказывал, чтобы я за ней присматривала. Вот найду его, скажу, что с Эмми все в порядке. Что я о ней заботилась, как и он.

Тяну волок. Думаю о том, где теперь Лу, скучает ли по мне. Я по нему скучаю, сил нет.

Мне его не хватает так, что все тело ноет. Как будто внутри и вокруг меня абсолютная пустота. Раньше ее заполнял Лу. Мы никогда не были поврозь, ни разу со дня нашего рождения. Даже до нашего рождения мы были вместе.

Пусть только попробуют тронуть его. Я их всех поубиваю, этих чужаков. Даже если они его не тронут, убью за то, что они его увели.

Плечи болят. Раненая рука ноет. Солнце палит. Стискиваю зубы, иду быстрее.

И чего это Эмми не хнычет? Не жалуется?

Вот я б на нее наорала!

И ненавидела бы черной ненавистью.

Я загоняю темные мысли подальше, в самые дальние уголки своей души, где их никто никогда не увидит.

А Эмми так и не плачет. И даже не стонет ни разу.

Пятый день. Полночь.

Мы лежим на земле, в небольшой ложбине возле тропы. Завернулись в накидки из собачьих шкур. Эмми уткнулась мне в бок, Нерон пристроился с другой стороны, спрятал клюв под крыло и заснул.

Теплая весенняя ночь. Легкий ветерок шевелит волосы у меня на лбу. Где-то завывает пес, откуда-то ему отвечает другой. Они далеко, нас не тронут. Беспокоиться не о чем.

Смотрю в небо. Там толпятся тысячи миллионов звезд. Нахожу Большую Медведицу. Малую Медведицу. Дракона. Полярную Звезду.

Думаю про Па. Вспоминаю, как он нам рассказывал, что наши судьбы начертаны среди звезд. И что он знает, как их прочесть.

А потом вспоминаю слова Лу.

Ты так до сих пор и не поняла? Это все в голове у Па. Одни выдумки. Ни в каких звездах ничего не написано. Нет великого плана. Мир просто такой, какой есть. Наши жизни идут своим чередом в этой богом забытой дыре. И так до самой смерти. А больше ничего и нет.

Па раскладывал свои прутики в святилище, произносил заклинания, вызывал дождь. Твердил, что прочел об этом среди звезд. Мол, звезды сказали, что дождь вот-вот начнется. Только дождя все не было.

Дождь пошел, когда Па умер. Слишком поздно. Значит, либо Па неправильно читал начертанное, либо звезды его обманывали.

А может, Па ничего среди звезд не читал, потому что там ничего не написано. И все его молитвы и заклинания были от отчаяния. Он просто хотел вызвать дождь, пусть даже и таким безумным способом.

Раньше я любила смотреть в ночное небо. Мечтала, что Па научит меня читать по звездам. Теперь они стали холодными и далекими.

Меня пробирает дрожь.

Наверняка Лу прав. Он всегда прав.

Среди звезд ничего не написано.

Это всего лишь огоньки в небе. Указывают путь в темноте.

И все же…

И все же.

Па знал о чужаках. Знал, что они придут за Лу. Еще до того, как я ему сказала.

Они здесь? Пришли?

Их не остановишь, Саба. Это конец.

И он знал, что умрет. Знал, что его история заканчивается.

Мое время вышло. Что случится потом, мне неведомо.

Если Па не мог читать по звездам, если звезды ничего не могут рассказать, то как он все это узнал?

Откуда?

Шестой день. Полдень.

Дует легкий ветерок. Откуда-то сверху доносится еле слышное сухое постукивание. Задираю голову и вижу высоко на дереве три оленьи косточки.

В голове звучит голос Па.

Через три дня тропа выйдет в сосновый лес. Будь внимательна. Как только увидишь ветряные колокольчики, значит, дошла до Кривого ручья.

Если бы не ветер, я бы их не заметила. Облизываю потрескавшиеся губы.

— Эмми, — говорю я. — Колокольчики. Мы пришли.

Я не могу сдержать радости. Все лужи и ручьи вдоль тропы либо пересохли, либо протухли, и вода покрылась желтой слизью. Вчера утром мы съели последнюю лепешку. Дальше идти мы бы не смогли.

— Это Кривой ручей? — спрашивает Эмми.

Я скидываю с плеч лямки волока.

Закрываю глаза и стою неподвижно. Все тело задеревенело и болит. Двигаться нет сил.

Пытаюсь разогнуть пальцы, но у меня не получается. Я так долго тащила этот проклятый волок, что пальцы свело. Навсегда. Целых три дня я мертвой хваткой сжимала поручни и тащила на себе Эмми и наши пожитки.

Сестренке тоже досталось. Она с головы до пят в синяках.

Я помогаю ей встать из короба. Хочу взять на руки, но Эм отказывается.

— Я пойду сама, — заявляет она.

— А сможешь? — спрашиваю я.

Эмми кивает. Я взваливаю на плечи котомки и заталкиваю волок в кусты, подальше от чужих глаз.

Сойди с дороги. Спускайся по тропинке в лощину.

Тропинка неприметная. Если не знать про нее, то и не найдешь никогда. Мы пробираемся сквозь деревья и кустарник. Палая хвоя под ногами заглушает шаги, пахнет смолой. Нерон перелетает с ветки на ветку, возбужденно каркает, уговаривает нас поспешать.

Тропа постепенно идет под уклон, становится круче. Потом еще круче. Идти все трудней, подошвы скользят по сосновым иглам. Я держу Эмми за руку, чтобы она не упала. Местами мы карабкаемся на четвереньках, местами съезжаем на заду, а спуск все не кончается.

Вдруг до нас доносится запах еды. Мясо. И сразу слюнки текут.

— Ой, жаркое, да? — спрашивает Эмми.

— Хорошо бы, — говорю я.

Наконец мы добираемся до подножия холма. Выходим из леса и попадаем в другой мир.

На зеленой лужайке пасется косматый пони. Он приподнимает голову, равнодушно глядит на нас и продолжает щипать сочную траву.

Мы в лощине, про которую говорил Па. Это речная долина. С вершины небольшого холма перед нами сбегают два звенящих ручейка и сливаются в поток побольше. Он вьется вдоль лощины. Чуть поодаль через ручей положен мостик. На дальнем берегу, в тени сосен, стоит деревянный домик. Там живет Марси. Возле открытой двери видна красная скамья. На костре висит котелок.

Не слышно ни звука, только журчит вода в ручье, перекатывается по гальке. Все словно погружено в полуденный сон.

Я никогда не видела ничего подобного. Даже представить не могла, что такая красота бывает. К глазам подступают слезы. Па не говорил, что здесь так хорошо. Никогда.