– Сначала мне пришлось взять на борт пиратов, а теперь шпиона, – тихо сказала Миас.

– По крайней мере, мы знаем, кто шпион, – ответил Джорон.

– Только про одного, – ответила Миас. – Но я подозреваю, что он для того, чтобы отвлекать внимание. Наверняка у Каррада есть и другие шпионы на борту, да и моя мать имеет здесь верных ей людей.

– Ну, мать, это мне понятно, – сказал Джорон. – Но я думал, что Каррад твой союзник.

– У нас общая цель, Джорон, – сказала Миас. – Но если я стремлюсь к свободе, то Каррад – к власти. Вот почему я не думаю, что у нас так уж много общего.

Им потребовалось еще два дня, чтобы сбалансировать позвонки, закрепить рангоут и такелаж, и все это время Миас вела себя как одержимая, неизменно оставалась на палубе и постоянно смотрела на Глаз Скирит, словно то, как он двигался по небу, уже само по себе являлось для нее личным оскорблением.

– Работайте быстрее, работайте старательнее, работайте лучше, – без конца повторяла она.

И команда не знала отдыха. Джорон находился в сумеречном состоянии, падал в койку и вставал, не успевая отдохнуть, чтобы снова приняться за работу. По большей части ему удавалось избегать Динила Кивета, но он не мог не испытывать зависти, когда видел, с какой легкостью и уверенностью тот управлялся с кораблем и командой.

Как Миас и ожидала, корабль подвергся обыску. Вечером, перед тем как «Дитя приливов» собирался выйти в море, пришли морские гвардейцы. И вся работа по укладке груза пошла насмарку. Ящики отбрасывали в сторону, разбивали бочонки с водой, на корабле воцарился хаос. И, пока гвардейцы творили свои безобразия, Миас спокойно следовала за Тассаром, который возглавлял гвардейцев, поддерживая с ним вежливый разговор.

Когда они закончили, вспотевшие и рассерженные – им ничего не удалось найти, – Миас рассыпалась в извинениях.

– Такая тяжелая работа, Тассар, – сказала она. – При обычных обстоятельствах я бы попросила Гавита, моего мальчика каюты, принести тебе воды или анхира, но все бочки повреждены во время обыска. Скажи мне, ты ищешь что-то конкретное?

– Мы будем следить за тобой, Миас, – обещал Тассар.

– Супруга корабля Миас, – поправила его Миас. – Ты не станешь нарушать закон дарнов.

– Мы знаем, с кем ты связалась, супруга корабля Миас, – сказал он, повернулся к ней намазанной маслом спиной и увел морских гвардейцев с корабля.

В ту ночь команде пришлось работать и после наступления темноты, чтобы навести порядок на «Дитя приливов», и под слабым сиянием Слепого глаза Скирит на корабль подняли груз Каханни, однако Джорон заметил, что появился еще один ящик с хийл-болтами, о которых говорил Каррад.

Еще один день, и все закончилось. «Дитя приливов» на буксире вывели из гавани, и они бросили стоп-камень, а затем оставшуюся часть команды доставили на борт с тюремных судов. Миас отправилась в большую каюту с курсером, оставив Джорона и Динила распределять посты между вновь прибывшими.

Скучная работа, и Джорону было нечего делать. Они с Динилом стояли за Мевансом и Серьезным Муффазом, которые сидели за установленным на палубе столом и ранжировали женщин и мужчин в соответствии с их опытом и умениями: те, кто имел его много, становились детьми палубы, тех, кто мог проявить себя в обращении с оружием, назначали лукоселлами, а также находили занятие для тех, кто ничего не знал о море, хотя лишь мальчик Гавит и старая Гаррийя имели столь низкий рейтинг. Джорон не мог посмотреть ей в глаза – что-то в хрупком разуме старой женщины вызывало у него неловкость – хотя она не сводила с него глаз и ухмылялась, пока Меванс задавал уточняющие вопросы о ее опыте и семье.

Джорон отвернулся, сделав вид, что изучает гавань и горизонт. Теперь, когда «Охотник Старухи» ушел, с палубы открывался хороший вид.

– Напряги мышцы ног, – прошептал ему Динил.

– Что?

– Это старый трюк, помогающий ослабить боль, когда приходится долго стоять на одном месте, хранитель палубы. Пошевели пальцами ног, напряги мышцы икр, а потом бедер. Никто не заметит, а ты не будешь выглядеть так, словно волнуешься.

Джорон часто так делал в следующие долгие часы, которые ему пришлось простоять, оценивая более сотни женщин и мужчин.

– Спасибо, Динил, – прошептал он, когда долгое испытание закончилось.

Миас появилась только после того, как на борт подняли ветрогона. Его доставили на корабль на тяжелой неуклюжей флюк-лодке с глинодвора. На стреле крана, над палубой лодки, висела клетка ветрогона, который пронзительно кричал на языке Архипелага, выражая свое неудовольствие, но периодически переходя на атональные вопли своего языка.

Командир флюк-лодки крикнул, когда она приблизилась к «Дитя приливов»:

– Это ваш?

– Наш, – крикнула в ответ Миас, наклонившись над поручнем. – Почему он в клетке?

– Он едва не убил одну из моих женщин, когда попытался сбежать.

– Убить всех! – закричал ветрогон.

– Может, тебе лучше вернуть его обратно и привезти нам другого, – прокричала Миас.

– Нет, клянусь сиськами Старухи! Теперь он твоя проблема.

Кран повернулся, клетка повисла над палубой «Дитя приливов», а потом, без всяких церемоний, стопор отпустили, веревка стала быстро разматываться, клетка рухнула на сланец, и ветрогон заверещал еще пронзительнее. Черный Оррис соскочил со своего насеста, взлетел вверх и устроился где-то на рангоуте, непрерывно ругаясь.

– Всех прикончу! – кричал ветрогон. – Наведу на скалы. Раздавлю ветром.

Джорон посмотрел на необычное существо. Никогда прежде он не считал ветрогонов опасными. Они были даром Скирит жителям Архипелага, и он привык именно так о них думать, наблюдая, как они ходили в своих грязных одеяниях, склоняли слепые головы, когда дрессировщики переносили их на корабли, или смотрел на них издалека, когда они стояли на палубах маленькими группами, контролируя ветер и распевая свои песни. Но этот ветрогон всем телом бросался на прутья клетки, сделанной в форме колокола, и Джорон заметил изогнутые когти, торчавшие из локтей крыльев, спрятанных под одеяниями. И еще более крупные когти, похожие на косы, на ногах существа. Как он мог раньше не замечать, что такие клювы могли принадлежать только хищникам, острые и изогнутые, прекрасно приспособленные, чтобы рвать плоть?

Миас шагнула к клетке, взяла один из маленьких арбалетов, свисавших с ее одежды, зарядила его и направила на ветрогона.

– Никто не хочет находиться на этом корабле, говорящий-с-ветром, – сказала она. – Но ты единственный на борту, кто способен устроить кораблекрушение. Так что назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должна убить тебя прямо сейчас.

Вся команда ахнула, услышав ее слова; угрожать ветрогону – неслыханное дело.

– Невезение, – пронзительно закричал ветрогон. – Убийство ветрогона приносит несчастье! – Он поднялся на ноги, царапая прутья клетки когтями, и Джорону показалось, что он почувствовал исходившую от него сухую и пыльную вонь, которая потом его долго преследовала. – Невезение! – снова взвизгнул ветрогон.

Миас пожала плечами.

– В таком случае я предпочитаю невезение, чем иметь на борту существо, способное направить нас на берег или скалы. Пусть уж лучше будет невезение, чем такое. – Она подняла арбалет и прицелилась в слепую голову птицы.

Черный Оррис слетел с рангоута, опустился на плечо Джорона и принялся чистить перья. Ветрогон принялся вертеть головой, словно почувствовал его присутствие, его клюв начал открываться и закрываться, и язык тела изменился.

– Я не стану так поступать, – ветрогон почти мурлыкал.

– И с чего я должна тебе верить? – осведомилась Миас.

– Ветрогон не умеет плавать. Не может летать.

– Ну, ветрогон, – сказала она. – Тогда тебе придется стать членом нашей команды, чтобы приносить нам пользу. А теперь скажи мне, какой нам может быть от тебя прок? В противном случае я верну тебя в глинодвор, хотят они этого или нет.