Маати так сосредоточился на своих мыслях, а вокруг была такая неразбериха, что он долго не замечал слежки. Лишь когда он зашел в проулок — точнее, щель между двумя высокими и длинными зданиями, — вокруг оказалось меньше народу, и Маати увидел, что за ним идут. Звуки улицы заглохли в тусклом свете между домами. Маати спугнул крысу, и та нырнула куда-то под железную решетку. Узкий проулок раздвоился. Маати встал перед развилкой и оглянулся. Путь назад преграждали. Темный плащ, поднятый капюшон, плечи такие широкие, что касаются обеих стен. Преследователь не двигался. У Маати по спине побежали мурашки. Он выбрал первый попавшийся поворот и быстро пошел по нему. Темная фигура поплыла туда же. Маати побежал. Проулок вывел на другую улицу, менее оживленную, чем главная. От дыма кузниц воздух полнился едким туманом. Маати поспешил к кузням — там должны быть люди, не только кузнецы и торговцы, но и огнедержцы с охранниками.

На пересечении улицы с широким проездом он оглянулся. Позади никого не было. Маати замедлил шаг и остановился, рассматривая двери, крыши. Пусто. Преследователь исчез.

Маати перевел дух, а потом позволил себе рассмеяться. Никто за ним не шел. Никто за ним не следил. Вот как человека могут пожрать собственные страхи!.. Он повернулся к кузничному кварталу.

Здесь улицы были шире, на них стояли лавки с инструментами и всевозможными изделиями из металла. Собственно кузни и дома кузнецов легко узнавались по позеленевшим медным крышам, столбам дыма, крикам и звону молотов по наковальням. Лавочники — продавцы молотов и клещей, поставщики руды, восковых брусьев и гашеной извести — предлагали товар шумно и настырно, махали руками в притворной ярости и кричали даже без особой нужды. Маати пробрался к чайной на середине квартала, где встречались продавцы и ремесленники. Там он начал спрашивать о Доме Сиянти, о том, где найти их посыльных, что о них известно. Коричневые одежды поэта внушали людям и уважение — по мнению Маати, незаслуженное, — и опаску. Он нашел ответ только через три ладони — распорядитель консорциума ювелиров по серебру получил от посыльного известие из Дома Сиянти, и этот посыльный сказал, что подписанные, зашитые и запечатанные договора следует доставить в Дом Нан. Маати дал за сведения две полоски серебра, поблагодарил и пошел дальше. Тут он спохватился, что толком не узнал дорогу к Дому Нан.

Его расспросы услышал пожилой мужчина в красно-желтом халате, с лицом круглым и бледным, как луна, и вызвался проводить.

— Вы Маати Ваупатай, — сказал лунолицый по дороге. — Я о вас слышал.

— Надеюсь, не слишком плохое, — ответил Маати.

— Как говорят, Хайем живет не на злате-серебре, а на сплетнях да вине. Меня зовут Ошай. Рад познакомиться с поэтом.

Они свернули на юг, оставив дым и гвалт позади. На узкой и тихой улице Маати оглянулся, почти ожидая, что там замаячит фигура в темном. Никого не было.

— Рассказывают, что вы приехали в нашу библиотеку.

— Так и есть. Дай-кво послал меня кое-что изучить.

— В неспокойное время вы здесь появились. Наследование престола всегда проходит тяжело.

— Меня это не касается, — сказал Маати. — Придворная политика редко доходит до свитков на задних полках.

— Я слышал, у хая есть книги времен Империи. Написанные еще до Войны.

— Верно. Некоторые — древнее, чем у самого дая-кво. Правда, собрание дая-кво объемнее.

— И все же дай-кво мудр, что им не ограничивается, — заметил Ошай. — Он ищет нечто особое?

— Сложно объяснить, — покачал головой Маати. — Не обижайтесь…

Ошай с улыбкой отмахнулся от извинений. В его лице было что-то странное — какая-то усталость или пустота в складках вокруг глаз.

— Уверен, что поэты знают многое, чего мне не понять, — сказал проводник. — Пойдемте, можно срезать путь.

Ошай взял Маати за локоть и повлек в узкий переулок. Дома здесь выглядели беднее, чем возле дворцов и даже в кузничном квартале. Ставни потрескались от непогоды. Двери на уровне улицы и на втором этаже, зимние, висели на дешевых кожаных петлях, а не на железных. На улице было мало людей и еще меньше открытых ставен. Ошай казался совершенно спокойным, хоть шел очень быстро, и Маати отбросил свою неуверенность.

— Сам я никогда не бывал в библиотеке, — продолжал Ошай. — Хотя слышал о ней удивительные истории. Такая мощь людских умов, и все это сохранилось! Обычному человеку такое не придумать.

— Пожалуй, — выдохнул Маати, стараясь не отставать. — Простите, Ошай-тя, мы уже близко к Дому Нан?

— Совсем близко, — успокоил его проводник. — За поворотом.

Но когда они повернули, Маати увидел не торговый Дом, а крошечный мощеный дворик с пересохшим прудом посреди. Немногие выходившие во двор окна были закрыты. Маати недоуменно шагнул вперед.

— Это… — начал он.

Ошай ударил его в живот. Маати растерянно отступил, поразившись силе удара. И тут он увидел в руке проводника нож, а на ноже — кровь. Маати хотел отпрянуть, но ноги зацепились за полу халата. Лицо Ошая исказилось в гримасе ликующей ненависти. Убийца собрался прыгнуть вперед, однако споткнулся и упал.

Когда Ошай выбросил вперед руки, чтобы остановить падение, и коснулся каменных плит, камень подался, и его руки погрузились по самое запястье. Мгновения тянулись как дни. Маати и Ошай не сводили глаз с камня. Ошай начал вырываться, дергать плечами… безуспешно. В его проклятиях слышался ужас. Боль в животе Маати ослабла, уступила место теплу.

Он попытался встать, но на это потребовалось такое усилие, что он не заметил фигур в темных одеждах, пока те не подошли почти вплотную. Более массивный откинул капюшон. Маати увидел спокойное широкое лицо андата. Второй, пощуплее, опустился на колени и взволнованно заговорил голосом Семая.

— Маати-кво! Вас ранили!

— Осторожно! — проговорил Маати. — У него нож.

Семай посмотрел на убийцу, который пытался вырваться из камня, и покачал головой. В молодом поэте чувствовались какие-то знакомые черты, которых Маати раньше не замечал. Умный и уверенный в себе человек. Маати невольно позавидовал юноше. Потом он заметил кровь на своей руке, опустил глаза и увидел, что его одежды почернели. Столько крови… — Можете идти? — спросил Семай, и по тону Маати понял, что вопрос был задан не в первый раз.

Он кивнул.

— Только помогите мне встать.

Молодой поэт взял его за одну руку, андат — за другую, и оба осторожно его подняли. Посреди тепла в животе Маати возникла сильная боль. Он отринул ее, прошел два шага, три, а потом мир как будто сузился. Он опять оказался на земле. Поэт склонился над ним.

— Я за помощью! Не шевелитесь. Даже не пытайтесь! И не умирайте без меня.

Маати попытался поднять руки в жесте согласия, но поэт уже убежал, крича во все горло. Маати перекатил голову набок, увидел, как убийца тщетно вырывается из камня, и позволил себе улыбнуться. В его уме мелькнула мысль, уклончивая и зыбкая, и он встряхнулся. Это важно. Очень важная мысль. Как бы ее поймать! Она связана с Отой-кво и тем, как Маати представлял себе встречу с ним, представлял много тысяч раз…

Андат сидел рядом и смотрел на него с бесстрастием статуи. Маати даже не знал, что собирается заговорить, пока не сказал:

— Это не Ота-кво.

Андат повернулся в сторону пленника.

— Да, — согласился он. — Староват.

— Нет, — с усилием выговорил Маати, — я не про то! Ота бы так не сделал. Ни за что. Он бы со мной поговорил. Это не он!

Андат нахмурился и покачал массивной головой.

— Не понимаю.

— Если я умру, — сказал Маати, пытаясь не сбиться на шепот, — скажи Семаю. Это не Ота-кво. Это кто-то другой.

Зал собраний походил на храм или театр. На наклонном полу, сидя на низких табуретах или подушках, размещались знатные семейства. За ними стояли представители торговых Домов и горожан, а дальше — ряды слуг и рабов. Воздух был наполнен благовониями и запахом человеческих тел. Идаан окинула толпу взглядом, хотя знала, что ей не положено поднимать глаза. Напротив нее стоял Адра — тоже на коленях, только с гордо поднятой головой. В кумачовых одеждах с золотой нитью, с волосами, переплетенными золотом и железом по древнему обычаю Империи, он был красив, как никогда. Ее возлюбленный. Ее будущий муж. Идаан смотрела на него, как на удачную чеканку или талантливый рисунок.