– Ветрогон нужен супруге корабля. Не может дать ему вред, – заявил он.

– Но она может сделать твою жизнь куда менее приятной, – прошептал Джорон. – У тебя больше не будет красивых камушков и мягких веревок. И чистой одежды.

– Предатели, – прошипел он. – Предатели умирают.

Джорон наклонился ближе и ощутил, как его окружает аромат песка и жаркий запах ветрогона, что неизменно сбивало его с толку и мешало думать.

– Те, кто попадает на борт этого корабля, ветрогон, – преступники, их все ненавидят, они потеряны для другой жизни. Миас говорит, что «Дитя приливов» – это новое начало для них.

– Ненавижу их, – заявил ветрогон.

– Как ты прежде ненавидел меня, – заметил Джорон.

Ветрогон отступил на шаг. Его клюв открылся и снова закрылся.

– Тебе нет нужды их любить, – продолжал Джорон. – Однако ты должен относиться к ним как офицер корабля.

Кривой и острый клюв открылся и снова закрылся. Говорящий-с-ветром зашипел, затем склонил голову набок, на место агрессии пришло любопытство.

– Офицер ветрогон?

– Полагаю, да, – ответил Джорон, не до конца понимая, что обещал.

– Давать блестящий значок? Краску для перьев?

– Я уверен, что это можно организовать, – сказал Джорон.

Ветрогон испустил пронзительный крик восторга и сделал полный оборот вокруг своей оси.

– Офицер ветрогон! – Джорон услышал смешок за спиной и повернулся, чтобы посмотреть на знакомое лицо.

Его тень, Анзир, стояла у руля, она часто там оказывалась, когда Джорона не требовалось защищать. Она ему улыбнулась.

– Это может привести к проблемам, хранитель палубы, – сказала она.

Джорон кивнул и повернулся, чтобы крикнуть вслед ветрогону.

– Офицер только для твоих соплеменников, – добавил он, – но не для всего корабля.

Но танец говорящего-с-ветром не прекращался – ветрогон нашел повод для радости и не собирался от него отказываться, он вертелся, кружился, подпрыгивал и приседал на палубе «Дитя приливов», пока они вставали на курс, ведущий к Безопасной гавани. Ведущий к войне. К смерти.

Они находились в пути уже двадцать дней, ритм моря соответствовал ритму корабля. Постоянная смена направления движения воды и команды способствовала утрате чувства времени – ведь каждый следующий день на борту ничем не отличался от предыдущего: подъем, еда, работа, еда, работа, еда, сон, так все и шло по кругу. Иногда полет был легким, попутные ветра толкали их через волны, а иногда приходилось прикладывать мучительные усилия, чтобы менять галсы и двигаться вперед широкими зигзагами, лишь незначительно приближаясь к цели. И их работа только усложнялась из-за большого корабля из коричневых костей, который они тащили за собой на буксире. Однажды Джорон спросил, почему они не отправили его с Брекир, и Миас в ответ лишь пожала плечами.

Единственное исключение в рутине корабельной жизни составлял мендей, когда Миас читала закон дарнов, а потом вся команда сидела на палубе и чинила одежду и снаряжение. Дети палубы приносили с собой игры, резались в карты, и офицеры смотрели в другую сторону до тех пор, пока не возникали конфликты. Мирные игры проходили на досках, начерченных на сланце палубы, – однако даже в этот приятный день кораблем следовало управлять, мыть палубы, следить за протечками; работа никогда не заканчивалась. Иногда Джорон ловил себя на том, что он следит, как курсер Эйлерин измеряет угол наклона Глаза Скирит, слушает песнь шторма и входит в контакт с облаками. И ему становилось завидно: курсер вел более легкую жизнь.

В течение всего этого времени Миас оставалась в одиночестве. Она стояла на корме и отдавала короткие приказы, глядя куда-то за горизонт. Прежде он бы посчитал подобное поведение обидным или начал бы тревожиться из-за ее неудовольствия, но теперь он знал, что таков ее характер. Управление кораблем, исполнение каждодневных обязанностей – за это отвечали он и Динил, и, хотя мужчины плохо относились друг к другу, они аккуратно делали записи в журнале и обменивались нужной информацией – хотя Джорону не удавалось выдерживать укоризненный взгляд Динила или забыть, что его неразборчивый почерк стал таковым после того, как Джорон отрубил ему правую руку.

В эти недели Миас больше всего беседовала с курсером, очевидно, он пользовался ее доверием, впрочем, Джорон по-прежнему чувствовал себя неловко рядом с ним; тот никогда не смотрел в его сторону, а Джорон никогда не задерживался, чтобы стать участником разговора, к тому же курсер неизменно уходил в каюту Миас, где прятался от всех. Джорон понимал, что из всей команды он хуже всего знает курсера, однако, следовало признать, что он менее всего старался его понять.

Пару раз, утром, Серьезный Муффаз устраивал показательные наказания веревкой для особенно непокорных детей палубы, главным образом новых членов команды, которые перешли с «Сокровищ девы». Однажды Спракин, который осмелел из-за недостаточной строгости Джорона, дал неуважительный ответ и получил десять ударов веревки. Наказание осуществляла Анзир, а Серьезный Муффаз одобрительно наблюдал. Спракин обещал отомстить после каждого удара, но Джорон не обращал на него внимания. Спракин распускал язык, проклиная Джорона, а тот думал о том, что будет, когда он однажды потеряет свою тень. Джорон видел, что Серьезный Муффаз готовит Анзир к тому, чтобы она заняла его место, если с ним что-то случится. Джорон это одобрял, он считал, что из Анзир получится превосходная мать палубы, быть может, когда у него будет собственный корабль.

Все это была обычная жизнь на корабле флота, и путешествие «Дитя приливов» прошло без особых происшествий – однако как только он прибудет к цели, их ждут самые серьезные проблемы.

Джорон не знал, как Миас выбирала место для сброса стоп-камней и свертывания крыльев «Дитя приливов». Будучи хранителем палубы, он управлял кораблем – периодически Миас просила его помочь с решением навигационных задач, он хорошо считал и обладал обостренными инстинктами – во всяком случае, так она говорила, но на сей раз нужды в этом не возникало, и, когда она отдавала приказы, для него они были столь же неожиданными, как и для детей палубы.

– Ну теперь все начнется, хранитель палубы, – сказала Фарис, и на ее обожженном лице появилась улыбка, когда она складывала большой дуголук, который успела с любовью отполировать. – Скоро мы отомстим про́клятым Старухой душам за Аррина, верно?

– Да, Фарис, – сказал Джорон, он гордился собой, что его голос не дрогнул, когда он подумал о предстоявшем им испытании. – Теперь начинается наша работа, но мы должны подождать, чтобы супруга корабля нам рассказала, в чем она будет состоять и как ее следует сделать.

Он закрыл глаза и постарался отбросить мысли о будущем сражении. И вновь мысленно увидел момент, когда сильное тело его отца было раздавлено корпусами двух крупных кораблей – постоянное напоминание о том, что сила не имеет значения на Ста островах и Старуха получает все, что захочет. Он попытался не дрожать, заставить себя привыкнуть к неотвратимости смерти, стиснул пальцы на рукояти меча, подаренного Миас, но все же ему не удалось полностью скрыть дрожь.

– В трюме есть куртки с мехом кивелли, хранитель палубы, – сказала Фарис. – Я спрятала несколько штук там, где они будут оставаться сухими, – могу принести тебе одну, если ты замерз.

Он покачал головой и улыбнулся Фарис.

– То был лишь случайный взгляд Старухи, ничего больше, Фарис, – сказал он.

Она коротко кивнула и сотворила знак защиты у себя на груди.

– О, хранитель палубы. – Джорон повернулся и увидел Гавита, мальчика из каюты Миас, которого удивила встреча с ним.

Впрочем, теперь его уже нельзя было назвать мальчиком.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь, Гавит? – спросил Джорон.

– Нет, я… – Он выглядел таким ошеломленным, что Джорону захотелось засмеяться – он прекрасно понимал, что такое смущение в присутствии офицера, хотя ему казалось, что Гавит уже сумел его преодолеть.