– Все! – закричал Джорон. – Пойте вместе со мной!
И они запели – сильная Анзир, миниатюрная Фарис, яростный Колт и все, кто остались от его команды, присоединились к Джорону, продолжили песню, а из трещины в земле появился кошмар. Подобное существо Джорон видел только однажды. На пляже, вместе с Миас, яростной и бесстрашной, она предупредила, что к такому не следует приближаться, даже несмотря на то, что у них внутри нет костей.
Тунир.
Чудовище покрывал мокрый свалявшийся мех, у него не было лица и глаз, или… Джорон не мог отвести взгляда от странных ног и того, как они сходились в округлом туловище. Если бы оно не двигалось, Джорон не поверил бы, что оно живое, столь непохожее на любое существо, которых он видел прежде. Это жуткое зрелище привлекло все взгляды, женщины и мужчины застыли на месте, парализованные первобытным страхом. Джорон мог лишь продолжать петь и своим примером сумел помочь остальным не прерывать песню. На мгновение ему показалось, что его обманули, что ветрогон так поступил, чтобы убить всех, ведь пение вызвало ужасное существо, которое двигалось мелками отрывистыми шагами.
И его привлек Джорон, самый громкий и сильный певец. Чудовище остановилось перед ним, его запах перебивал вонь умиравшего леса – жар, возраст и болезнь, и разложение, – но он отличался от природного гниения леса. Это было нечто неправильное, существование которого противоречило здравому смыслу.
Когда чудовище остановилось напротив Джорона, он сумел побороть страх и принялся разглядывать тунира. Мех покрывал не всего зверя, как показалось ему сначала, а только хребет. Мех завивался, ряд за рядом, первые казались обычными, они прилегали к телу, а дальше вставали дыбом, появлялись заостренные полосы, которые походили на серию шипов, готовых проткнуть Джорона, потом снова шли гладкие блестящие полосы. Затем они менялись местами – постоянный, непрерывный процесс – жуткий завораживающий ритм. Хребет двигался с периодичностью дыхания, Джорон разглядел влажную блестящую кожу, красную внутри черного.
Он приготовился к смерти. Однако он не хотел умирать на спине этого зверя. Джорон боялся, что никогда не увидит огня Старухи, если так случится.
– Тунир!
С другой стороны поляны, наполненное ужасом, прозвучало имя зверя. И как будто оно было магнитом, чудовище отвернулось от Джорона, двигаясь невероятно быстро, и в следующее мгновение оказалось среди вражеских детей палубы, и те начали умирать. Лапы с шипами наносили удары, пока сам зверь извивался, уходя от самого разного оружия. Однако люди были не подготовлены к борьбе с таким существом. Половина побежала, другая стала сражаться – те, кто сражались, умерли первыми.
– Ветрогон готов, – прокаркал он. – Бежать. Мы сейчас бежать.
Под крики умиравших Джорон, его дети палубы и собравшиеся вместе ветрогоны побежали вниз по склону, стараясь не думать о том, что осталось у них за спиной, обращая внимание лишь на то, что оказывалось перед ними. Они надеялись, что корабли Брекир ждут их на берегу. Надеялись, что встретят в лесу не слишком много врагов.
Крики у них за спиной ясно показывали, что возвращение назад рассматривать не стоит.
16
Глубокие порезы нечувствительны
Лес на дальней стороне острова был тернистым, как кожа, оказавшаяся под воздействием гнили кейшана. Предплечья у Джорона чесались. Они бежали по разнообразному ландшафту, проносились по открытым участкам, где уже появились первые лучи Глаза Скирит, побеждавшие темноту. Проступавшая на небе голубизна казалась неправдоподобно здоровой по сравнению с коричневым, загнивавшим лесом.
Земля, по которой они бежали, была устлана мягкой, проминавшейся под ногами растительностью, из-за которой они постоянно скользили, попадали в темноту, в непрерывный коричневый дождь из падавших листьев. Лес нигде не расступался полностью, чтобы они могли увидеть, что бегут к своим людям и кораблям или впереди береговая линия, где их поджидают полные ярости враги, мечтающие о мести.
Сколько они продержатся в таком случае?
Недолго.
Ветрогоны их заметно опережали. Они провели у ветрошпиля совсем мало времени, но их наполняла энергия, а ноги с когтями были лучше приспособлены для перемещения по скользкой поверхности, чем босые человеческие ноги или ноги в сапогах. Джорон сказал, чтобы ветрогоны остановились там, где кончается растительность, и не выходили на свет и берег сами, но он не знал, выполнят ли они его указания.
Джорон и его отряд врезались в группу женщин и мужчин, как только выскочили из леса на открытое пространство. Ослепленные ярким светом, они, однако, сразу атаковали врага, не успевшего понять, что происходит. Противник смотрел в противоположном направлении, несомненно, их внимание отвлекла стая ветрогонов, которая пронеслась мимо, и Джорон, Колт и остальные промчались через их строй, точно нож, вонзившийся в масло. Нет, они не стали сражаться, лишь пробили бреши в их и без того неровных рядах и понеслись дальше, вслед за ветрогонами, увлекая за собой вражеских детей палубы, как иголка тащит за собой нитку сквозь ткань. Очень скоро Джорон и его спутники выбежали на берег между двумя утесами – розовый песок, усыпанный галькой – розовый, как новая кожа, затянувшая рану.
На этот раз враг стоял лицом к ним. Женщины и мужчины смотрели на них, слышали крики своих товарищей и успели построиться в линию. У них не было ни щитов, ни копий, иначе схватка получилась бы более серьезной, и, если бы не Колт – разгневанный, безрассудный Колт, который вращал своим курновом с такой яростной силой, что никто не мог перед ним устоять, – едва ли тогда они сумели бы справиться с противником. Джорон видел лишь фрагменты отчаянной схватки. Потоки крови, рваная плоть. Сильный толчок в спину, кто-то упал. Рты, разинутые в отчаянном крике. Летящие на него клинки. Защита. Ответные удары. Боль. Сильная боль. А потом брешь. И снова бег.
Они потеряли троих – двоих убили сразу, и еще одну женщину, получившую рану в ногу, – она больше не могла бежать. Когда Джорон оглянулся, он увидел, как враг ее рубит, услышал крик о помощи, и ему оставалось надеяться, что Старуха быстро закончила ее мучения. Анзир бежала рядом, ее лицо посерело, из рваной раны на бицепсе текла кровь. Он чувствовал боль в спине.
Дважды они пробегали мимо одинокого ветрогона, который явно потерялся. Первый раз Фарис попыталась остановить Джорона, указывая на говорящего-с-ветром, который бессмысленно что-то клевал на земле рядом с опушкой леса.
– Нет времени. Фарис! – крикнул он и потащил ее дальше.
Они убегали от оравшей, жаждавшей крови толпы за спиной. С каждым новым шагом врагов становилось все больше, и Джорон знал, продолжая бежать, скользя и спотыкаясь, что, если они опоздают, если Брекир их не дождется, его жизнь закончится на этом острове, на скалистом берегу, на опушке вонючего, гниющего леса.
Ему хотелось остановиться или хотя бы замедлить бег, попытаться отыскать взглядом лодки и корабли, увидеть темные тени на ярко-розовом песке. Он не мог. Вой сзади не прекращался. Джорон представлял, что его преследует сотня, тысяча врагов, а сколько еще ждут дальше, на пляже, за скалами?
Он не знал.
Он мог лишь бежать.
И он бежал и бежал.
Вот!
Он увидел корабль!
Корабль Брекир. «Оскаленный зуб». Спина Джорона болела все сильнее. «Оскаленный зуб» двигался, выходил из канала, ветер наполнял черные крылья, они трепетали, корабль разворачивался, чтобы поймать ветер и покинуть остров. Джорон почувствовал, что сбился с шага.
Слишком поздно.
Они опоздали.
Так много боли.
– Давай, Джорон, – крикнул Колт, хватая его за руку, – мы уже совсем рядом!
Ему бы следовало сказать: «Нет смысла» или «Слишком поздно», но у него не хватило дыхания. Он лишь позволил Колту тащить себя вперед, снова бежал и бежал, чувствуя, как начинают неметь ноги, казалось, его кости сгибаются внутри уставшей плоти, спина горела огнем, он спотыкался между огромными скалами, и вот оно – море. Синее, как прозрачное стекло в поцелуях чистого света. Там, где прибой омывал песок, группами собрались ветрогоны – они клевали песок или поднимали когтистые лапы и осторожно опускали их в воду, стараясь избегать трупов мужчин и женщин, которых мягко покачивали волны.