И только ветрогон Джорона остался стоять на месте – он повернулся, расправил крылья с когтями и посмотрел на Колта.

– Нужно шпиль, – сказал ветрогон.

– Тебе или всем? – спросил Джорон.

– Да, – ответил ветрогон.

– У нас нет времени на это, птица, – сказал Колт. – Мы отведем вас к кораблям, а шпиль найдем позднее.

– Не бежать. Раны. Слабость. Нужно шпиль.

– В таком случае, – продолжал Колт, – они останутся здесь. Из города скоро придут другие, и мы не сможем сражаться со всеми. – Он отвернулся от говорящего-с-ветром. – Мы пытались, Джорон, но у нас не получилось. Я полон желания сражаться, но Брекир не будет нас ждать вечно. Я не стану подвергать опасности ее лодки дольше, чем требуется.

– Нужно шпиль, – прошипел ветрогон. – Одну пятую поворота песчаных часов.

– Мы можем подождать пятую часть поворота, Колт? – спросил Джорон. – Как ты думаешь?

Колт посмотрел на вершину горы, в сторону ветрошпиля, вздымавшегося над клеткой.

– Если они будут появляться понемногу, небольшими группами, и если у них не будет арбалетов, тогда есть шансы, – ответил он. – Но потерянные жизни лягут на твои плечи, Джорон Твайнер.

Джорон глубоко вздохнул и кивнул. Интересно, как Колт получил репутацию человека, обожающего сражения, когда теперь стало очевидно, что он полон здравого смысла. Может быть, он получил достаточно уроков, или ему слишком часто приходилось сталкиваться с тем, что он не мог контролировать. Возможно, все это не имело значения.

– Мы будем безопасно, – сказал ветрогон. – Джорон зовет.

Затем он что-то прокаркал, и все ветрогоны в клетке повернулись и устремились к открытым воротам. Только тут Джорон заметил, что они последовательно прикованы один к другому.

– Фарис, – сказал он, – возьми ключи у нашего ветрогона, и как только они заберут достаточно энергии у ветрошпиля, сними с них ножные кандалы. – И неожиданно Джорон сообразил, что ветрогон сказал: «Джорон зовет».

Что он имел в виду? В последний раз, когда ветрогон сказал, что он пел всем сердцем, каждая женщина и каждый мужчина на «Дитя приливов» присоединились к нему, и, в тот самый момент, когда Джорон решил, что им конец и дуголуки «Охотника старухи» их прикончат, появился аракесиан. Морской дракон, которого они называли кейшан, разнес вражеский корабль на куски. Но то было совпадение, не более того. Человек не может призвать на помощь зверя, а даже если бы и мог, какая от него может быть польза в центре острова? У шпиля из камня, возвышающегося над бескрайним океаном?

Никакой.

Ветрогон устремился к ветрошиплю, изогнутому, бледному, похожему на кость камню, который пел для Джорона – шпили всегда поют, и его песню Джорон слышал постоянно, странный контрапункт его мыслям, неизменное низкое гудение в диапазоне, чуждом его чувству гармонии и представлениям о том, что является острым, а что плоским, однако полное красоты и желания.

Когда они подошли к ветрошпилю, из кустарника выскочили три женщины и атаковали Анзир. Одну она убила, другую покалечила, третья сбежала, несмотря на то что Джорон пустил ей вслед арбалетный болт; он услышал топот ее ног, нарушивший обычные звуки умиравшего леса.

– Они скоро появятся, – сказал Колт, – и их будет много. – Он огляделся по сторонам, увидел упавший мокрый ствол джиона. – Нужно его перетащить и поставить барьер перед ветрошпилем. – Этот шпиль был больше того, что Джорон видел прежде. Он поднимался из белого, как кость, круглого основания, и оказался настолько крупным, что на нем могли поместиться все ветрогоны. – Так мы их защитим, пока они там будут находиться. Впрочем, я не очень понимаю, как мы сможем их оттуда вывести.

– Может быть, они смогут создать ураганный ветер, – сказала Фарис, расстегивая кандалы ветрогонов. – Как сделал ветрогон у острова Арканнис.

– Устал, – прокаркал ветрогон. – Так устал.

– Значит, они не могут, – сказал Колт. – Будьте наготове.

Они выстроились в линию, но она оказалась слишком короткой.

Из леса вышел незнакомый дитя палубы, у него на руках не было черной повязки. А потом стали появляться другие, парами, тройками и четверками. Их число быстро росло.

– Слишком много, – прошептала Анзир на ухо Джорону. – Если дойдет до драки, уходи, хранитель палубы. Я их задержу.

Джорон смотрел на врагов, собиравшихся на поляне. Они были вооружены курновами, дубинками, копьями и пиками. Он подумал о множестве способов, которыми они могут пронзать, резать и ломать его тело. Подумал о своем отце, раздавленном между корпусами кораблей. И сжал пальцы на рукояти курнова.

– Не ты должна отдавать приказы, Анзир, – сказал он. – Я останусь до тех пор, пока в этом будет нужда.

Огромная женщина посмотрела на него, усмехнулась и пожала плечами.

– Прошу прощения за свое предложение, хранитель палубы, – сказала она, пока на краю поляны собиралось все больше вражеских воинов.

Они вели себя так, словно им было некуда торопиться.

– Сколько еще, ветрогон? – спросил Джорон, чувствуя, как его окружает запах пустыни, ощутил ее жаркое дыхание.

– Слишком долго, – сказал ветрогон, открыл клюв, издал негромкий воркующий звук и продолжал: – Зови, Джорон Твайнер, зови.

– Что? – Джорон почувствовал, как по его спине течет холодный пот.

– Пой, Джорон Твайнер.

Он знал, какую песню имел в виду ветрогон, и она мгновенно возникла в его мыслях. Он уже пел ее, когда все казалось безнадежным. Пел в тот день, когда появился аракесиан, чтобы спасти их от «Охотника старухи», и Джорон знал, что некоторые члены команды считали, будто именно он его призвал. Совпадение, вот правильное слово, которое определяло то, что произошло тогда. Однако здесь и сейчас, рядом с ветрошпилем, с чуждой песней, что сплеталась в его сознании, он уже не был так уверен в своей правоте.

Песня – в тот момент, когда Джорон о ней подумал, он стал слышать ее более четко, она звучала внутри него: гармония, резонанс, набор странных нот, обвивавших матросские и другие, с которыми он вырос и пел вместе с отцом, и здесь, рядом с ветрошпилем, песня становилась неодолимой. Мысль о ней была слишком сильной. Джорон открыл рот и запел сильным тенором. Ветрогон тут же присоединился к нему жутковатым контрапунктом, но Джорон знал, что уже не нуждается в его поддержке. И в поддержке остальных ветрогонов, хотя они запели вместе с ним.

«Вижу мир тьмы, чувствую давление камня, тяжесть вечности и времени, воды и смерти».

На подушке леса, где собирался враг перед атакой, которая должна была смести их, как плавник мощной приливной волной.

– Готовьтесь! – закричал Колт. – Будьте готовы!

Люди вокруг Джорона, женщины и мужчины, продолжавшие петь, готовили оружие. Их, как и его, захватила песня, звуки вращались вокруг них, и казалось, хотя такого не могло быть, они не замечали, что поют странный и чуждый мотив. Собравшиеся в круг ветрогоны вскрикивали от страха, их нетерпеливая мелодия присоединилась к песне ветрошпиля, заполняя разум Джорона и срываясь с его губ.

Враг атаковал.

Их ряды дрогнули.

Они упали.

Они упали все.

Земля задрожала, ушла у них из-под ног, и они начали падать. Вершина ветрошпиля раскачивалась из стороны в сторону, точно мачта корабля, попавшего в шторм. А затем раздался звук, подобный тому, что издал бы самый огромный дуголук, какой когда-либо построили люди, и земля между Джороном, его детьми палубы и врагами треснула. Из длинной зигзагообразной расщелины вырвались шипящие струи пара и жар, а еще…

Свет

Свет

Свет

Что-то поднималось снизу. Шум, запах, внезапность были так огромны, что песня исчезла, и все звуки унеслись. Опустившаяся на них тишина казалась вечной и опасной. Затем в поле зрения Джорона появилась голова ветрогона.

– Пой! – каркнул он ему в лицо. – За жизнь, пой! – И Джорон открыл рот и запел, продолжая песню. – Все пой! – Голос ветрогона казался отчаянным, яростным и пугающим одновременно. – Все пой!