Неровны щербатые камни, едва заметна тропа. Пришел я в сумерки к храму, летают нетопыри. Я в зале сел на ступени, влажные от дождя. Огромны бананов листья, пышен гардений цвет. Монах мне сказал: на стенах буддийские росписи есть. Принес огня посветить мне,— отменное мастерство! Циновку встряхнул для ложа, похлебкою угостил; Мне пищи простой довольно, чтоб голод мой утолить. Все тихо, лежу спокойно, не слышен стрекот цикад. Встал чистый месяц над кряжем, сияние входит в дверь… Светает. Иду на воздух. Нигде не видно дорог. Блуждаю кругом бесцельно, лишь дым и туман окрест. В сиянье алеют горы, лазурью блещут ручьи, И вижу: в десять обхватов и сосны здесь и дубы. На камни ручья спокойно ступаю босой ногой; Журчит вода, убегая, мне ветер треплет халат. При жизни такой нетрудно возрадоваться всему — Зачем же сидеть непременно на привязи у других! В одном желанье признаюсь моим немногим друзьям: Хочу до старости жить здесь, отсюда не уходить! В пятнадцатый день восьмой луны [777]дарю Чжан Гун-цао [778] Облака подвернуты кругом, нет Реки среди небес, [779]Чистый ветер дует в пустоте, сгладил волны свет луны. Спит вода, спят ровные пески, образов и звуков нет. Пьем с тобой из кубка одного — спой мне что-нибудь, прошу. Ты поешь — с кислинкою напев, а слова твои горьки; Не могу дослушать до конца — слезы льются, словно дождь. «С небесами высота Цзюю сводит озеро Дунтин [780], Всплыл дракон и снова в глубь нырнул, слышны крики обезьян. Десять жизней, девять в них смертей — вот как выслужил я чин. А теперь один в глуши живу, точно скрывшийся беглец. Покидая ложе, змей боюсь и отравы жду в еде. Воздух моря увлажнил червей, мяса, крови смрад вокруг. Пред ямынем [781]барабан большой бил торжественно вчера: Новый государь у нас теперь, [782]Гао будет вознесен. За день о прощении указ десять тысяч ли прошел, Всем, кто к казни был приговорен, жизнь дарована была; Возвращают ссыльных, служба ждет всех, кто отрешен от дел, Будет смыта грязь, сметен порок, стихнут козни во дворце. В списки некий чин меня вписал — имя вымарал другой, Не везло мне — только удалось к варварам забраться в Цзинь. [783]Что судебный исполнитель? [784]Тля! Если жалобу подам, То накажут палками меня да затопчут в пыль и в грязь. А из тех, кто начинал со мной, в гору многие пошли… Тяжко подыматься в высоту по Небесному пути». [785]Ты окончил песню, а теперь слушай то, что я спою, Подарю тебе я песнь мою, столь несхожую с твоей: «Ночью ныне ярок лунный свет — хватит и на целый год, Жизнь стремится по стезе судьбы, и другого нет пути. Если есть вино, а ты не пьешь, то зачем луне светить?» Посетив храмы Хэнъюэ [786]и переночевав в храме на вершине горы, оставляю надпись на надвратном павильоне Пять гор по уставу обрядов стоят, как гордые гуны, Четыре горы — что стражи, и высится Сун [787]в середине. Земля на Хэнъюэ пустынна, немало чудес там встретишь: Там небо горам дарует волшебную власть и силу. Росою и облаками горы половина сокрыта, Хоть есть у нее вершина, кто в силах ее достигнуть? Туда я как раз приехал во время осенних ливней. Дух инь [788]был угрюм и темен, и чистый ветер не веял; Вознес я моленье сердцем, от суеты отрешенным,— Или неверно, что к Небу взнесется праведный голос? Лишь миг — и туман растаял, и гор вершины открылись; Взглянул я вверх: как огромен простор пустоты лазурной! Цзыгай [789]протянулась далеко, пока Тяньчжу не коснулась, Шилинь обрушилась, прянув, и на Чжуюн навалилась. И вдруг душа взволновалась, я спешился поклониться, Меж сосен и кипарисов спешу во дворец чудесный. [790]Колонны алые ярки, светятся белые стены, Ало-сини картины и поклоненья предметы. Всхожу, в поклоне сгибаясь, вручаю вино и мясо,— Пусть эти дары ничтожны, но искренность несомненна! Старик премудрый во храме желания духов знает, Бесхитростен он и весел, любезен к духам и гостю; Гадательные таблички раскинуть мне предлагает И говорит, что выпал мне самый счастливый жребий. Я изгнан, как крыса, в пустыню, но, к счастью, еще не умер, Еды бы малость, одежды — и здесь до смерти останусь. Не буду вовек я князем, сановником, полководцем — И даже духи едва ли доставить мне счастье могут. Ночую в буддийском храме, всхожу на высокую башню — Светлы облака, и в небе луны и звезд переливы. Кричат обезьяны в роще, мне слышен звон колокольный, Холодное белое солнце рождается на востоке. вернуться Пятнадцатый день восьмой луны— Праздник середины осени и почитания луны, а на юге Китая, в Кантоне, еще и Праздник фонарей. Это день самой яркой луны в году. вернуться Чжан Гун-цао— друг поэта Чжан Шу, переживший вместе с Хань Юем опалу и ссылку на юг. вернуться …нет Реки среди небес. —То есть не видно Млечного Пути, который по-китайски именуется Небесной Рекой. вернуться Ямынь— чиновничья управа, канцелярия. вернуться Новый государь у нас теперь… — В 805 г. на престол вступил император Сянь-цзун. вернуться Не везло мне — только удалось // к варварам забраться в Цзинь.— Поэт говорит, что амнистия в связи с воцарением нового императора не коснулась его, — изменилось лишь место ссылки. вернуться Судебный исполнитель— должность, которую занимал Чжан Гун-цао. Здесь он поет о себе. вернуться Тяжко подыматься в высоту // по Небесному пути. — То есть достичь успеха в чиновничьей карьере столь же трудно, как взобраться на небо. вернуться Гора Хэнъюэ, или Хэншань — южная из пяти священных гор. — См. сноску 492. вернуться Сун— то есть Суншань, центральная из них. вернуться Цзыгай, Тяньчжу, Шилинь, Чжуюн— горы, окружающие Хенъюэ. вернуться …спешу во дворец чудесный. —То есть в храм на горе Юйсы. |
