Летом, в южной беседке думаю о Сине старшем Вот свет над горою внезапно упал на запад И в озере месяц неспешно поплыл к востоку. Без шапки, свободно дышу вечерней прохладой, Окно растворяю, лежу, отринув заботы. От лотосов ветер приносит душистый запах. Роса на бамбуках стекает с чистым звучаньем. Невольно захочешь по струнам циня ударить, Но жаль, что не вижу того, кто напев оценит… При чувствах подобных о друге старинном думы, А полночь приходит — и он в моих сновиденьях! Ночью возвращаюсь в Лумэнь [620] В горном храме колокол звонкий — померк уходящий день. У переправы перед затоном за лодки горячий спор. Люди идут песчаной дорогой в селения за рекой. С ними и я в лодку уселся, чтоб ехать к себе в Лумэнь… А в Лумэне месяц сияньем деревья открыл во мгле. Я незаметно дошел до места, где жил в тишине Пан Гун. В скалах проходы, меж сосен тропы в веках берегут покой. Только один лумэньский отшельник придет и опять уйдет. На горе Сишань навещаю Синь Э Колышется лодка — я в путь по реке отправляюсь: Мне надо проведать обитель старинного друга. Закатное солнце хоть чисто сияет в глубинах, Но в этой прогулке не рыбы меня приманили… Залив каменистый… Гляжу сквозь прозрачную воду. Песчаная отмель… Ее я легко огибаю. Бамбуковый остров… Я вижу — на нем рыболовы. Дом, крытый травою… Я слышу — в нем книгу читают… За славной беседой забыли мы оба о ночи. Мы в радости чистой встречаем и утренний холод… Как тот человек он, что пил из единственной тыквы, Но, праведник мудрый, всегда был спокоен и весел! [621] Пишу на стене кельи учителя И Учитель там, где занят созерцаньем, [622] Поставил дом с пустынной рощей рядом. Вдаль от ворот — прекрасен холм высокий. У лестницы — глубоко дно оврагов… Вечерний луч с дождем соединился. Лазурь пустот на тени дома пала… Ты посмотри, как чист и светел лотос, И ты поймешь, как сердце не грязнится! Ночую в Тунлу на реке. Посылаю друзьям в Гуанлин Во мраке горы слышу горький плач обезьян. Синея, река убыстряет ночной свой бег. А ветер шумит меж деревьев на двух берегах. И светит луна над одним сиротливым челном… Но местность Цзяньдэ не родная моя земля. Вэйянских моих вспоминаю старых друзей. И я соберу два потока пролитых слез И вдаль отошлю к ним на западный берег морской. Мои чувства в последнюю ночь года И тяжел и далек путь за три горных края Ба [623] По опасным тропам где идти десять тысяч ли. Средь неравных вершин на проталине снежной в ночь С одинокой свечой из иной страны человек. Отдвигается вдаль кость от кости, от плоти плоть, И на месте родных верный спутник — мальчик-слуга. Где же силы терпеть эту в вечных скитаньях жизнь? С наступлением дня начинается новый год. Ночью переправляюсь через реку Сян Путешествуя, гость к переправе спешит скорей. Невзирая на ночь, я плыву через реку Сян. В испареньях росы слышу запах душистых трав, И звучащий напев угадал я — «лотосы рвут». Перевозчик уже правит к свету на берегу. В лодке старый рыбак, скрытый дымкой тумана, спит. И на пристани все лишь один задают вопрос — Как проехать в Сюньян, он в какой лежит стороне. На прощанье с Ван Вэем В тоскливом безмолвье чего ожидать мне осталось? И утро за утром теперь понапрасну проходят… Я если отправлюсь искать благовонные травы, Со мной, к сожаленью, не будет любимого друга, И в этой дороге кто станет мне доброй опорой? Ценители чувства встречаются в мире так редко… Я только и должен хранить тишины нерушимость,— Замкнуть за собою ворота родимого сада! В ранние холода на реке мои чувства Листья опали, и гуси на юг пролетели. Северный ветер студён на осенней реке. В крае родимом крутые излучины Сяна. В высях далеких над Чу полоса облаков. Слезы по дому в чужой стороне иссякают. Парус обратный слежу у небесной черты. Где переправа? Кого бы спросить мне об этом? Ровное море безбрежно вечерней порой… К вечеру года возвращаюсь на гору Наньшань В Северный дом больше бумаг не ношу. К Южной горе вновь я в лачугу пришел: Я не умен, — мной пренебрег государь; Болен всегда, — и поредели друзья. Лет седина к старости гонит меня. Зелень весны году приносит конец. Полон я дум, грусть не дает мне уснуть: В соснах луна, пусто ночное окно… вернуться Лумэнь— гора на юго-востоке Сянъяна (в нынешней провинции Хубэй), где жил уединенно поэт Пан Гун, или Пан Дэ-гун, — обитавший некогда в Лумэне отшельник времен Поздней Хань (25—220). вернуться Как тот человек он, // что пил из единственной тыквы, // Но, праведник мудрый, // всегда был спокоен и весел! — Мудрым праведником назвал Конфуций своего ученика Янь-юаня, у которого была одна-единственная корзина для еды и одна-единственная тыква-горлянка для питья, и жил он в нищем переулке, но никогда не изменял своей веселости. вернуться Учитель там, // где занят созерцаньем… — Созерцанье. — Здесь имеется в виду буддизм секты чань. Лотос— символ чистоты, он растет в тине, но не испачкан ею. вернуться Три горных края Ба(на с. 272 — Саньба) — местность на востоке нынешней Сычуани. |