В годы Тайюань правленья дома Цзинь
[541]человек из Улина
[542]рыбной ловлей добывал себе пропитание.
Он плыл по речушке в лодке
и не думал о том, как далеко он оказался от дома.
И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев,
что обступили берега на несколько сот шагов;
и других деревьев не было там,—
только душистые травы, свежие и прекрасные,
да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.
Рыбак был очень поражен тем, что увидел,
и пустил свою лодку дальше,
решив добраться до опушки этого леса.
Лес кончился у источника, питавшего речку,
а сразу за ним возвышалась гора.
В горе же был маленький вход в пещеру,
из которого как будто выбивались лучи света.
И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру,
вначале такую узкую,
что едва пройти человеку.
Но вот он сделал несколько десятков шагов,
и взору его открылись яркие просторы —
земля равнины, широко раскинувшейся,
и дома высокие, поставленные в порядке.
Там были превосходные поля, и красивейшие озера, и туты, и бамбук, и многое еще.
Межи и тропинки пересекали одна другую,
петухи и собаки перекликались между собою.
Мужчины и женщины, — проходившие мимо и работавшие в поле, — были так одеты,
что они показались рыбаку чужестранцами;
и старики с их пожелтевшей от времени сединой,
и дети с завязанными пучками волос
были спокойны, полны какой-то безыскусственной веселости.
Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились
и спросили, откуда и как он явился.
Он на все это им ответил.
И тогда они пригласили его в дом,
принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение.
Когда же по деревне пошел слух об этом человеке,
народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.
Они говорили: «Деды наши в старину бежали от жестокостей циньской поры,
[543]с женами и детьми, с земляками своими пришли в этот отрезанный от мира край
и больше уже отсюда не выходили,
так и расстались со всеми теми, кто живет вне этих мест».
Они спросили, что за время на свете теперь,
не знали они совсем ничего ни о Хань
[544],
И этот человек подробно, одно за другим, рассказал им все то, что знал он сам,
и они вздыхали и печалились.
И все они без исключения радушно приглашали его в гости к себе в дома
и подносили ему вино и еду.
Пробыв там несколько дней,
он стал прощаться.
Обитатели этой деревни сказали ему:
«Только не стоит говорить о нас тем, кто живет вне нашей страны».
Он ушел от них
и снова поплыл в лодке,
держась дороги, которою прибыл,
и всюду-всюду делая отметки.
А вернувшись обратно в Улин,
он пришел к правителю области и рассказал обо всем, как было.
Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком
и поискали бы сделанные им отметки,
но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.
Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Наньяне
и прославившийся как ученый высоких правил,
узнав обо всем,
обрадовался, стал даже готовиться в путь,
но так и не успел:
он вскорости заболел и умер.
А после и вовсе не было таких, кто «спрашивал бы о броде»!
[547] Вот что было при Ине
[548]: он нарушил порядок неба,
И хорошие люди покидали мир неспокойный.
Ци с друзьями седыми на Шаншане в горе укрылись
[549],
Люди повести этой тоже с мест насиженных встали.
И следы их былые не нашлись, как канули в воду,
И тропинки их странствий навсегда заросли травою…
Каждый кличет другого, чтобы в поле с утра трудиться,
А склоняется солнце, и они отдыхать уходят…
Там бамбуки и туты их обильною тенью дарят.
Там гороху и просу созревать назначены сроки.
Шелкопряды весною им приносят длинные нити,
С урожаем осенним государевых нет налогов.
На заглохших дорогах не увидеть путников дальних.
Лай собак раздается, петухи отвечают пеньем.
Форму жертвенной чаши сохраняют они старинной,
И на людях одежды далеки от новых покроев.
Их веселые дети распевают свободно песни,
Да и старцы седые безмятежно гуляют всюду.
Зацветают растенья, — люди помнят, — с теплом весенним,
Осыпаются листья, — им известно, — с осенним ветром.
Хоть они и не знают тех наук, что считают время,
Все же строятся сами в ряд четыре времени года.
Если мир и согласье, если в жизни радостей много,
То к чему еще нужно применять ученую мудрость?..
Это редкое чудо пять веков как спрятано было,
Но в прекрасное утро мир нездешний для глаз открылся.
Чистоту или скверну не один питает источник.
Мир открылся, но снова возвращается в недоступность…
Я спросить попытаюсь у скитающихся на свете,
Что они понимают за пределом сует и праха.
Я хотел бы тотчас же устремиться за легким ветром,—
С ним подняться бы в выси, с ним искать бы тех, кто мне близок!
