Йогешвара * * * Огромная туча-кошка Огненным языком Лакает лунные сливки Из кастрюли ночных небес. Вишакхадатта [227] * * * Небеса в покое нарастающем Кажутся божественными водами, Что текут беззвучно в вышине, С отмелями белых облаков, С криками летящих журавлей, С лотосами-звездами в ночи. Абхинанда * * * Раздавленный повозками тростник Обрызгал соком сладким колею, Что пыль шафранную несет, как стяг. Слетелись попугаи на ячмень, Колосья полновесные склонивший. От рисового поля — к водоему Проплыли вдоль канавы пескари. Пастух прилег на отмели, где тело Приятно охлаждает ил речной. Мадхушила * * * Меж грудей, подобно снизкам жемчуга, Матово мерцают стебли лотосов. Около ушей свисают лилии — Двум серьгам затейливым замена. А пробор проложен не рубинами,— Бандхудживы рдяными цветами. Сколько драгоценностей Время урожая Подарило девочке, Стерегущей рис! Вачаспати * * * Вздрагивают веточки горчицы, Отягченной острыми стручками. Под ююбой стоя, без труда Дети рвут плоды с ветвей склоненных. Зрелый сахарный тростник из листьев Выпростал коленчатые стебли И, ручным давилом пригнетен, В изобилье брызжет сладким соком. Саварни * * * Гу́нджи [228]созревшей растрескался плод, И обнаружились красные зерна, Схожие с глазом влюбленной кукушки. Эти пурпурные зерна — единственный След бытия плодоносной лозы. В листьях, в побегах — она уничтожится: Смертная стужа сожжет их дотла. Йогешвара * * * Поля сухие, где созрел кунжут, Прельщают голубей. Цветы горчицы, Приобретя коричневый оттенок, Сменяются стручками. Коноплю Раскидывает ветер, что сечет, Вгоняя в дрожь, крупою снежной тело, И путники, вступая в перебранку, Теснятся у общинного огня. * * * Тепло соломы вихрем ледяным Уносится. Крестьяне то и дело, Огонь угасший силясь пробудить, Мешают хворостинами в костре. Пахучий дым курится над половой Горчичной. Треск и шорох шелухи Сопутствуют благоуханью, Разлитому над зимним током. Неизвестные поэты
* * * Прекрасна ночь, когда сверкает месяц. Хвала тебе, колеблющий волну! О месяц! Разве не в твое сиянье Невидимой рукой закинут мир, Вместивший страны света целиком, С грядами гор и водами речными? * * * Сперва он отливал густым багрянцем, Под стать китайской розе, а потом Медово-красным сделался, как щеки Гречанки юной, выпившей вина, Но просветлел, как зеркало златое, И, словно белый та́гары [229]цветок, Теперь блестит на небе диск луны. Мурари [230] * * * В ночи небесную стреху́ Термиты тьмы проели, И видно звездную труху, Что сыплется сквозь щели. * * * Та — вверх, та — вниз, — весов метнулись чаши: Твое лицо — луны взошедшей краше! Но звезды вышли на простор небес Веем сонмом, подчинясь ее главенству — Помочь холодному несовершенству Создать красе твоей противовес. Раджашекхара * * * В твоем присутствии — луну взошедшую не славят. Где кожа светится твоя — там злата в грош не ставят. При виде глаз твоих поблек цветок на глади зыбкой. Сравнится ль амрита с твоей блистающей улыбкой? Мы осмеяли Камы лук, твоей любуясь бровью. Припомним истину одну, отринув многословье: Создатель дивного творенья терпеть не может повторенья! Неизвестные поэты * * * «Ножами я был изрезан, камнями расплющен я был. В огне меня жгли, топили в воде, охлаждая мой пыл. За эти заслуги — блаженство, на бедрах прекрасной покоясь, Обрел я!» — звенит бубенцами на ней златокованый пояс. * * * Лицо — луна, Рука — лилея, Речь — амрита, Уста — живая роза, Сердце — камень. Бхавабхути [231] * * * Живет в моем сознанье образ твой, Как будто вплавлен он или оттиснут, Как будто кистью вписан иль изваян, Вдолблен, иль врезан, или врублен, Иль вставлен, как алмаз в оправу, Иль пригвожден, по воле Камы, Божественными стрелами пятью; Как будто крепко-накрепко вплетен Он в нескончаемые нити мыслей. вернуться Вишакхадатта— драматург (см.: Вишакхадатта. Мудраракшаса, или Перстень Ракшасы. Перевод с санскрита В. Г. Эрмана. М.—Л., 1959). вернуться Гунджа— вьющееся растение, на котором созревают красные ягоды. вернуться Тагара— растение с крупными белыми цветами. вернуться Бхавабхути— знаменитый драматург VIII в. (см. том БВЛ «Классическая драма Востока»). |
