— Местный директор — настоящий энтузиаст своего дела. Чего только не изобретал он для привлечения посетителей! Устраивал викторины, конкурсы, даже соревнования типа «Мама, папа, я — интеллигентная семья». Снимал рекламные ролики, выдумывал скандальные истории для «желтой» прессы. Наконец, добился утверждения обязательных экскурсий в программе школьного образования, а взрослым стал попросту приплачивать за визит.

— Из каких же фондов?

— Сам рисует, он ведь художник. Посетителей мало, денег много…

— Но это же уголовное преступление!

— Преступление — это когда кому-то во вред, а у него все только на благо.

— Но если кто-нибудь узнает…

— А все и так знают. Думаете, люди бегут с этими деньгами в магазин? Нет, оставляют на память и хвастают перед знакомыми: прикинь, я побывал в настоящем музее!

Они ступили в просторный холл и остановились у турникета.

— Нужно вызвать кассира, — пояснил реставратор, нажимая на кнопку.

В турникете отворилось окошечко, и электронный голос произнес:

— Цель визита?

— Наслаждение искусством.

— Возраст, образование, профессиональные склонности?

Посетители терпеливо ответили на вопросы, и в руки им вывалилась пачка банкнот.

— Добро пожаловать! — произнес электрокассир, и турникет озарился приветливым зеленоватым свечением.

— Вперед, — скомандовал реставратор, сжимая в руке автошпаргалку с планом музея. — Мы знаем номер зала, где хранится книга. Нужно пробежать как можно больше, пока за нас не взялась программа экскурсионного обслуживания.

Однако преодолеть галереи в резвом марш-броске им не удалось: путь преградила выдвижная панель с диктофоном, экраном и множеством кнопок непонятного предназначения, и знакомый голос произнес:

— Будьте любезны поделиться своим мнением по поводу представленной в Греческом зале…

— Хватит издеваться! — не выдержал реставратор. — Я прихожу сюда уже который год и каждый раз должен отвечать на эти бесконечные вопросы. А ну, с дороги, глупая железяка, не то я расколочу тебя на запчасти!

Панель покраснела — видимо, от негодования — и оглушительно взвыла в аварийном режиме. Заработали невидимые глазу шестеренки. Проход освободился, и ошарашенные произведенным эффектом посетители увидели спешащего к ним человека с разметавшимися по плечам прядями седых волос.

— Это директор музея, — простонал заведующий реставрационной мастерской. — Умоляю, только не проговоритесь о книге, не то мы проторчим здесь до самого утра.

Директор подбежал к нарушителям спокойствия и остановился, прожигая их огненным взором. Вдруг на лице его отразилось удивление, а затем и искренняя радость:

— Акакий Сигизмундович?

— Добрый день, Феропонт Никодимович. Позвольте представить вам моего друга: Иван Иванович Птенчиков. Вы, вероятно, о нем наслышаны…

— Как же, как же: человек, возродивший интерес к «Камасутре», — просиял среброволосый директор музея и понимающе подмигнул мэтру. Иван покраснел гуще, чем адъютант начальника полиции, и почувствовал неодолимое желание провалиться сквозь землю. К сожалению, такой возможности ему не предоставили: директор уже подцепил своих гостей под белы рученьки и с силой тайфуна повлек в недра своего «лабиринта». Заведующий мастерской лишь скрипел зубами, неприметно поглядывая в план музея.

На одном из перекрестков движение неожиданно застопорилось. Не умолкающий ни на минуту директор настойчиво пытался развернуть всю компанию направо, но реставратор, повинующийся голосу инстинкта и указаниям шпаргалки, упорно тянул налево. Страсти накалялись, взгляды суровели, лбы противоборствующих покрылись испариной. Не выдержав гнетущего напряжения, Иван принял единственно возможное решение и, неожиданно для всех, рванул прямо в распахнутые двери зала Альтернативной живописи.

Учитель литературы морально подготовился увидеть нечто шокирующе-невразумительное, однако выставленная экспозиция его приятно удивила. На стенах скромно и с достоинством висели выполненные в реалистической манере сюжетные полотна. Почувствовав за спиной недовольное сопение реставратора, Иван поспешил придать своему лицу восторженное выражение и пошел вперед.

Что-то в этой «альтернативной живописи» настораживало, вызывало подсознательный дискомфорт. «Иван Грозный в ожидании рождения своего сына», — прочел Птенчиков название ближайшего шедевра. «И снова пятерка», «Застройка Помпеи элитными коттеджами»…

— Вам нравится? — с неожиданной робостью обратился к Ивану директор музея.

Реставратор ткнул мэтра в бок и зашептал:

— Это он сам рисовал…

— О… очень неожиданная трактовка идеи альтернативы в искусстве, — промямлил Иван.

— Каждый из нас должен стараться сделать мир чуточку лучше. Хотя бы в области, подвластной его дарованию. Меня часто приводит в недоумение выбор сюжетов творцами: к чему этот пессимизм, черные краски, надломленные линии? Я выбираю путь жизнеутверждения! Кстати, вам никогда не приходила в голову мысль переписать «Анну Каренину»? С вашим знанием «Камасутры»… — Седой борец за победу оптимизма мечтательно закатил глаза.

Реставратор наступил на ногу задохнувшемуся от возмущения Птенчикову:

— Не возражайте, это бесполезно.

Учитель медленно сдулся.

— Да, в ваших рассуждениях есть рациональное зерно… — Он невольно взглянул на лучащегося добродушием Грозного. — Только Иоанн Васильевич никогда не был таким курносым.

— Откуда нам знать, как выглядел Грозный. Это все, батенька, ИСТОРИИ.

«Я пил с ним в подвале мальвазию из литых подсвечников!» — чуть не брякнул Иван, но вовремя воздержался от сенсационных сообщений.

Меж тем реставратор решил воспользоваться тем, что увлеченный разговором директор ослабил бдительность, и выскользнул из зала. К тому моменту, как его хватились, он успел проникнуть в галерею искусства Востока и склонился над интересующей Птенчикова книгой.

— Трогать экспонаты руками категорически воспрещается! — негодующе вскричал директор музея, обнаружив наконец своевольного гостя.

— А руками их никто и не трогает, — невозмутимо обернулся к нему реставратор и продемонстрировал изящный пинцет.

— А-а, — протянул директор, разглаживая суровую складку меж седых бровей. — Тогда другое дело.

— Мэтр, я слышал, вы изучали арабский? — незаметно подмигивая, осведомился реставратор у Птенчикова. — Не подскажете, о чем идет речь в этом манускрипте? Уж больно любопытные иллюстрации.

— С удовольствием! — откликнулся Птенчиков, элегантным движением плеча оттирая директора в сторону.

Вот она, книга! Лежит перед ним во всей своей красе. Раза в три больше, чем сделанная Антиповым копия. Хрупкие от старости листы, знакомые миниатюры, сплетающая таинственные узоры арабская вязь. Запасливый реставратор протянул ему еще один пинцет. Птенчиков осторожно подцепил страницу.

Ну, и что же делать дальше? С одного взгляда тайну Антипова не разгадать. Нужно изучить тексты, сравнить подлинник с копией, определить, какие миниатюры художник посчитал для себя важными, а какие выпустил за ненадобностью… Что-то перемудрил господин реставратор со своей конспирацией: разве можно выпросить книгу у директора музея, не сообщая ему, что она представляет определенный интерес?

Птенчиков перелистнул еще страницу. За его спиной раздался недоуменный возглас:

— Ничего не понимаю… Как такое возможно?

Взволнованно пыхтя, директор отпихнул Ивана и в свою очередь склонился над книгой.

— Феропонт Никодимович… — севшим голосом произнес реставратор.

— Да, Акакий Сигизмундович…

— Это же… это же открытие века!

— Или гнусная фальсификация.

— Экспертизу!

— Всенепременнейше.

— Выходит, Антипов знал…

— Антипов? Тот талантливый юноша из вашей мастерской? Но почему он ничего не сказал?..

Терпение Ивана лопнуло:

— Извините, что вклиниваюсь в вашу беседу, но не согласитесь ли вы объяснить, о чем, собственно, речь?

Художники оторвались от книги и разом выдохнули: